Глава 15 Москва 12 декабря 1606 года Ермолай Иванович Державин держал за руку свою супругу Ефросинью Митрофановну Лютову. Услышав такие имена, русский человек в начале XVII века поклонился бы, так на всякий случай, ибо незнатных людей не станут звать по отчеству. Далеко не все дворяне или боярские дети именовались «на вич», а тут даже баба получила дозволение зваться по отчеству. Впрочем, кто рядом с царем, пусть слуга, или кухарка — это уже уважаемый человек в своей среде. Если же государь разговаривает с этими слугами, то и в более статусном обществе даже кухарка может быть принята. Два с половиной месяца назад родилась не только новая семья, но и перспектива создать дворянский род. С черт не шутит — может и боярский. Государь ценил Ермолая Ивановича, поставил его головным над телохранителями, ну а его жена заправляла на кухне, гоняя и в хвост и в гриву кухарок и иных слуг. И откуда все берется? Вроде бы еще не так давно Ефросинья Митрофановна была Фроськой, а тут, гляди — цельная боярышня, судя по повелительному тону и требовательности к порядку. И не только молодые были приближены к государю, но и тесть Еремы — Митрофан Лютов. Оружейник смог выполнить государев заказ на сельскохозяйственный инвентарь и расширить производство, беря под свое начало мастеров не только Тулы, но и Каширы. Гражданская война и дважды стояние войск Димитрия Иоанновича в этих городах, не способствовало развитию ремесла. Некоторые мастера уже готовились уходить в другие регионы, но Лютов дал работу, дал серебра, предоставил гарантии защиты и поддержки от самого государя. Порой нужно просто создать условия для того, чтобы мастера работали, а не отвлекались на дрязги, бытовые вопросы, проблемы безопасности. И тогда результат может превзойти любые ожидания. — Ну! Ну ты что?.. — Фрося одергивала шаловливые руки Еремы, который прижал свою любимую жену к стенке на кухарском продуктовом складе. — Никого же нет, — целовал Ермолай супругу в плечи, прекрасно зная, что от этого действия, женщина становился более податливее. — И не грех то, я муж твой и требую. — Требует он!! — улыбалась Фрося, задирая подол своего сарафана. — Кот мартовский. Все не насытишься. Улыбка Ермолая была способна разорвать рот, столь широка она была, когда мужчина спешно расшнуровывал свои шаровары. — И не отвлекай меня более! — строго потребовала Ефросинья, одергивая сарафан через некоторое время после того, как его задирала. — Сколько ж можно? В ночи, по утру… — Бабки говорят, что скоро нельзя будет, когда пузо расти станет, — привел оправдание своей повышенной сексуальной активности Ермолай. — Ага! И ты на год вперед решил это… пресытится, — отвечала женщина. Тон Ефросиньи вроде бы и был строгий и требовательный, но глаза сияли счастьем. Что для женщины может быть важнее, чем являться желанной для своего любимого мужчины. Да пусть хоть каждый час вот так забегает и тут, хоть и на мешках с мукой… — Ой! Ну вот! Вся в муке! И не отряхнуть! Отчего хотя бы на гречу не положил? — сокрушалась Фрося, пытаясь почистить свой сарафан. Это здесь она жена и такая… какая есть. А там, на кухне, молодая женщина в ежовых рукавицах держит всех работников. Должна и выглядеть соответствующе. Многие искренне жалеют Ермолая, думая, что молодой мужчина живет со стервой. Авторитет Ермолая среди кухонных рабочих, конечно, шаткий. Не может мужчина позволять своей бабе вольности, если быть главой семьи. А в то, что есть тот, кто может обуздать Ефросинью Митрофановну, никто не верил. Однако среди телохранителей Ермолай Иванович уже заработал авторитет и признание. Ерема и раньше был быстрым и ловким, не последним человеком в подлом бою, но ему не хватало ухваток, чтобы биться наравне с более сильными и большими противниками. Теперь же в арсенале Ермолая более чем