Директор вернулся через неделю и вызвал всех троих к себе в кабинет. Долго молчал. — Знаете, что мне пришлось выслушать по поводу вашей идеи? Не знаете! Я бы передал, но, боюсь, обидитесь… — Значит… — Александр Петрович нахмурился. — Ни черта не значит!!! — рявкнул директор, с силой хлопая по столу, который аж подпрыгнул. — Я как идиот там бегал, доказывал всем выгоду! Чуть ли не до президента добрался… В общем, разрешение получено и проект «Надежда» официально запущен… А теперь вон! Воронов! Останься. Директор встал и неторопливо прошелся по кабинету. Остановился напротив Александра Петровича. — Знаешь, что убедило руководство согласиться? Не перебивай, дослушай до конца. Никто не пошел бы на такое, никакие аргументы не помогли бы… Но однажды человеку, на которого у меня была вся надежда, попался твой доклад о том, как ты нашел этого ребенка. Там были и те слова, которые Володя тебе сказал… Что-то типа: не трогайте остальных, а со мной делайте что хотите… — Я помню, — тихо ответил Александр Петрович. — Вот-вот. Помни! И сделай так, чтобы этот твой Володя их не забыл. Эти его слова дали ему шанс. Мне было сказано, что человек, который так мало думает о себе ради других… Таких не часто встретишь, особенно в наше время. Особенно среди тех, кто… ну, ты понял. Если он там сумел остаться человеком… В общем, считай, что он сам себе дал этот шанс в тот момент, когда помогал другим, не думая о себе. Поскольку ты назначаешься его куратором, я хочу, чтобы ты постарался объяснить ему это… — Спасибо… спасибо вам… Дверь за Александром Петровичем закрылась. — Мальчишка, — буркнул Коршунов. — Почему все уверены, что у меня нет сердца? Чего на самом деле ему стоило добиться разрешения на этот проект, не узнает никто… ГЛАВА 1 Светловолосый мальчик читал, удобно расположившись на кровати и подложив под спину подушку. Читал настолько увлеченно, что даже щелчок и легкий вздох открываемой двери лишь на миг заставили его насторожиться. Кивнув, он возвратился к чтению, не обращая ни малейшего внимания на происходящее. Вошедший грузный мужчина молча пересек комнату и сел на стоящий рядом с кроватью стул. Задумчиво оглядел мальчика и вдруг ударил, ударил настолько быстро, что его движение смазалось. Мальчик, не отрываясь от книги, небрежно, словно отгонял комара, махнул рукой, и кулак врезался в подушку рядом с его головой. Мужчина довольно кивнул, но выглядел не очень веселым. — Время подходит, — заметил он. — Как ты себя чувствуешь? — Болит все чаще. Врачи хотят увеличить дозу обезболивающего, но я против. — Парень со вздохом захлопнул книгу, положил ее на тумбочку и впервые взглянул на вошедшего. Взгляд. Тот, кто впервые встречался взглядом с этим мальчиком, долго еще не мог забыть его глаза. Там словно поселилась пустота. Не пустота отсутствия разума, а пустота эмоций. Мальчик, зная об этой своей особенности, сразу же начал глядеть поверх плеча мужчины, от чего стало казаться, что он о чем-то глубоко задумался. — Может, напрасно? Тебе будет полегче… — Полегче мне будет только в одном случае, и вы это знаете. Что врачи говорят? Сколько мне осталось? Мужчина опустил голову. — Немного… Но если у нас получится, то вся твоя жизнь, сколько бы она ни длилась. — Может, я зря согласился… еще чуть-чуть и все закончится… Как вы думаете, ТАМ действительно можно будет встретиться с родителями и сестрой? — Дурак!!! — Мужчина вскинулся, но тут же взял себя в руки, приподнял книгу и, явно чтобы сменить тему, произнес: — «Государь» Макиавелли? И что можешь сказать? — Цинично, — после небольшой паузы отозвался мальчик. Судя по всему, он и сам был не очень доволен своим срывом. — Цель оправдывает средства. — Ты не согласен? — Ну почему? По-своему он прав, вопрос только в том, какую цель ставить. — Так ты, значит, одобряешь? — Нет. Мужчина хмыкнул. — Твою логику, как обычно, понять невозможно. Ты же только что говорил, что Макиавелли прав. — Он описал действия, с помощью которых можно добиться цели. С ними я