– Ну, этого мы не докажем, но думаю, что да. – Реутов снова налил себе кофе и, проследив за взглядом Бережного, строго погрозил пальцем: – А вам нельзя, Андрей Михалыч! – Знаю. – Бережной вздохнул: – Мы не докажем ее намерений убить мужа и сына. – Рудницкому хватит просто объяснений. – Виктор ухмыльнулся: – Когда мы сведем все факты, он поверит. Так что, думаю, защищать гражданку в суде будет не Артур Олегович по кличке Бульдог, а самый тупой государственный адвокат, которого только можно взять забесплатно. Это же надо – так хитро подлезла к этой тетке и… – Так, давайте по порядку. – Бережной придвинул к себе одну из папок. – Да, уголовные дела придется объединить. Итак, Татьяна Рудницкая вступила в преступный сговор с гражданкой Букач Ириной Васильевной с целью убийства Надежды Рудницкой. Татьяна Рудницкая понаблюдала за домом, в котором жила Надежда, выбирая человека, которому можно довериться. Глухая старушка и Милана отпали сразу: старушка по понятным причинам, а Милана казалась слишком занятой и отрешенной. Соседи со второго этажа – молодая пара с детьми – тоже не подходили, так что Татьяна разговорилась с Ириной – благо та всегда была готова поболтать. Через пару недель они стали практически закадычными подругами. Ирина жаловалась на тотальный контроль со стороны матери и сетовала, что уйти ей некуда, а то бы непременно. А Татьяна сокрушалась, что из-за Надежды им с мужем нет покоя. Вот так и состоялся преступный сговор между этими гражданками. Татьяна пообещала Ирине определенную сумму денег за убийство ненавистной падчерицы. А Ирина с этими деньгами могла бы уговорить мужа снять квартиру и съехать от матери. – Но где она взяла препарат? Она же не киллер! – Люба удивленно смотрит на полицейских. – Какая-то домохозяйка… – А препарат она взяла у матери. – Реутов мрачно ухмыльнулся: – Вот, смотри: это снимки с мест преступлений. Шестнадцать трупов, и это лишь то, что смогли доказать. Но следа киллера не обнаружили. А теперь сюда гляди: видишь эту пару? Это киллер. – Судя по нарядам, это начало девяностых, а Ирине нет и тридцати, она не может быть этим киллером. – Нет, но она там все-таки была. Люба всматривается в лица, ее взгляд падает на увеличенный снимок на столе генерала. Пухлощекая девочка чуть старше Женьки. Ну нет. – Ее мать! – Люба в ужасе отбросила снимок. – Ее мать была киллером и брала на дело дочь, чтобы… – Чтобы выглядеть безобидно. – Бережной вспомнил свою Аленку и внутренне содрогнулся. – Девчонка была уже достаточно большая, чтобы все понимать. Возможно, мать убивала не только ядом. Да, скорее всего, у дамы были и другие заказчики, и там она действовала при помощи другого оружия, но дочь всегда была при ней – идеальное прикрытие. – Чудовищно! – Люба содрогнулась. – Она искалечила психику собственной дочери! Девочка выросла без всяких социальных табу, при этом держала в себе такую тайну! – А в силу собственного характера не разболтать эту тайну было для нее пыткой. – Реутов усмехнулся: – Но мать держала ее в ежовых рукавицах не просто так: она боялась, что дочка проболтается, а та всю дорогу пыталась избавиться от этого контроля. – Я никак не могу понять, как ты сам это связал. – Виктор обиженно косится на приятеля. – И молчком… – Я сразу думал, что совершить все это мог тот, кто поблизости: видит, кто и когда приходит и уходит, слышит, как открываются соседские двери, ну и собака должна была знать этого человека. А помнишь, когда мы были в квартире Миланы, на лестнице Ирину встретили и потом пацан зарядил в нее шариком краски? Метко так, и тут как тут бабушка нарисовалась. Он шел и выбрасывал из карманов разные вещи, в том числе там гильза была. – От патрона Флобера, не боевого. – Виктор пожал плечами: – И что? – А то. – Реутов ухмыльнулся: – Во-первых, пацан избавлялся от улик. Видно, дело для него привычное. Во-вторых, я пошел в парк, который рядом с их домом, – там, в числе прочих развлечений, есть тир. И тамошний сотрудник охотно рассказал, что водит тут одна дама внука, тренирует его в стрельбе и сама стреляет неплохо. Ну, я решил, что это надо не забыть. Потом, когда Георгий сказал, что несколько раз видел Ирину около Любиного дома – а это другой конец города, ей там делать нечего! И однажды, встретив его в супермаркете, Ирина сказала: судя по покупкам, ты идешь к Надеждиной