хватало боевых уловок, а порой и собственно придуманных связок, чтобы победить почти любого противника. Почти? Так был один талан — Егор. Тот, да! Не просто схватывал науку, что давал государь, налету, он угадывал последующие действия, если только показать начало приема. В поединке с Егором, Ерема проигрывал, чаще всего, хотя два поединка и свел в ничью. Но талантливый парень отправлен наставником в Тушино, где формируется Тушенский строжевой государев полк. И, зная Егора, Ермолай был уверен, что эти янычары станут настоящими волками и мастерами подлого боя — Егорка умел не только учиться, но и учить, что отмечалось и государем. — Ты чего все в трудах, аки пчела? Есть же Светла, поручай ей! — продолжил Ермолай разговор, который начался сразу после того, как стало понятно: Фрося беременна. Забота мужа Ефросинье нравилась, но работать и быть значимой — нравилось не менее. Женщина уже не представляла себе иную жизнь: в женской половине, чтобы не показываться мужчинам, не спорить и не проявлять характер. Она была готова подчиняться Ермолаю, но хотела и быть полезной, работать. — Я не ношу тяжестей, хаживаю по кухарской, словно барыня. Какая то работа? — сказала Фрося и применила прием, подлый, сразу же убивающий любое сопротивление мужа. — Люблю тебя, мой витязь! Сказав волшебные слова, женщина ласково, нежно, с придыханием, поцеловала Ермолая в ухо, от чего разряд тока пронзил мужчину. Он вздрогнул и потерял дар речи. — Я пошла! — сказала, улыбаясь, Фрося, открыла массивную дверь склада и вышла. — Да и мне пора! — растеряно пробормотал глава телохранителей и так же направился следом. Сегодня предстояла большая тренировка. Три новых кандидата подвергнутся проверке. Нужно будет показать неофитам-новичкам, что такое государев телохранитель. Ну и кроме того, скоро, буквально на днях, ожидается приезд государя. Димитрий Иоаннович должен увидеть прогресс и то, что и без его участия, работа идет. Иначе зачем и вовсе Ермолай, как голова телохранителей? — Кто таков? — спросил Ермолай у одного из новичков. — Иван Рыков! — отвечал претендент на место в команде личных телохранителей государя. — Откель будешь? — с прищуром спросил Ермолай. Ереме не понравилось то, как именно отвечал претендент на место в самом элитном воинском подразделении в России, по сути, чуть ли не тайном орденом воинов. По крайней мере, Ермолаю, который старается еще уделять внимание своему образованию и прибегает для этого к помощи Луки, было приятно и лестно относить себя к неким таинственным воинам, задачей которых была охрана государя и державы. А тут еще никто и звать никак, а отвечает горделиво с поднятым подбородком. — Из детей боярских холмогорских, — соврал Иван Лыков. Долго думал агент Романовых к кому приписать себя и как назваться. Скажи, что Ростовский… так приведут кого из Ростова и спросят, есть ли кто там по фамилии «Рыков». Внешность Лыкова мало кому известна, да и после того, как он получил шрам на щеке, Иван побрился. Теперича мало кто узнает, даже, если до того и видел. Но вот по фамилии всех дворян, детей боярских кто-то, да знал. А Холмогоры далеко, проверить сложно, так как уже сам факт, что с севера прибыл боярский сын, нонсенс, но ничего особо криминального в этом нет. — Кто привел его? — спросил Ермолай, обращаясь ко всем оставшимся в Кремле телохранителям, как и к тем, кого условно Ерема взял на обучение. Условно — это значит, что без одобрения самим государем, все равно любой талант и с чистой биографией, остается претендентом. — Я привел! — выкрикнул Али — заместитель Ермолая. Сказать, что Ерема удивился, ничего не сказать. Во-первых, Али был скрытным и вообще мало с кем толком общался. И дело было не только в том, что существовала разница в вероисповедании, пока еще Али был мусульманином, хотя обещал