– Что поделаешь, милая Адичка, летом полагается жара, – весело причитал Борис Владимирович. Он на вытянутых руках, как хлеб-соль, нес в дом самую большую картонку. Аделаида Петровна наконец заметила Лизу. Ее лицо выразило слащавое отвращение. – Дитя мое! Вы у нас? Вы, как всегда, прелестны, – пропела она. – Мы с Мурочкой чай пили. У вас в беседке очень мило, – ответила Лиза тем ледяным светским тоном, который приводил в восторг Игнатия Феликсовича (он находил в ее манерах нечто английское). – Да, там недурно. Конечно, у нас не Ницца, но поскольку вы сами в Ницце никогда не были… – ядовито начала Аделаида Петровна, однако сил закончить фразу у нее не осталось. – Я изнемогаю, – объявила она еще раз. – Мне нужен абсолютный покой. И скорее обедать! Надеюсь, Саня сегодня купила сносную говядину? Аделаида Петровна двинулась к дому, по-парижски подобрав подол, так что плотно обрисовался ее скульптурный круп. – Да, кстати, – вдруг обернулась она к Лизе. – На вокзале я встретила вашего жениха. Ему срочно пришлось куда-то выехать – по-моему, в Новониколаевск. Он сетовал, что не успел с вами проститься. Очень сетовал! Теперь вы не увидитесь целых два дня. Для обрученных это, конечно, пытка и вечность! Радость, которая лишь одно мгновение сияла на Лизином лице, не укрылась от взоров Аделаиды Петровны. Эту радость она встретила улыбкой, в которой смешался ехиднин яд с неожиданным сочувствием. Лиза быстро поправилась и приняла постный вид. Но Аделаида Петровна подмигнула ей и своим круглым глазом, и густой соболиной бровью, тем самым приобщая к их общему теперь женскому миру – взрослому, непростому и лживому. Лиза ликовала: целых два дня свободы и почти счастья! Нет, полного счастья – все решено, и назад пути нет. Теперь домой спешить было незачем. Лиза вернулась в беседку с полосатыми занавесями. Там близнецы Фрязины снова объедались вареньем. Лиза тоже положила себе крыжовенного и налила из самовара целую чашку теплой воды. Гулять так гулять! И пусть заливается соловьем всемирно знаменитый сыщик Вова Фрязин. Тот снова сел на своего конька: – Бриллиантовая шайка вездесуща! Я составил хронологический список ограблений. Вот он! Прошлый август – какой-то Цеханов в Западном крае, октябрь – Сызрань, ноябрь – Киев, декабрь – Томск. В этом году ограбления участились – наверное, налетчики руку набили. Январь – Тула и Рига, февраль – Ковно, март – Мемель, апрель – снова Ковно, май – Могилев. Последние дела – Одесса, Житомир и Нетск. Вот это размах! – Какой толк от твоего списка? – заметила Мурочка. – Воры уже у нас в Нетске побывали и как в воздухе растворились. Как они выглядят? Сколько их? Они не делают ошибок, поэтому неуловимы. – О, не скажи! – воодушевился Володька. – Идеальных преступлений не бывает. Вспомни великого Шерлока Холмса: чем страннее и необъяснимее улика, тем легче раскрыть злодейство. – А где такие улики? Представь-ка их нам. Вова задумался. – Не отрицаю, мы имеем дело с преступниками высочайшего класса, – важно сказал он. – Их злодеяния тонко продуманы, чисто исполнены и до сих пор не раскрыты. Однако ошибочки попадаются! – Какие? Говори без выкрутасов. – Была одна ошибка, правда, похоже, быстро исправленная. Я уже говорил, бриллиантовая шайка никогда не берет редкостей и приметных камней, потому что такие вещи легче выследить у ювелиров и скупщиков краденого. Однако в нынешнем феврале, в Ковно, из магазина какого-то Добера, умерщвленного на месте, шайка похитила так называемый крест Боны Сфорца. Крест не продавался – это фамильная ценность, которую некий польский аристократ (фамилию в газетах не пишут) оставил как залог на три