— Если я найду наркотики, то должна буду сообщить о вашей попытке проникнуть на место преступления. Учитывая ваш послужной список… — Она пошла обратно на пятый этаж, явно не желая оставлять труп без присмотра, пока я еще в здании. — Не найдете, — сказал я ей вслед. Она остановилась, но не обернулась: — Почему вы так уверены, детектив-констебль? — Тут что-то другое. — Кому знать, как не вам. — Она поднялась по лестнице и исчезла из виду. Я остался один на лестничной площадке. Мне не хватало воздуха. Женщина отдернула руку, когда он попытался за нее ухватиться. Мальчик очутился в ярмарочной толчее между рядами прилавков. Взрослые — вдвое выше его — шли в разных направлениях, на уровне глаз мелькали руки. Мальчик потянул за руку другую женщину, но та высвободилась и исчезла в толпе, и он, запыхавшись, остановился. Его толкали со всех сторон. Он потянулся к другой, вроде бы знакомой руке. Синие вены, длинные ногти, серебряные кольца. На этот раз он сжал руку крепче и не выпустил, когда его поволокли прочь из толпы. Только ухватился за запястье обеими руками и повис, шаркая ногами по земле. Женщина остановилась и еще раз дернула рукой. Потом наклонилась к мальчику: — Ты чего прицепился? Мальчик отпустил ее запястье. У этой женщины только руки походили на материны, а так она была моложе. От нее пахло цветами. Она смотрела на мальчика с жалостью и любопытством. Он открыл рот, еще не зная, что скажет, но света вдруг стало меньше. Чья-то тень заслонила солнце, плечо сжала крепкая ладонь. — Кош, вот ты где, приятель. Не убегай больше, ладно? До смерти напугал. Выражение лица женщины изменилось. Она убрала упавшую на глаза прядь темных волос, выпрямилась и, сощурившись, посмотрела на говорившего. Мальчик обернулся и задрал голову. На фоне солнца был виден лишь темный силуэт. Квадратный подбородок, как у супергероя, и широченные плечи. — Ваш мальчик? — спросила женщина, наклонив голову набок. — Да, наказание мое. — Мужчина шутливо улыбнулся. — За что — не скажу. А я Бейтмен. — Он протянул ей руку, и она пожала ее. — Холли, — представилась она и добавила, явно пытаясь завязать разговор: — Забавное у него имя… Мальчик часто замечал, что женщины так себя ведут в присутствии Бейтмена. — Хотите узнать, откуда такое? Холли сморщила нос, кивнула. — «Кош» — сокращенно от «кошелек». — Бейтмен провел рукой за ухом мальчика и положил монетку в его раскрытую ладонь. — Мальчонка — золотая жила. Холли рассмеялась. Стало ясно, что она не просто молода, а юна. Бейтмен шагнул к ней, предложил закурить. — Живете рядом, Холли? Ее выражение лица снова изменилось, она переступила с ноги на ногу. Бейтмен вернулся в машину только с наступлением темноты. Холли сказала, что ее родители уехали до завтра, и Бейтмен пошел посмотреть ее дом. Когда он вернулся, от него пахло цветами. Он понюхал свои пальцы, нашел в карманах сигарету, зажег ее и ухмыльнулся. Докурил сигарету почти до фильтра, не глядя на Коша. Потом завел руку за ухо мальчика, будто чтобы достать очередную монетку, но вместо этого крепко схватил его за волосы и поднес к лицу тлеющий окурок: — Матери ни слова, понял? Кош кивнул, неотрывно глядя на пламя. Бейтмен усмехнулся и отпустил его. — Ну-ка, посмотрим, чем ты сегодня на рынке разжился. Кош открыл бардачок и вытащил оттуда улов. Кольца женщин, за чьи руки он цеплялся, и три бумажника, которые умыкнул у мужчин. Бейтмен проверил содержимое бумажников, вынул наличные и кредитки, а сами бумажники вышвырнул в окно. Потом положил кольца себе в карман и завел мотор. Перед тем как выехать на шоссе, снова посмотрел на мальчика: — Мать твою, точно золотая жила. II Красные глаза[6] 1 Я не сразу понял, где нахожусь. Меня будто перенесли куда-то во сне. Трезвонил телефон. Я вылез из