сестре, а купил тогда Георгий детскую книгу и машинку – ну, пусть она видела Любу, когда та приехала к Милане, ладно. А откуда ей было знать, что у Любы есть сын? Георгий тогда не понял, но подсознательно насторожился и солгал ей, что Милана еще без сознания. Он сам не понял тогда зачем, потом только сообразил. – Жесть. – Люба поежилась. – Так зачем эта Ирина пыталась убить нас всех? – Надежду убила именно Ирина. – Реутов развел руками: – Ей очень хотелось ускользнуть от материнского тотального контроля, а Татьяна платила деньги. Ну, что там стоит – уколоть какую-то жалкую пьяницу, даже в радость, потому что надоела Надежда соседям до чертиков. – И никаких угрызений, это же просто то, что на ее глазах много раз проделывала мать. – Люба понимает, что анализировать подобные вещи выше ее сил, но профиль убийцы уже сложился. – Она сама хотела зарабатывать этим ремеслом, но для подобных занятий не имела ни физических, ни психологических данных. – Именно, – Реутов кивнул, соглашаясь. – Ну а мамаша ее, Инга Феликсовна, очень быстро поняла, от чего умерла Надежда. Полезла в загашник, обнаружила пропажу одной ампулы и поняла, что дура-дочка и сама попадется, и ее за собой потянет. А то, что вещество оставляет след, она знала, как никто другой – сама же его создала. Я ведь не подозревал ее вначале. Грешил на мужа Ирины – он соответствует общепринятому портрету убийцы: лет тридцать с небольшим, спортивный, неброская внешность. Но в беседе с соседкой Анной Витальевной я выяснил, что семью «тянет» именно Инга Феликсовна, уважаемая мать, теща и бабушка. Работала она директором аптеки, а до этого бросила недописанную диссертацию. Я съездил к милой старушке и спросил, какую именно диссертацию писала Инга Феликсовна, и старушка сказала: по каким-то химическим соединениям. Тетя эта – не просто дипломированный химик, она ученый, а еще у нее было под рукой и оборудование, и нужные составляющие. Вот пазл и сошелся. – Все равно не понимаю, – Люба покачала головой. – Зачем ей понадобилось убивать Милану? И меня, и Гошку? – Да все просто: ей надо было отвести подозрения от дочери. А связать ту с убийством могли, если бы отследили ее связь с Татьяной Рудницкой. Она не поверила Ирине, что с Татьяной та встречалась в парке или в кафе и договаривалась устно, никогда не созваниваясь. Инга Феликсовна поняла то же, что потом и я: алиби Ирины ненадежное, если ее машина попала ночью в обзор хоть одной камеры – а она попала, я проверил, – все пропало. Значит, надо навалить гору трупов, чтобы мы не поняли, кто настоящая цель, при этом у Ирины будет настоящее алиби, а прежнее никто досконально проверять не будет. Воспользовавшись тем, что Милана спустилась к Надежде в квартиру, милая дама поднимается к ней – и по счастливой случайности дверь в квартиру Миланы не заперта. У нее есть универсальная отмычка, но все гораздо проще. Дверь не заперта, собака ее хорошо знает, а поэтому не забеспокоилась и не залаяла. Милана возвращается в квартиру, убийца подходит сзади и колет ей препарат – дело сделано. Маньяк появился, убивает молодых баб. Иди узнай, кто был целью! Но, уходя, она выпустила кота, и он привел Любу, у которой оказалась ампула адреналина. Этого нельзя было предвидеть, никто бы не смог. Но дело в том, что пришла тетка незаметно, а спуститься никак – на лестничной клетке Георгий ставит замки, Люба с ним болтает, и тут кот, которого она намеревается вернуть хозяйке. И тогда наша дама просто открывает соседскую квартиру – она точно знает, что глухая Анна Витальевна отсутствует, и просто сковырнула замок, заперла его изнутри, прошла на балкон и спустилась по дереву. Там толстая ветка прямо перед балконом, а ей пятьдесят лет, она поджарая, легкая, хорошо тренированная тетка, в отличной физической форме. Представьте себе ее ярость, когда оказалось, что Милана жива-здорова! И когда Люба уехала, она просто поднялась, позвонила в дверь и выстрелила в глазок. – Тут она явно сорвалась. – Люба прокручивает в голове возможности. – Она была в ярости, что ее дочь сотворила такую глупость. А когда решила как-то исправить дело, все пошло не так и она сорвалась. Зато связать это нападение с ее дурой-дочкой теперь никто не сможет. – Так и было. Реутов рассказывает, словно раскручивает клубок, чувствуя огромное облегчение. Сколько было улик, которые