дня. – Ну, и где ошибка? – Крест – редкая вещь, очень старинная. С другой не спутаешь! Я тут даже срисовал ее. Мурочка и Лиза склонились над Володькиным рисунком, вклеенным в очередную синюю тетрадь. – Художник ты аховый, – сказала Мурочка. – Крест кривой и уродливый. Я бы на месте воров на такое не позарилась. – Что ты понимаешь, – обиделся Володька. – Это историческая ценность! Алмазы и рубины старинной огранки. У тебя что, вкус лучше, чем у этой Боны? – Я просто говорю, что ты плохо нарисовал. Но где тут ошибка и где исправление? – Ошибка в том, что взята известнейшая вещь! Ее изображения имеются даже в исторических трудах. А исправление в том, что вещь пропала бесследно. Ее владелец, поляк-аристократ, дал объявление, где пообещал громадный выкуп вернувшему. Но никто не отозвался. Крест как в воду канул! Может, эти негодяи в самом прямом смысле его в воду бросили – какая там в Ковно река протекает? Избавились от улики. Осторожные! – А еще какие ошибки? – допытывалась Мурочка. – Есть не ошибка, а маленький сбой. Вспомните все случаи, систематизированные мною. Накануне ограбления магазины посещала роскошная дамочка и выведывала, что ценного имеется у ювелира. Может, и несколько дам было, но я считаю, это одна и та же особа гримировалась и меняла парики. – И что из того? – пожала плечами Мурочка. – А то, что в шайке начался разброд и шатания! Прекрасная дама исчезла. Что с ней произошло? То ли совесть в ней заговорила, то ли она сбежала с крестом Боны Сфорца, то ли замуж вышла, то ли преставилась – но она пропала! В Одессе, Житомире и Нетске не было уже никакой дамы. Если разыскать ее следы, если она жива и раскаялась… – Держи карман шире! – засмеялась Мурочка. – Это детская сказка какая-то, а не расследование. Все тут неправдоподобно. Правда, Лиза? Ну, скажи хоть что-нибудь! Лиза все это время сидела молча и водила чайной ложкой по скатерти. Мурочка знала, что влюбленные всегда думают о своем, отчего они замкнуты, невнимательны и на редкость скучны в обществе. Однако выяснилось, что Лиза ничего из беседы не пропустила. – Почему ты, Вова, решил, что дама пропала? – спросила она. – Да потому, что в газетах про это не пишут! – ответил Вова. – Раньше всегда упоминали, что расфуфыренная особа была у ювелиров. Вот ее описания: «пикантная брюнетка с роскошными формами и родинкой над левой бровью» или «гибкая блондинка в шляпе с перьями марабу, под густой лиловой вуалью». Попадалась и шатенка с проседью, и неизвестно кто с едва заметным акцентом. А последнее время никаких дам не видели. – Или не обратили внимания, – тихо сказала Лиза. Ее лицо сделалось вконец серьезным и даже немного побледнело. – Не обратили внимания? – усмехнулся Вова. – Как можно не заметить шикарно одетую красавицу, которая рылась в бриллиантах битый час и ничего не купила? – Можно, – проговорила Лиза. – В Нетске, во всяком случае, такая дама была. Накануне ограбления, ближе к вечеру, она приехала в магазин Натансона, пересмотрела бриллианты, обещала купить что-нибудь завтра – и ушла. Вова даже из-за стола выскочил: – Откуда у тебя эти сведения? В «Нетском крае» про даму нет ни строчки! Даже в городе ничего такого не болтают – а ведь у нас любые слухи мигом разносятся. Что, у вас следователь Щуров в карты играл и проболтался? Или твой Пианович как-то прознал? Лиза покачала головой: – Никто ничего не прознал. Но то, что у Натансона была дама и смотрела бриллианты, я знаю точно, потому что эта дама – я. Володька замер с открытым ртом, а Мурочка с ложкой, полной варенья. Тишина воцарилась такая, что стали слышны не только гудение мух, но и какие-то дальние-дальние – за