– Каких проделок? – удивился Павел Терентьевич. – Значит, тебе еще предстоит узнать! Я очень надеюсь на твердость, благоразумие и такт Анны Терентьевны. Подумайте оба хорошенько и саму Бетти не забудьте спросить. Итак, Павел, поправляйся, завтра я заеду. Будь здоров! Павел Терентьевич долго лежал в одиночестве и уныло разглядывал блестящие склянки на столике. Он хотел думать о кошмаре своего положения, о своем легкомыслии, погубившем будущее семьи, но об этом не думалось. Он мертвой хваткой уцепился за соломинку, протянутую Пиановичем, и ничего не мог с собой поделать. Так хотелось все поправить! Оставалось только надеяться, что Лиза откажет непрошеному жениху. Тогда Павел Терентьевич возьмет и застрелится. Или лучше отравится? Последнее выглядело не так мужественно, но он, кажется, знал, где Матрена хранит крысиный яд. С такими мыслями Павел Терентьевич призвал к себе сестру. Анна Терентьевна вплыла в комнату и села у кровати. За день она исплакалась, опухла и лет на десять постарела. – Чего ты хочешь, Павел? – спросила она тоном королевы, приговоренной к усекновению головы. – У меня был Игнатий, – тихо сказал Павел Терентьевич. – Он обещал мне безвозмездно десять тысяч, если Лиза пойдет за него. Величавое, багровое, уже в новых, сегодняшних складочках и мешочках лицо Анны Терентьевны потускнело. Оно стало совершенно бессмысленным. Анна Терентьевна качнулась и тяжело рухнула со стула на бок, на ковер. – Боже! Анюта! Павел Терентьевич вскочил с кровати, потряс бесчувственную сестру за плечи, вылил на нее чай и бром. Он хотел как-то ослабить давивший ее шею высокий тугой воротник, но справиться с крючками не мог. Панически огляделся в поисках ножниц или ножа. Ничего подходящего в спальне не нашлось. Тогда Павел Терентьевич попробовал разорвать воротник руками. Анна Терентьевна захрипела и в ужасе выкатила глаза. – Анюта! Слава богу! Как ты меня напугала, – с облегчением вздохнул Павел Терентьевич. – Приляг! Тебе лучше? Прилечь Анна Терентьевна не пожелала. Она кое-как вскарабкалась на тот же стул, с которого падала, и спросила еле слышно, но строго: – Что со мной было? Павел Терентьевич замялся: – Я даже боюсь, Анюта, что-то теперь говорить. Я, дурак, тебя не приготовил, и ты в обморок упала. Не знаю даже, как начать… Обещай ничему не удивляться! Возьми себя в руки, воздуху вдохни побольше… – Да не тяни же, Паня! – А падать больше не будешь? Нет? Хорошо. Так вот, Пианович вернет моей конторе десять тысяч, если Лиза выйдет за него замуж. По-моему, это чушь собачья! Даже дико с его стороны… Лиза совсем ребенок, а прожект этот безумный и неприличный… – Ничего не вижу неприличного, – вдруг твердо возразила Анна Терентьевна. – Я ждала от Игнатия чего-то подобного, рыцарского. Он очень благороден. – Анюта, ты в своем уме? Что ты говоришь? Лизе еще два года в гимназии учиться! – Свадьбу можно отложить. Быть помолвленной – это очень красиво. Пианович человек гуманный, с тонкой душой… – Но не дурак, Анюта! – перебил сестру Павел Терентьевич. – Он практичен до мозга костей. Я так понял, он прямо сейчас хочет жениться. Он же не идиот, чтоб дать деньги мне завтра, а Лизу получить через два года. Бог знает что за это время произойдет – он, в конце концов, сам скончаться может от какой-нибудь холеры. Нет, он на отсрочку не пойдет! – О, я с ним поговорю, – тонко улыбаясь, пообещала Анна Терентьевна. – Однако даже если свадьба состоится завтра утром, это для нас единственный выход. Как ты не понимаешь, Паня! – Увы, понимаю, и очень хорошо. Но Лиза! Ты подумала о ней? Анна Терентьевна пожала плечами: – Что Лиза? Не стану тебе говорить всего – это в твоем состоянии может повредить, – но, к сожалению, Лиза… Ах, ну чем Игнатий Феликсович ей не жених? Он состоятелен, занимает хорошее положение в обществе. Дел его в подробностях я не знаю, но дурного ничего не слышала. К тому же – он так красив! – Ты находишь? Я, между прочим, предлагал ему жениться на тебе, но он не захотел. – Что? – вспыхнула Анна Терентьевна. – Как ты мог, Павел! Ты поступил как какой-то водевильный пошляк! В конце концов, это бесчестно по отношению ко мне. С чего ты взял, что я вдруг с ходу соглашусь… – Ага, а Лизу, значит, можно ему с ходу сплавить? – Павел! – Лицо Анны Терентьевны снова стало сизо-багровым. Брат и сестра долго пререкались, но после постного ужина в своем узилище Лиза была приглашена в гостиную. Она приготовилась слушать нотации и держаться крепко. Однако сконфуженный вид тети и отца ее озадачил. – Лиза, сядь, – королевским жестом указала Анна Терентьевна из своего кресла на другое, гостевое. Лиза присела почтительно, на самый краешек, но поняла, что ругать ее не будут. – На нашу семью, Лиза, обрушился нежданный удар, – объявила Анна Терентьевна и, не глядя, запустила руку в рабочую корзинку за слезным платком. – Мы