вели в никуда, сколько версий, которые пришлось отбросить, потому что они не имели отношения к преступлению, а на кону все время были жизни. – А мы с Георгием чем ей помешали? – Она решила, что вы опасны. Мало ли что ты наболтаешь своему дяде. Вы с Георгием могли что-то видеть, или Милана успела вам сказать, если предположить, что она не сразу отключилась. Она ведь поняла, кто звонит ей в дверь. Ирина, узнав от Рудницкой твой адрес, следила за вами, даже знала, в каком парке вы с Женькой гуляете. И мамаша туда пару раз приходила на вас посмотреть. Ну, и нас тоже около тебя заметила, а то, что ты родная племянница генерала, Татьяна ей тоже сказала. Ирина специально приходила в больницу, чтобы выяснить, в каком состоянии Милана. Они с мамашей понимали: если даже Милана не сказала сразу, кто звонил в дверь, то придет в себя и скажет. Так что ей никак нельзя позволить прийти в себя. Мамаша проникает в больницу, устраивает бойню в реанимации, но Милану не находит. Она решает, что ее либо перевели в другую палату, либо оперируют, либо она умерла, так что тетя побывала и в больничном морге – благо там в это время никого не оказалось: дежурный санитар за сигаретами в киоск пошел и там с продавщицей заболтался. – Такое впечатление, что она сумасшедшая. Они обе сумасшедшие. Но почему никто их не видел? – Так бывает. – Бережной вздохнул: – Как психолог, ты должна это понимать. Когда речь идет о преступлении, то Дэн правильно сказал: преступника все представляют одинаково – мужчина от тридцати до сорока, неприметно одетый. Такого никто не видел, а что в подъезд входила тетка средних лет, никто внимания не обратил. Или зашла в квартиру дамочка в халате и бигуди, спросить, сколько еще стучать и громыхать будут. А в последний раз она хотела проделать с тобой тот же трюк, что и с Миланой, да Бруно был начеку. – У нас был курс о психологии преступника, но… это даже не социопатия уже, а безумие! Хотя изначально, конечно, социопатия. Ведь многие женщины оказываются в трудном положении, но не все принимаются убивать за деньги, прикрываясь при этом собственным ребенком. – Ты еще худшего не знаешь. – Реутов с сочувствием смотрит на Любу. – Ирина сказала, что хотела уйти от матери, чтобы та оставила в покое ее сына. – Нет… – Да. – Реутов вздохнул: – Эта стерва начала тренировать внука. И Ирина, осознавая, что ее мать искалечит парня так же, как ее саму, хотела уберечь своего ребенка, заработать денег и уехать. Вот как можно назвать человека нормальным, когда он втягивает в убийства свою тогда еще маленькую дочь и тренирует единственного внука с тем, чтобы тот подхватил знамя нелегкой киллерской профессии из ослабевших рук бабушки, продолжил династию, так сказать? Кто способен на такое? Как ты там сказала, социопатия – это расстройство личности? Ну, похоже, так оно и есть. – А Бруно все время им мешал. – Люба погладила пса. – Он же ее видел – еще в тот раз, когда она уколола Милану. – Именно. – Бережной отпил остывшего чая и потянулся за печеньем. – Она не убила собаку – зачем? Она никогда не убивала бесплатно или без причины, а Бруно для закона не свидетель. – Но вы ее не задержали сразу. – Ее дома не было. – Виктор отчаянно хотел пива. – Только муж, эта дура в халате, ну и пацан. Он так плакал, когда мать его уводили! Ну, оно по итогу к лучшему для него… А тетки этой дома не оказалось, она же чувствовала, что кольцо вокруг нее сжимается. Но мы ей приготовили ловушку. Посадили дочурку в КПЗ и ждали, что мамаша явится ее освобождать, даже дежурного оттуда убрали и сотрудникам велели в кабинетах сидеть. У нас коллектор проходной, там мы ее и ждали. А она видишь как – в полицейской форме недалеко отсюда ждала, захромала, и, типа, коллеги, подвезите, ногу подвернула! Ну, патрульные ее и подвезли. Народу много крутится, а тут дама в форме – подозрений не вызвала. А она думала: уколет кого-то, поднимет шум, пока суматоха, дочку вызволит и через коллектор была такова. А тут ты и Бруно. У нее и варианта не осталось. – Я думаю, что они все со сдвинутой психикой. – Виктор наблюдает за Бруно. – Хороший пес, умница просто. Как он ее! Да, я думаю, что они обе сумасшедшие, такие вещи ни для кого бесследно не проходят. Хотя экспертиза признает их вменяемыми. Мегера эта деньги зятю давала на раскрутку бизнеса, средства-то у нее