Нетью, наверное, – крики, и ход поезда на баснословном горизонте, и легкий звон собачьей цепи, и частый шорох, с каким Дамка во дворе чесала за ухом. – Я ничего не понимаю, – пролепетал наконец Вова. – И я, – сказала Лиза. – Думаю, когда пойму, останется только бежать куда глаза глядят. – Признайся, ты все это сочинила? – возмутилась Мурочка. – Не сочинила! Я была у Натансона с Игнатием Феликсовичем – он выбирал мне подарок. Там было колье, маленькая диадема с лучами и сплошной бриллиантовый браслет. Все это потом украли! – Это просто совпадение! – не желала сдаваться Мурочка. – Так всегда бывает! – Так, наоборот, совсем никогда не бывает. Вова схватил свою тетрадь: – Постой, я запишу! Мы ведь с Рянгиным сегодня на кладбище идем. Вдруг мы обнаружим тайник, а там все эти штуковины с лучами! – И ты, наконец, прославишься, – съязвила Мурочка. – Или вас там убьют, – тихо сказала Лиза. В голове у нее клочьями плыл туман. Обрывки незваных мыслей бродили друг за другом, картины проявлялись и исчезали – Ваня с синяком под глазом, Кашин кинжал, Ницца, человек в канотье, газета «Речь» с отделом происшествий. Все это складывалось в бесконечные, утомительные, странно правильные узоры. Такие получаются, когда крутишь картонный цилиндр калейдоскопа с его зеркальным нутром и горсткой битых стекляшек. Стекляшки брошены наобум – желтая, бутылочно-зеленая, аптечно-рыжая, рубиновая, синяя… – Мне пора идти, – сказала вдруг Лиза и встала из-за стола. – До завтра! Голос у нее был сухой, неприветливый, но Вова с Мурочкой не обиделись – они видели, что на душе у подруги смутно, плохо. От Фрязиных Лиза домой не пошла, постучалась в окошко к Пшежецким. Никто не отозвался. Лиза вошла во двор, поднялась на крыльцо, стукнула уже в дверь: – Антония Казимировна! Кася! Мать и дочь обе были дома. Выглянул в переднюю и ксендз Баранек с бумагами в руках и в очках на небольшом серьезном носу. Лиза вежливо улыбнулась: – Простите, но мне минутку нужно поговорить с Касей. Каша вышла на крыльцо, сгорая от любопытства. – Пойдем куда-нибудь в укромное местечко, – шепнула ей Лиза. – Туда, где никто не бывает и никто нас не услышит. Каша кивнула. Она повела Лизу за дом и за дровяной сарай, в густые кусты акации, облепленные паутиной. Там стояла кургузая некрашеная скамеечка, совершенно замаскированная досками и старой клеенкой. Конечно, у Каши должно было быть именно такое потайное, сплетенное из сора гнездо в самом глухом углу. Наверное, здесь она читала Зосин дневник и обдумывала, куда лучше ударить, чтоб убить наверное. А может, мечтала об Адаме и о безумной страсти. Не слишком здесь было живописно – но ведь жилы себе она вообще резала в нужнике! – Ты что-то узнала, Одинцова? – по-деловому спросила Каша. – Нет. А ты? Каша отрицательно потрясла своей рыжей головой. – Ничего не вышло! – сказала она. – Варнавин-Бельский уехал. Вот досада! Он гастролирует сейчас в Семипалатинске и Верном – туда к нему не подберешься. А ведь у него такие ручищи, что… Помнишь, как он Дездемону душил? И белый цветок на нее бросил, только не настоящий, а из тафты… – Не говори глупостей, – прервала Лиза. – Варнавин не мог убить: его, я знаю, тогда даже в городе не было. Живет он нараспашку – если б у него деньги Зосины появились, все бы заметили. И венчаться они не могли – Варнавин у нас только с прошлого сезона, а до этого в Пензе играл. Выбрось его из головы! Лучше покажи мне свой крестик – тот, Зосин. Каша пожала плечами, но крестик показала. Лиза потрогала кровавые рубины, тусклые бриллиантики. Похожи! – Ты слышала когда-нибудь о кресте Боны Сфорца? – Нет, – призналась Каша. – О кресте – нет.