государю после рождественского поста креститься в православие, проблема была в самой скрытности касимовского татарина, его характере. Али все выполнял, часто лучше иных, умел четко и быстро реагировать на ситуации и их изменения, был решительным командиром и его слушались. Но только заканчивалась служба и все… Али уходил в себя. Никогда не шутил и даже не смеялся над шутками, не делился своими успехами в личной жизни, что часто происходило в раздевалке и помывочной телохранителей. Уже не говоря о том, что Али никто не приглашал стать крестным своих детей. А распределение кто чьим кумом будет, пусть и в шутку, но уже произошло, при том, что распределяли еще нарождённых детей. Но кто шутит с таким? Так что многие в подразделении готовились породниться. Тесное общение мужчин, объединенных одним делом и с похожими характерами и судьбами, обязывают дружить. Но не с Али. Ермолай, еще до отъезда государя указывал Димитрию Иоанновичу на сложность ситуации в вверенном ему подразделении, так как сам царь требовал обращать внимание на подобные нюансы. Но государь-император посчитал, что оставшийся, из четырех касимовцев, единственным мусульманином, еще вольется в компанию. Профессионализма у Али не занимать, а его качества великолепного всадника, лучника и представителя татарской школы фехтования, нужны группе. — Ну, коли ты привел его, Али, то поглядим, что да как, — растеряно отвечал Ермолай. Не хотел командир телохранителей показывать всем конфликт между ним и Али. Соперничество есть, причем все больше со стороны касимовца и Ермолай не понимал почему. Тренировка была жесткой. Мало того, что Ерема захотел лично показать никчемность претендента Рыкова, валяя того на обильно выпавшем пару дней назад снегу, так после встал в пару с Али. Вот тут Ермолай был удивлен. Он давно не тренировался с касимовцем, а уровень татарина вырос, причем столь сильно, что он смог мокнуть в снег и самого Ермолая. Пошла коса на камень и начался танец. Все, кроме командиров, прекратили тренировку и только и наблюдали за ухватками и ударами наставников. Это не было боем, пусть соперники и не переходили «красную линию», которая маркировала учебный поединок и схватку на жизнь и смерть. Но то, что и Али и Ермолай ходили по самой этой «красной линии», было понятно. — Стоять! — прокричал Ермолай, глядя на своего соперника. Командир использовал легитимный повод прекратить поединок, основываясь на правилах тренировки, когда любое учебное противостояние должно закончится или прерваться при первой крови. По крайней мере для того, чтобы обработать рану и не схватить на пустом месте заражение и Антонов жар. И Ермолай, как бы случайно, но на самом деле, нет, подбил бровь Али и у касимовца сейчас левый глаз был полностью залит кровью. Али не остался в долгу еще раньше, только пока Ермолай еще не ощутил полноту проблемы. — Вечером продолжим, — сообщил Ермолай и пошел не в раздевалку, а в свою комнату во дворце. Он не хотел показывать то, то, по сути, Али его победил. У Еремы сильно болели ребра, а при вдохе болезненный импульс отдавал болью и в голову. Но показывать этого Ермолай не мог, думал, что уронит авторитет. *………*………* Обязательно помыться после тренировки — это одно из обязательств, на котором настаивал государь. Не сказать, что данное повеление было сперва встречено с радостью. Посещать мыльню было принято по субботам, перед тем, чтобы чистыми идти на воскресную службу в церковь. А так, почитай каждый день мыться, да еще золой и даже сажей… но ко всему привыкаешь, даже к такому испытанию чистотой. Уже скоро обоняние телохранителей легко улавливало спорные ароматы грязных человеческих тел, вызывая брезгливость, что так же могло способствовать лучшей работы, мало ли ситуаций возникает. Вот и сейчас, после тренировки, больше похожей на остросюжетный спектакль, когда два командира устроили сущую бойню, все телохранители пошли в помещение, куда перед началом тренировки слуги всегда приносили не менее дюжины ведер горячей воды и еще столько же холодной. Теперь помыться и ступать на второй, уже плотный завтрак, так как с самого утра кормили скромно, лишь притупляя голод, но на тренировке полный желудок — не лучшее дело, часто и вредящее здоровью. — Фролка! Фролка! — позвал своего «дядьку» Лешка, Алексей Ратный, сын боярский. — Для тебя не Фролка, а Фрол Степанович, — как всегда, с юмором, отвечал Фрол Мишкин, смывая с себя темную жижу, которой только что натерся. — Фрол Степанович, ты задержись, есть что обсудить! — сказал Лешка, и резко отвернулся, как будто опасаясь, что кто-то увидит и услышит его разговор с наставником. Лешка был старше Фрола в годах, но взят в телохранители не сразу, а только после смерти Шаховского. Он был одним из охранников убитого Григория Петровича и проходил по делу о его смерти. Даже побывал в холодной, где так, для профилактики, денек повисел на дыбе. Но в злополучную ночь убийства московского градоначальника никто из его охраны так и не узнал, куда именно ушел господин. Ну а после, именно Фрол привел Лешку к государю и поручился за него. Нельзя сказать, что Алексей обладал талантами и был отличным бойцом, напротив, молодой мужчина сильно уступал всем кандидатам и в начальной подготовке и в последующем ему труднее остальных давалось учение. Ермолай уже хотел отчислять Лешку, о чем вначале сообщил Фролу, который был наставником у нескладного телохранителя, но вот что выяснилось — Алексей обладал просто феноменальной памятью. К примеру, он мог сам хорошо не суметь повторить прием, но последовательность движений запоминал сразу. Мог увидеть несоответствие в выполнении упражнений другими, даже тогда, как сам физически не проделывал и половины комплекса, просто не выдерживая нагрузки. Вот и задумал Ермолай еще подучить Лешку, да направить в новые формирующиеся сторожевые полки. Государь дал разнарядку подготовить не менее десяти инструкторов для Преображенско-Семеновского полка. Вот и был Алексей одним из главных претендентов стать таким наставником. И ведь должно получится у него. Бывает так, что человек, сам неудачливый спортсмен или боец, но сумеет воспитать действительно великих воинов, обладая педагогическими талантами. Наблюдательный Лешка был внимателен не только к упражнениям и системе обучения телохранителей, он подмечал все вокруг. Ему, даже без особого желания, так, навязчиво, бросались в глаза несоответствия. — Ты видел того, Рыкова? — спросил Лешка у Фролки, когда они остались наедине в мыльне, дождавшись выхода всех остальных государевых телохранителей. — Ну и что? Его Али привел, а этот абы кого не посоветует, — отвечал Фролка. — Ты для того меня попросил остаться? А я то грешным делом подумал, что кости тебе ломать стану, что перепутал меня с бабой. Прости Господи! — Ты шуткуй, да осторожнее, я за такое и прирежу! — всерьез отвечал Лешка, который не всегда понимал «тонкий» юмор своего наставника. — Не серчай! Токмо странно все это. Спрашиваешь… ты подозреваешь в чем Рыкова? Тогда и в Али нужно сомневаться. А я знаю, как он воевал, верой и правдой за государя, — отвечал Фролка. — А я еще не Алексей Акимович, кабы сумневаться. Это ты, Фрол Степанович, а я так, Лешка, — саркастически отвечал бывший охранник боярина Шаховского. — Вот, добре же, научился хоть чему-то от меня, уже и скоморошничать пробуешь, — взгляд Фрола резко посерьезнел. — Говори! — Да и говорить то особливо нечего. Токмо у Рыкова того кинжал Шаховского… — Лешка посмотрел в глаза своего наставника, стараясь разглядеть правильную реакцию у Фрола. — Еще что? — спросил Фрол Степанович, моментально напрягшись.