— Конечно, — улыбнулся Александр Петрович. — Я понимаю, что такое решение с ходу не принимают. И не сочти это шантажом, но на улицу я тебя не отпущу в любом случае — там ты погибнешь. — А что будет с остальными? — Это с твоими друзьями? Устроим их в детдома… Хорошие детдома, — увидел мою реакцию Александр Петрович. — Тогда я не согласен! — отрезал я и отвернулся к стене, давая понять, что разговор окончен. — Куда они — туда и я. — Почему? — удивился мой спаситель. — Все равно все сбегут. И я сбегу — я малявкам нужен, они без меня пропадут. Старшие ведь должны будут добывать деньги на еду. Кто за ними проследит? — Вот даже как… — Александр Петрович задумался. — А если я тебе пообещаю такой вариант, что твоим друзьям сбегать не захочется? Если они будут счастливы? Я снова повернулся к нему: — Если вы действительно поможете хорошо пристроить мальков, можете забирать меня хоть на органы. — Хм… — Этот непонятный и загадочный взрослый задумчиво изучал меня. — Ты очень интересный человек… не зачерствел. Но чтобы все устроить, мне нужно время. Хотя бы три недели. Ты обещаешь пробыть эти три недели в больнице? Врачебный уход тебе не помешает точно. — Обещаю, — буркнул я. Ага. Ищи дурака. — Ради твоих мальков. Если ты в самом деле так о них заботишься. Поймал. Я вздохнул. — Никуда я не денусь, пока они тут. — Тогда договорились. — А я ведь так и не поверил вам в тот раз в больнице. — Я знаю, — чуть улыбнулся куратор. — Плохой бы я был разведчик, если бы не понял этого. Слишком ты мне тогда понравился своей самоотверженностью. Мне не хотелось, чтобы ты снова оказался на улице, потому и принял меры, чтобы ты не сбежал, пока я занимался устройством всей вашей компании. — А если бы я все-таки отказался? — поинтересовался мальчик, разглядывая что-то в траве. — Куда бы вы меня, такого красивого и умного, дели? — Ого, — удивился Александр Петрович. — Неужели ирония? От тебя ее нечасто услышишь. Ну а сам-то как думаешь? — Поскольку тогда еще не знали о моей болезни… скорее всего, вы отдали бы меня в какой-нибудь специализированный детдом? — Хм… Почему именно специализированный? Начитался газет? Нет, просто подыскали бы приличный. Но и там я о тебе не забыл бы, и не надейся. По крайней мере, бандитом точно не дал бы стать. — Я знаю, чем заканчивают авторитеты… Александр Петрович опустил голову: — Извини. Не хотел напоминать. — Да ничего, я уже смирился. Володя резко поднялся и стал стаскивать с себя одежду. Разбежался голышом и сиганул в воду. Вынырнул метрах в десяти от берега и быстрым кролем поплыл через озеро. Вволю наплававшись, он выбрался на берег и поспешно натянул одежду прямо на мокрое тело — комары тут звери, голым не очень-то побегаешь. — Ты бы хотел встретиться со своими? — вдруг поинтересовался Александр Петрович. Володя на миг замер, потом покачал головой: — Нет. Пусть считают, что я умер — им ведь сообщили о моей болезни. Прощаться всегда тяжело. Александр Петрович снова появился в больнице через две недели. За это время меня отмыли и откормили, хотя лечением как таковым не занимались. Держали как в санатории — и все. — Пойдем, — с порога позвал он. Удивленный таким приглашением, я поспешил за ним. Мой спаситель привел меня к какой-то двери, приоткрыл ее и предложил посмотреть. Я осторожно заглянул. В холле перед лестницей, нервно теребя платок, сидела какая-то женщина в бежевом брючном костюме. Рядом с ней стоял мужчина в коричневом пиджаке и черных брюках. Он нервничал не меньше. Еще один мужчина, гораздо спокойнее этой парочки, стоял в сторонке. Тут в коридоре показалась медсестра, ведущая за руку Милку, та, в свою очередь, тащила на буксире Короля. За эти две недели они не расставались ни на минуту: где