согласен. А второй ваш вопрос был про одобрение этих действий. — Ну-ка, ну-ка? — Мужчина с интересом глянул на собеседника. Мальчик нахмурился, но тут же его лицо вновь стало спокойным. — Одиночество, — наконец выдал он. — Что? — такого наставник точно не ожидал. — Тот, кто пойдет этим путем, будет одинок… А я знаю, что такое одиночество… — Мальчик прикрыл глаза. Одиночество… Нет, Александр Петрович вряд ли меня поймет. Я с огромным уважением отношусь к моему наставнику, но тут… чтобы понять, это надо пережить. — Папа, быстрее!!! — Я нетерпеливо прыгал у лифта, не забывая показывать Ленке язык. Сестра дулась. — Володя, прекрати! — Мама дернула меня за руку. — Ты же старший и должен показывать пример. — А она первая начала, — наябедничал я. — Как маленький, честное слово. И не скажешь, что уже восемь лет. — Так, орлы, едем. — Папа подхватил меня на руки и внес в кабину лифта. — Споры прекратить! Внизу, у подъезда, нас ждал папин друг — дядя Игорь. Он мне никогда не нравился. Да и маме тоже. Она всегда хмурится, глядя на него, и отворачивается. Дядя Игорь улыбался. — Ты чего тут? — мрачно спросил папа. — Я же сказал: все потом. — Это срочно, Виктор. Барон совсем оборзел. На нашу территорию лезет… — Не при детях! — рявкнул отец. — Сказал, вернусь и разберемся. А почему? Мне тоже интересно. И я даже знаю, что мой папа — авторитет! Непонятно что такое, но звучит очень значительно! А вот маме почему-то не понравилось, когда я в школе друзьям похвастался на их вопрос, кем работает мой папа. Странные эти взрослые. — Как бы поздно не было! К подъезду подъезжала «Лада». Я уже знал, что эта машина «западло» и что «бумер» намного круче. Чем круче, правда, не знал и теперь старательно изучал машину. А водитель какой-то неумелый попался. Зачем-то начал газовать. Папа вдруг вздрогнул и столкнул меня с крыльца… И тут раздались выстрелы. Совсем как в кино. Пули защелкали по стене дома… Сначала даже интересно было. Я выглянул из-за скамейки. — Пап, мне больно, — хныкнул я на всякий случай. — Пап… Мама… Я замер у крыльца, удивленно разглядывая лежащих родителей и сестренку. Чего это они? И тут до меня дошло… — Нет!!! — Я бросился к отцу, но был перехвачен дядей Игорем. В его взгляде была такая ненависть… — Жив, гаденыш, — прохрипел он. — Паршиво. Я во все глаза смотрел на него, потом отчаянно задергался, что-то крича. Если бы дядя Игорь не был ранен, вряд ли бы у меня получилось убежать, а так я вывернулся и бросился в уже начавшуюся собираться толпу. — Остановите мальчика! — закричал дядя Игорь мне вслед. — Это его родители! Остановите! Поздно. Я уже мчался по улице, не разбирая дороги, слезы застилали глаза. Куда и зачем я бежал — было совершенно непонятно, да и не важно. Но одно я понимал твердо — возвращаться нельзя. Нельзя ни в коем случае. Сейчас, почти пять лет спустя, я уже мог трезво оценить тот случай и понимал, что остался жив только чудом. Интуиция, догадка, предвидение, а может, и сам Бог помогли мне тогда. Попадись я кому из папиных знакомых, и меня не нашла бы никакая милиция. Ясно, что отца сдали свои. Сдали тому самому Барону. Я понимал, что мой отец не безгрешен. Догадывался, что на его руках много крови. Если бы убили только его, я бы горевал, но… понял бы, может быть… Но со смертью сестры и мамы я смириться не мог. Эта боль навсегда поселилась во мне, отравив и растоптав мое детство. Еще несколько мгновений назад у меня было все, а теперь я был один на всем белом свете, один в восемь лет… Я бежал долго, пока не заблудился. До вечера бродил по городу, пытаясь отыскать дорогу неизвестно куда и непонятно зачем. Когда стемнело, пристроился за гаражами и лег, ни на что не надеясь и ничего не ожидая. Там меня и нашел Гвоздь… — Так Государь не сможет ни на кого опереться, — попытался мальчик развить мысль. — А быть одному очень плохо. — Вспомнил родителей? Отрицать очевидное мальчик не стал и кивнул. Наставник поднялся и неторопливо прошелся по комнате. Остановился и обернулся: