В последнее время Николай все чаще, да едва ли уже не при каждой встрече, муссировал тему, что надо всему «Ямалу» с экипажем идти в казну. Людям давать присягу на верность, становиться подданными. Со всей причитающейся мутотой… куда входит обещанное дворянство, звания-чины, возможно, должности, аттестации, естественно потянут под алтарь принимать веру. Дескать, не будете же вы всю жизнь в подвешенном состоянии? Что это рано или поздно случится, Гладков и сам понимал. При той линии, что они выбрали, это просто… ну, просто неизбежно. «Но как говорят: будет день – будет пища! Дайте ледоколу вернуться с Тихого океана, а там уж поглядим». А тут Николаша почему-то за целый день и словом не заикнулся!!! Муха свое о стекло-подкорку отбила, отмучила. Теперь вылез червячок сомнений! И подозрений! «А вдруг этот юродивый ностердамус, что присосался к царской семейке, насоветовал помазаннику вообще избавиться от пришельцев, от греха подальше? Утопят “Ямал” залпом в упор, мы и знать ничего не узнаем? А меня, Богданову и морпеха, если тот пулю не словит – там где-нибудь у реки Ялу держать в узде куда как проще, нежели сотню беспокойных голов экипажа ледокола, где у каждого свой норов, свои взгляды и интересы». От этих мыслей Гладков аж похолодел. «И предупредить я никак не могу, если выйти на сеанс связи. Мы даже таких условных словечек не предусматривали. Если только нахрапом проорать кэпу – “бегите”! А если я ошибаюсь? И у царя и мысли подобной не было? Ну не совсем же он дурак убивать курочку с золотыми яичками? Бля-я-я!!! И что делать?» И вдруг вспомнил, что сегодня с какого-то перепугу на территории дворца было так много гвардейцев. «И кстати! А мой личный эскорт?» Двоих жандармов он знал – они всегда при нем, а вот остальные… пусть он и не особо приглядывался: «Вроде бы новенькие. С чего бы? И вообще, – прислушался к звукам снаружи. – Почему не слышно мостовой петербуржских улиц… давно бы уж пора?» Выстрелы снаружи прозвучали негромко, но от неожиданности резанули по ушам. Первое, что сделал, так это незамедлительно заперся изнутри, вмиг вспотев адреналином. Перемещаться по Петербургу, окрестностям, по делам, быстрей, конечно, на авто, какими б несовершенными они в эти годы ни были. Но преимущество большой кареты заключалось в том, что под его личным присмотром ее бронировали, даже днище! В двери вставили толстые, заказанные из Германии стекла, установив на окна быстро задвигающиеся бронешторки. Загнал на «путиловский», и там втихаря от посторонних глаз и языков за день все сделали. Потому и подвеску пришлось усилить. Да и лошадок тягловых теперь на пару увеличили. Но теперь его можно было взять только либо охренительным фугасом, либо из пушки. У террористов такого девайса отродясь не водилось. Рука скользнула под сиденье, нажимая потайную клавишу – еще одна предусмотрительность. Тайничок. «Калаш» туда бы не поместился, да и кто бы ему дал в дорогу сей громоздкий артефакт. А вот из арсенала морских пехотинцев еще на «Ямале» выделил «грача» – пистолет, о котором знали единицы[7]. Вообще-то он как стрелок не очень. Потому даже на предложение Ширинкина обзавестись револьвером ответил отказом. Намеренно и специально. Теперь надеялся, что никто не ждет, что он вооружен. Оставалось только выяснить – кто такие, чего им надо? Сразу его убивать, швыряя бомбы, не стали, значит, это не террористы. Карета остановилась. Послышались крики. Голоса. Топот. Лошадиное ржание. Все почему-то ждал, что заговорят на английском… или еще на каком, но нет – лопочут по-русски. Те там, снаружи подергали дверцу, сплевывая, переругиваясь. Ладонь, сжимающая рукоять пистолета, в нетерпении совсем вспотела. «Пираты» Крейсерская война, рейдерская, каперство – названий набралось достаточно… суть концепции: перекрыть торговые коммуникации воюющего государства, остро зависящего от морских поставок. Существовали так называемые «крейсерские правила» и «морское призовое право», регламентировавшие поведение капитанов военных судов по отношению к торговым. Рейдерская доктрина флота Российской империи, изначально строившаяся из расчета на противостояние с Англией, в этой текущей войне с Японией, рядом закономерных причин так или иначе все равно затрагивала интересы Великобритании. Во-первых, как «главного морского перевозчика»… К «во-вторых» можно было отнести самое очевидное – Лондон стоял за спиной Токио в этой разыгравшейся на дальних берегах военной драмы. Тем не менее будем честными – помимо того, что грузы военного назначения широким потоком шли в Японию, нередко торговые транспортные суда (по большей части именно английские) «самоотверженно» прорывались в блокадный Порт-Артур… очевидно, из соображений продать подороже. Наряду с запланированными рейдерскими операциями «Владивостокского отряда крейсеров» на коммуникациях вблизи японской метрополии (со всеми рисками натолкнуться на встречные действия противника), высшее командование Российского императорского флота решило расширить зону войны, перехватывая суда с военной контрабандой там, где боевые корабли Микадо могли объявиться только в гипотетических страхах штабистов под шпицем. А потому против «купцов» вполне годились быстроходные грузопассажирские суда, переоборудованное во вспомогательные крейсера, естественно вооруженные. * * * Еще пятнадцатого июня вспомогательные крейсера «Дон» и «Урал» вышли на крейсерскую операцию в Атлантику. Два рейдера обогнули Англию вокруг Шетлендских островов, оказавшись ближе к концу месяца на траверзе мыса Финистерре, что является крайней западной точкой испанского побережья. Далее им надлежало разделиться, начав прочесывание торговых путей и досмотр судов на предмет контрабанды. Так было в реальной истории. В нашем же случае командир крейсера «Урал» капитан второго ранга Истомин имел иной приказ – совершив промежуточный заход в испанскую бухту Виго, где русский морской агент передал ему телеграмму от Адмиралтейства. Пополнив запасы угля и провизии, «Урал» направился в сторону Гибралтара, имея целью рейдерства Красное море. В это же время из Севастополя вышел пароход Доб рофлота «Петербург». В известной истории «Петербург» сопровождал практически одноклассник «Смоленск». Эти два в дальнейшем вспомогательных крейсера основательно «пошалили» на торговых путях в Красном море, задержав нескольких британских и германских судов с контрабандным грузом для Японии, спровоцировав тем самым небольшую панику среди судовладельцев. Дело было не совсем чисто – в связи с тем, что крейсера прошли через турецкие проливы под видом торговых судов и только потом были зачислены в состав ВМФ России, законодатели морских прав – англичане – возопили в «праведном» гневе, объявив их действия нелегитимными. Дошло до серьезных дипломатических трений между Россией и Британией, что в итоге вынудило прекратить крейсерские операции в Красном море, а арестованные суда вернуть. Сейчас же управляющий Морским министерством Ф. К. Авелан, имея представление о будущих проблемах, однако не желающий отыгрывать назад, решил провернуть все иначе. Более того, понимая, что англичане все одно найдут повод к дипломатическим претензиям, склонился к более дерзким импровизациям (предложения исходили от молодых штабистов)… чисто по-русски[8], махнув рукой: «семь бед – один ответ». Как бы там ни было, «Петербург» (коммерческий на взгляд и флаг пароход) проследовал к Босфору – судовой беспроводной телеграф, боевые прожектора – все это было снято, орудия укрыты вместе со снарядами и орудийными станками под углем. Угля, кстати, загрузили столько, что вода доходила до нижних иллюминаторов. Экипаж, с расчетом на призовые команды, был увеличен более чем в два раза. Офицеры и матросы переодеты в гражданское – при проходе через турецкие проливы, вся эта ряженная как попало братия праздно шаталась на палубе, дабы у таможенных служб не возникло подозрений, что под «мирной овечкой» скрывается «серый волк». О команде можно было бы сказать отдельно… набранная из разных экипажей черноморской дивизии, зачастую призванных из запаса, штрафников и прочих разгильдяев, представляла из себя колоритное зрелище – хмурых, неразговорчивых мужчин, среди которых попадались настоящие морские волки. Командир судна, зная, какая миссия ему положена, видел в этом определенную закономерность и некий перст судьбы. Миновав Босфор и Дарданеллы, пароход уже через три дня стал на якорь у входа в Суэцкий канал. Приняв лоцманов, наконец, подняли военный флаг и вымпел, объявив тем самым свой статус. Впрочем, тут же их и спустили, чтобы никого преждевременно не пугать и не тревожить. Так что из Суэца уже вышел не «Петербург», а вспомогательный крейсер «Днепр» под командованием капитана второго ранга Скальского Ивана Грациановича. Команда неспешно устанавливала на штатно предусмотренные места орудия. Был развернут судовой телеграф, фонари электрической ночной сигнализации и два рея для дневной. А еще через сутки, в условной точке в стороне от интенсивного судоходства и лишних глаз, произошла встреча с подельником – вспомогательным крейсером «Урал». Два дня корабли простояли борт о борт – бывший «Петербург», путем добавления фальшивой, но быстросъемной трубы, характерных бутафорных изменений в надстройке и, особенно в носовой части, а также некоторой возней с мачтами, приводили в вид хотя бы отдаленно похожий на собрата по оружию. По замыслу морского штаба «Днепр» должен был проводить свои рейды, маскируясь под легитимный вспомогательный крейсер «Урал», чтобы хоть в этом случае ни у кого не было повода придраться. Если же произойдет встреча с военным кораблем, всегда можно вовремя сменить ложную личину на свою, пусть и полузаконную. Если случится казус, что якобы вспомогательный крейсер «Урал» засветится в разных частях Красного моря одновременно, так то еще доказать надо. Мало ли чего взбреднулось шкиперам торговых судов. Что касается будущих «жертв»… на самом деле рассчитывать на то, что капитаны «торгашей» не заподозрят разницу между двумя судами, можно было только на первое время. Однако вся операция и не предполагалась как долгосрочная… зная скоропостижную ответную реакцию «главных гарантов безопасности морской торговли». * * * К концу вторых суток переделки, перелицовки, перекраски два капитана, два командира, стоя на мостике, прея от жары, глядя, как матросы, голые торсом, успевшие обгореть, повязавшие на головы платки или старые обрезки тельняшек… короче, живописные, как самые настоящие пираты, сошлись во мнении: – Одеть на мачты паруса попутным ветром! И лихие сорвиголовы по вантам – что те корсары карибских одиссей! А?! – И, эх! Поднять «Веселого Роджера» – вперед под «пятнадцать человек на сундук мертвеца!» – Скажете тоже, Иван Грацианович, – хохотнул Истомин, – «Веселого Роджера». Не подобает нам. Но для пущей демаскировки стоило бы нарисовать череп с костями на той трубе, которая у вас фальшивая. И я бы в свою очередь приказал своим людям изобразить подобное на «Урале». Чай не флаг, а баловство. Зато все будут помнить только этот знак, не обращая внимания на мелкие недочеты в нашей идентичности. – Возможно, возможно-с. Вся эта затея Авелана Федора Карловича немного сомнительна, однако, надеюсь, там, в штабе руководствовались вескими причинами. – Не боитесь быть уличенным в пиратстве?