постели и взял трубку. — Алло. — Мой голос прозвучал на удивление хрипло. Ответа не было. Яркое теплое солнце светило прямо в глаза, вокруг стояла тишина. Я прислонился к стене, с наслаждением подставив лицо солнечному свету, которого мне перепадало так мало. — Кто это? Тишина. Чье-то дыхание. Потом связь оборвалась. Я немного подождал, отнял трубку от уха и подошел к окну. В этой квартире в Северном квартале я прожил уже год, но она по-прежнему казалась чужой и незнакомой. Я переехал сюда из-за прошлого задания, оборвав связи со старыми друзьями. Теперь их предстояло восстанавливать. Все эти месяцы моя жизнь будто стояла на паузе: днем я спал, ночью работал. С прошлого дежурства вернулся в шесть утра. Шел десятый час. Рано утром под окнами грохотал транспорт, теперь на улице было тихо. В припаркованной у подъезда машине бубнило радио, по тротуару цокали женские каблучки. Я пошел в ванную и посмотрел в зеркало. Работа по ночам сделала свое дело. Лишила лицо красок. Остались только темные круги под глазами. Иногда наутро я с трудом узнавал себя в зеркале. На самом деле менялось лишь мое представление о себе, но теперь эти перемены в восприятии происходили с пугающей быстротой. Иногда мне казалось, что отражение в стекле искривляется и плывет. То ли потому, что организм окончательно избавлялся от последствий многолетнего употребления наркотиков, то ли из-за психологической травмы. С каждым днем мне все больше открывалась некая ужасная и непреложная правда о себе. Это стало еще одним поводом с головой уйти в ночные дежурства. Там можно было исчезать и полностью меняться. Скрывать свою личность. Как улыбающийся человек. Обычно присутствие покойника ощущалось как некая пустота, однако здесь передо мной будто разверзлась черная дыра. Стромер сказала, что не обнаружилось ни удостоверений личности, ни этикеток на одежде. Будто человек хотел исчезнуть, полностью лишиться собственного «я». Однако гостиничный номер содержал какие-то знаки. В свое время я много размышлял над феноменом безымянных смертей. У подножия горы Фудзи есть Аокигахара — «лес самоубийц» с непроходимыми чащами. В Индии — город Варанаси, где палящий жар погребальных костров ежедневно превращает в пепел сотни тел. Река Ганг, где вводят себе в вену героин, а потом заходят все глубже в зловеще-мутную воду и исчезают, уносимые коварным течением. Смерть в «Палас-отеле» была чем-то иным. Провалом чьего-то блестящего плана. Весь облик умершего был обезличенным, однако в выборе номера и вида за окном проглядывала индивидуальность. Сам ли он их выбирал — другой вопрос. Снова зазвонил телефон; я вернулся в гостиную. — Проснись и пой, красавчик. — Привет, Сатти. — Я почти чувствовал, как у него воняет изо рта. — Чем могу помочь? — Смени свой фирменный кисляк на улыбочку и дуй в больницу. — Охранник проснулся? — Увы, да. Надо, чтобы первым делом он увидел твои вечно недовольные голубые глазки. Подержи его за руку, пусти скупую слезу, он и расколется. — А разве мы не должны передать дело дневной смене? — Мне хотелось знать, насколько прочно мы увязли в этом деле и стоит ли тратить на него силы. — Официально расследование поручено сержанту Латтимеру. — Ему, значит, свинью подложили. — Я пообещал, что ты поможешь с беготней. — Да ну? — Дело пойдет мне в зачет, Эйд. По договоренности между Сатти и Латтимером всю беготню обычно поручали мне. Возражать почему-то не хотелось. — Что, по-твоему, может знать сторож? — спросил я. — Может, он ненадолго умер и теперь знает, что там, за чертой? Сам узнавай. Меня больше интересует, что случилось перед тем, как его огрели огнетушителем. Попробуй понять: преступник он или жертва. — Поеду прямо сейчас. — И спроси про второго сторожа. Маркуса Кольера. — Что о нем известно?