были, она в квартире по привычке жила, а дача в Привольном большая. Там один участок на много тысяч зеленых тянет. Мужик этот неплохой и, скорее всего, знать ничего не знал. Ну, хоть пацан при нем останется. Ладно, пора все оформлять. Я в допросную, пообщаюсь с убийцей, она хорошо на меня реагирует. Люба, понаблюдаешь? – Нет, мы домой. – Люба поднялась. – Там Леонид с суток придет. Дядя Андрей, забыла тебе сказать. Я замуж выхожу за Леонида, и вы все приглашены на свадьбу, дату сообщу дополнительно. Идем, Бруно. Люба поднялась и вышла, пес последовал за ней. Офицеры ошеломленно переглянулись и захохотали. – Вот ведь характер! – Реутов покрутил головой: – Ну, кремень! Бедный Ленька, не знает, с кем связывается. Ну, зато мамаша его вздохнет спокойно – пристроила сына в хорошие руки. – Ладно, давайте закончим – и по домам. – Бережной сложил папки стопкой. – Объединяем дело, и все. Что там с мамашей? – Бруно ее помял, но через недельку говорить сможет. – Реутов тоже поднялся. – Спать хочу – сил нет. Все, давайте оформим первичные протоколы, и я хочу избавиться от этого дела. Все молча согласились. * * * – Денис, подай мне перец. – Диана всегда сама готовит мясо для пикников. – Все, можно жарить. Люба, там в холодильнике еще кастрюля, неси. Перед домом уже поставлен мангал, в котором краснеют угли, и Реутов с удовольствием наблюдает через окно, как Аленка с Женькой ведут за руки его маленькую Катюшку. Та семенит ножками, стараясь поспеть за друзьями, и по ее радостно улыбающейся мордашке видно, что она очень довольна. – Народу все прибавляется. – Реутов улыбнулся. – Это ж сегодня и Милана придет, Женька очень ждет Бруно. – Ох, не напоминай мне… – Подошедшая Люба вздохнула: – Когда Мила забрала Стаю, Женька так плакал! И не хочет другую собаку и кота тоже. Пришлось нам почти каждый день Миле надоедать, потому что Женька очень скучал, и Бруно тоже. А тут у Милы с Георгием вроде бы что-то начало получаться… и мы им мешали. – Думаю, они тебя не стесняются. – Реутов засмеялся. – Лень, помоги мне. Леонид подхватил огромную кастрюлю с мясом, и они с Реутовым потащили ее к столу, стоящему у мангала. Люба достала телефон и начала просматривать какие-то документы. – Как вам живется? – Диана собирается растормошить Любу во что бы то ни стало. – Молодожены все-таки. – Нормально. – Она покосилась на Диану. – Словно мы живем вот так уже лет сто. Ну, вы же знаете, что мы переехали, купили дом. Надины картины почти все были раскуплены в частные коллекции, хотя некоторые более-менее нормальные я оставила для Женьки, чтоб он знал – у него была тетка. Она бы, наверное, хотела этого. Но от основной массы картин я избавилась, все-таки это ужасный ужас, хоть и талантливый. – Ну и правильно. – Диана достала из холодильника кастрюлю с компотом. – Помоги мне перелить… Они переливают компот в кувшины, а за окном слышны разговоры, детский визг, щебет птиц. – Женька очень скучает по своим друзьям, прикипел к ним всем сердцем. Я ему предлагала взять собаку и кота, но он не хочет других, ему нужны эти, и это его принципиальная позиция, вредина ужасный, если что вбил в голову – все, не сдвинешь! – А, ну да, ему же не в кого было пойти. – Диана смеется. – Люба, развеселись, все же отлично! – Да. – Она смотрит в окно, как Реутов и его красотка-жена нанизывают на стальные шпажки мясо для шашлыков. – Просто с отцом все паршиво… нет, я не удивлена, что Татьяна так поступила. Она вообще на все способна. А отец… даже не извинился. В общем, мы с ним чужие люди. – Ну и бог с ним вовсе. А негодяек этих упрятали так, что уж больше не выйдут. Вон, гляди, Мила приехала, Женька с Бруно обнимается. Идем, поздороваемся. Бруно радостно бросился к Любе. Он скучает по этой части своей Стаи и не понимает, почему нельзя жить всем вместе. Зато можно видеться, и тогда радость от встречи переполняет сердце. – Бруно! – Женька обнимает приятеля. – Я тебя так люблю, ты же мой самый лучший друг! – Ну, тогда я не знаю, что делать. – Мила и Георгий несут большую коробку. – Иди сюда, Жень. Подошел не только Женька – все дети сгрудились около коробки, и взрослые тоже подтянулись. – Вот, смотри. – Мила открыла коробку, где оказался щенок ротвейлера и мордатый рыжий котенок. – Тебе придется о них заботиться. – Нет. – Женька отошел от коробки и надулся: – Друзей не предают.