Милка — там и Король. Медсестра вывела детей в холл и тут же ушла, повинуясь жесту спокойного мужчины. Женщина вскрикнула и кинулась к Милке. Опустилась перед ней на колени, вглядываясь в ее лицо. Милка испуганно спряталась за Короля. Я чуть улыбнулся. — Леночка, — сказала женщина. — Ты не помнишь меня? Прости меня! Прости! — Она подалась вперед и сгребла девочку в охапку. — Я твоя мама, Леночка! Я вопросительно глянул на Александра Петровича. — Пришлось потрудиться, — сказал он. — Отпечатки рассылали во все города. В конце концов вышли на случай двухгодичной давности. На вокзале потерялась девочка трех лет, следов отыскать не удалось. Проверили, вроде все совпадает. Эти и правда два года назад приезжали сюда. Мать на две минуты оставила дочь без присмотра, повернулась, ее нет. То ли сама ушла, глупая ведь, то ли кто увел, но почему-то бросил, сейчас уже не узнаешь. Наш сотрудник на всякий случай побывал у них дома, посмотрел фотографии, снял отпечатки пальцев — родители в комнате не убирались, до конца надеялись, что дочь найдется. Потом сравнили с отпечатками девочки. Милка… нет, теперь уже Лена, плакала на плече у матери, при этом не отпуская руки Короля, который неловко топтался рядом, не зная, что делать. Ленку же словно прорвало, она, захлебываясь, принялась говорить о своей жизни, как ее нашел Гвоздь, как рассказывал сказки, как они удирали от милиции и как попрошайничали. Улыбка женщины превратилось в жалкую гримасу. Она всхлипнула, но сдержала себя и не заплакала. — Теперь все хорошо, доченька. Теперь все будет хорошо. Мы заберем тебя домой. Милка… Ленка отстранилась. — Нет. Я без Короля не пойду! И Шкета! Он защищал меня! — Короля? — Женщина беспомощно взглянула на мужчину. — Вот он. — Ленка вытолкала вперед друга. — А Шкет в палате лежит. Я сейчас… — Похоже, мне надо будет вмешаться, — сказал Александр Петрович. — Или хочешь к ним в семью? На миг у меня захватило дух. До слез захотелось, чтобы меня снова обняла мама, чтобы, если я заболею, она сидела у моей постели и поила горячим молоком с маслом. Собрав всю волю, я мотнул головой: — Нет. Как-то отстраненно я наблюдал за разговором Александра Петровича и семейной пары. Женщина не отпускала руку дочери, сильно сжав ее ладонь. Я видел, что Милке больно, но девочка даже не пискнула. Я побрел в палату. Александр Петрович появился через полчаса и сел рядом с кроватью. Я от стены не повернулся. — Они берут и вашего Короля. — Хорошо. — Лена плакала. Хотела с тобой попрощаться, когда я объяснил, что ты не можешь поехать с ними. — Трое — это было бы уже слишком. Спасибо. — За что? Я держу свое слово. А сейчас собирайся. — Собираться? — Я приподнялся и обернулся. — А ты что, думаешь вечно в больнице жить? Поедем смотреть, как остальные из вашей компании устроились. Остальные… Оказалось, что Александр Петрович приготовил для меня одежду. Мы покинули больницу и поехали на его машине куда-то за город. Остановились недалеко от деревенского дома. Сквозь тонированные окна нас видно не было, а опущенное стекло рядом с водителем давало возможность слышать все, что происходит на улице. Вот скрипнула дверь, и на крыльце показался Валерка. Я с трудом узнал его: чистый, в аккуратной одежде. Грохоча ведром, он прошел к колодцу и быстро закрутил ворот. Наполнил ведро и понес в дом. На крыльцо выскочила какая-то девчонка. — Ты чего, Маш? — удивился Валерка. Машка?! Эта девчонка та самая Машка, вечно ходившая в рваном платье и дырявых колготках? Девчонка молча сунула Валерке еще одно ведро и подхватила полное. — Да сам донесу! — возмутился Валерка. — Дуй с этим. Из дома кто-то позвал Машку по имени. — Иду, мама Люба! — Мама Люба? — Я повернулся к Александру Петровичу.