на краю гибели… За таким многообещающим прологом последовал рассказ о крахе «Виктории», о десяти тысячах, о завтрашнем аресте отца, суде и разорении. Анна Терентьевна нарисовала живую картину продажи дома и всего имущества, мыканья по чужим углам среди нищеты и позора. Предложение Пиановича было представлено как благородный жест. Но как ни старалась Анна Терентьевна придать этому жесту побольше величия, сама она чувствовала, что есть тут какая-то неуловимая подпинка. Павел Терентьевич вдруг сорвался с дивана, куда перешел из спальни для решительного разговора с дочерью. – Нет, Лиза, не слушай всего этого! – закричал он. – Я, старый дурак, забылся, гнусно понадеялся – но нет! Это немыслимо! Лицо Лизы в продолжение теткиного рассказа было бесстрастно. Она очень прямо сидела в своем домашнем платьице, измятом от сегодняшнего долгого валянья на кровати. Быстрыми руками она заплетала и распускала кончик косы. Два отражения керосиновой лампы, стоявшей на тетином столике, пылали в ее глазах неподвижным рыжим огнем. – Павел! – оборвала брата Анна Терентьевна. – Давай обойдемся без достоевщины! Сядь, пожалуйста, на место. Я сейчас просто изложу Лизе суть дела, а она хорошенько поразмыслит и примет нужное решение. Не думаешь же ты, что я стану неволить ее или уговаривать? Просто вещи надо видеть такими, каковы они есть. Лиза умная девочка и с сердцем. Не скрою, предложение Игнатия Феликсовича неожиданно и несколько экстравагантно, но, если учесть все обстоятельства, нельзя не признать… – Ах, тетя, к чему столько слов? – вдруг тихо сказала Лиза, продолжая плести косу. – Все и так ясно. Я выйду замуж за Пиановича. 12 Анна Терентьевна ждала чего угодно, только не такого ответа. Она готова была к слезам, к шумной сцене, к обмороку, наконец. Однако Лиза была деловита и спокойна. Это ни в какие ворота не лезло! Павел Терентьевич тоже был потрясен. Он, как и утром, зарыдал, будто маленький ребенок. – Я так не могу! Мне стыдно! Я не вынесу, – пробормотал он и выскочил из гостиной. Анна Терентьевна осталась восседать в своем кресле и даже сохранила на лице королевскую гримасу с чуть поднятыми бровями и поджатым ртом. Но глаза ее отказались моргать и просто остекленели в орбитах. – Лиза! – воззвала она по светской привычке не замолкать в сомнительных ситуациях. – Надеюсь, ты отдаешь себе отчет… – Тетя, вы опять? Ну, чего воду в ступе толочь! Я все понимаю. Не идти же папе в тюрьму, а нам с вами в поломойки. – Не будь жестокой, Лиза! Мы не собираемся тебя принуждать. Ты вправе… – Ах, ничего я не вправе! И пусть будет, как я сказала, – отрезала Лиза. После долгой паузы, когда в беседу вступили гостиные часы, шумно отбившие одиннадцать раз, Анна Терентьевна вновь набралась смелости и открыла рот. Она мягко сказала: – Мы с папой понимаем, что ты еще очень молода. Я буду просить Игнатия Феликсовича отложить, насколько возможно, вашу свадьбу… – Он не согласится, поэтому лучше не тянуть, – отмахнулась Лиза. – Ты так загадочно это сейчас сказала! – удивилась Анна Терентьевна. – Быть может, есть что-то, чего я не знаю? Вы уже переговорили? Может, ты уже любишь его? – Нет, конечно. – Неужели Игнатий Феликсович нисколько тебе не нравится? – продолжала допытываться тетка. – Это странно! Он чрезвычайно красивый мужчина. – Ни капельки не нравится. И на отсрочки не согласится. Я ведь вижу, какой он. – И какой же? – Скверный до крайности. Он мне пока мало плохого сделал, но я его терпеть не могу. Поэтому свадьбу надо сыграть как можно быстрей. Анна Терентьевна раздраженно обмахнулась слезным платком, который призван был насквозь вымокнуть, но так ни разу и не был приложен к глазам. – Я тебя отказываюсь понимать, Лиза! – сказала наконец тетка. – Ты согласна выйти за человека, которого не терпишь? Я догадываюсь, что ты по-детски употребила слишком сильное слово, но все-таки… Ты обижена на Пиановича за то, что он сказал мне про… Нет, все равно не понимаю! Если терпеть не можешь, почему не откажешь? – Нам нужны десять тысяч. – Но твоя судьба? Твое счастье? – спрашивала Анна Терентьевна, краснея и ужасаясь. Больше всего она боялась, что Лиза воспользуется ее замешательством и отвергнет и Пиановича, и всеобщее спасение. – Мое счастье тут ни при чем, – отрезала Лиза. – К тому же я быстро с ним разведусь. Сейчас все так делают. – Лиза, что ты говоришь! – вскрикнула Анна Терентьевна. – Откуда у тебя такие мнения? – Бросьте, тетя! Мы живем в двадцатом столетии. Что ж делать? Я не люблю Пиановича, мне противно его так называемое благородство, меня тошнит от его красоты, но я выйду за него, и у нас будут эти десять тысяч. Все просто! Остальное – мое дело. Не надо только говорить о святости брака. Я очень устала. Спокойной ночи! Вялой походкой Лиза двинулась к двери, а на пороге задержалась: – Надеюсь, домашний арест с меня снят?