Вот так встреча! Мы же полгода точно не виделись! – Приветик! - заглядываю к ней и вижу, что Кира сидит за столиком одна, но накрыто на двоих. Отлично! Пока она ждёт спутника, можно и поболтать. – Карина! - она поднимает брови и смущённо улыбается. - А ты здесь что делаешь? – Да с подружками день рождения отмечаем. А ты? С ухажёром? - подмигиваю. – Да, - она как-то ёрзает на сиденье. - Он уже скоро придёт, так что… это… Может, встретимся на днях и поболтаем? Мне становится понятно, что Кира меня сейчас не особенно рада видеть и хочет, чтобы я быстрее свалила. – Обязательно нужно, давно не виделись, - я встаю, наклоняюсь и обнимаю её. Кира тоже обнимает меня, а сама поглядывает на вход в кабинку. Развернувшись, я собираюсь выходить, но тут внутрь боком входит мужчина. – Ки-ирюша, детка, я купил ещё бутылочку, но можем взять её с собой… Ещё до момента, как он разворачивается и застывает с открытым ртом, я узнаю голос. Голос моего мужа Николая, который час назад прислал мне фотку, где они с мужиками ужинают в вагончике. Фотку из командировки. Нет, не так. Фотку из “командировки”. В кавычках. – Кисюль, - квакает он, будто ему на яйца наступили, и делает шаг ко мне, но я отступаю. Смотрю на него в полутьме кабинки, вокруг давят на уши басы клубной музыки, но всё что я слышу - это биение собственного сердца. Мой Колька и моя подруга детства. Она же дружкой на свадьбе была, мы её крёстной взять собирались, когда у нас детки появятся. Алкоголь в крови и шок срабатывают так, что меня едва ли не начинает качать. Да ещё и на каблуках таких. А потом в груди обжигает болью и злостью так сильно, что дыхание перехватывает. Я разворачиваюсь, хлопаю в ладоши и торжественно объявляю: – Совет да любовь! А потом, до крови закусив щёку изнутри, чтобы не разрыдаться прямо при них, вылетаю из кабинки. Я слышу, что Коля зовёт меня, пробирается в толпе, пытаясь догнать. Но кукиш ему! Пошёл ко всем чертям! – Карина! - он догоняет меня в конце пролёта, расталкивая людей, и хватает за локоть, а я дёргаюсь и оступаюсь, но не падаю. Меня подхватывает кто-то очень большой. Подняв глаза вижу, что это тот самый медведь, с которым сидел Макарский, тот, который наблюдал мой стриптиз всего каких-то двадцать минут назад. Я хватаю здоровилу под руку и вонзаю ему ногти в кожу предплечья. – Проблемы? - басит дровосек, когда Колька замирает рядом. Коля игнорирует вопрос и снова пытается ухватить меня за руку, а я ещё сильнее впиваюсь ногтями в руку мужчины. Не хочу! Не буду разговаривать с предателем! – Эй, я спросил, у тебя проблемы? - отцепляет подчёркнуто аккуратно, но абсолютно без усилий руку моего мужа от рукава моего платья. – Это моя жена! Нам надо поговорить! – Белочка, тебе надо? - переводит взгляд на меня, а я отрицательно мотаю головой, делая вид, что совершенно не знаю мужчину, что пристаёт ко мне. Рыжий здоровяк всё понимает, он на идиота, конечно же, не похож. Но подыгрывает. – Ей не надо. Вали, - коротко отрезает опешевшему Коле, а потом, приобняв меня за плечи, уводит в свою кабинку. 2 Просыпаюсь я на Катюхином диване с мутными воспоминаниями прошедшего вечера и огромной дырой в груди. Сама Катя спит рядом, свернувшись в клубочек. Мне даже шевелиться не хочется. Болит всё: голова, ноги, спина, но больше всего болит душа. Поверить в то, что я увидела, сложно. Коля, мой любимый муж, мой Коляша… изменил мне. И, судя по всему, не в первый раз. Да ещё и с кем! С Наумовой - моей одноклассницей и подругой детства, с которой за одной партой столько лет просидели, с которой на первую дискотеку ходили, первый алкоголь попробовали. Глаза начинает щипать, но я и не собираюсь сдерживать слёзы. В такой ситуации мне положено плакать. Катя громко вздыхает во сне, ерзает, а потом открывает глаза. Сморгнув сон, переворачивается на бок и молча смотрит на меня. А я на неё. Говорить ничего сейчас не хочется - сил нет. Я лучше буду выпускать боль маленькими порциями, по чуть-чуть. А если сейчас развоюсь Катьке, так плотину всю разом прорвёт - потом себя по кусочкам будет сложно собрать. – Пить хочешь? - предлагает Катя. – Нет, - шепчу севшим голосом в ответ. – А чего хочешь? – Сдохнуть. План с по чуть-чуть начинает давать трещину, и я непроизвольно всхлипываю, не могу удержать слёзы, и они начинают скатываться, образовывая на подушке мокрое пятно. – Карина… Моя Катька, а точнее Екатерина Валерьевна Зайченко - моя коллега и подруга. Милая, заботливая и просто замечательная подруга. Она и сама сейчас в непростой ситуации с этим Макарским, который решил, что может протянуть свои когтистые лапы к простой учительнице, которой и деться от такого напора некуда. Но несмотря на её собственные проблемы, я вижу, что Кате не плевать на меня. – Кать, - сглатываю новую порцию слёз и размазываю влагу по щеке, окрашенную в не смытую вчера тушь, - какой он козёл. Коля. И рассказываю ей всё, что вчера увидела. О двойном предательстве, которое вчера для меня открылось. Катерина слушает, не перебивая, я вижу, что она тоже в шоке, не ожидала такого от моего Кольки. Не моего уже. – Никуда он не уехал, Кать, ни в какую командировку. Вместо этого трахал мою подружку детства. Вот так. Это “вот так”, произнесённое вслух, становится точкой и для меня самой в осознании произошедшего. Не буду я, Коленька, сопли по тебе всю жизнь размазывать. Хрен тебе моржовый, понял? Но эмоции просто так внутри не запереть, и я сдерживать их больше не могу. Меня прорывает бурным потоком слёз и рыданий. Я просто закрываю ладонями лицо и плачу громко и протяжно. Просто обидно мне. Ну прошла любовь - скажи, разбежимся. Но предавать-то зачем? А я, дура, противозачаточные пить бросила, ребёночка мы хотели. Как хорошо, что не зацепилось, иначе бы что сейчас делала? Катя обнимает меня за плечи и так и лежит рядом, пока меня не начинает отпускать. Жаль, что со слезами не всегда удаётся от тяжести на сердце освободиться. — Ладно, тебе поесть надо, - подруга встаёт сама и тащит за руку меня. Честно говоря, есть совсем не хочется, но вставать, так или иначе, надо. Катя усаживает меня за стол на кухне, а сама варит кофе. Запах настолько чудесный, что даже у меня начинает пробуждаться какой-никакой, но всё же интерес к жизни. А вместе с ним и воспоминания того, что было после открытия века. И… о Боже. Сказать мне больше нечего. И это учитывая, что я почти ничего не помню. Но и того что помню - с головой. Кажется, я напилась в дрызг и совершенно беззастенчиво приставала к тому здоровенному рыжему парню - другу Макарского. Помню, как выпила свой очередной коктейль, когда мы с девочками обосновались в кабинке Орешка и этого рыжего, а потом выпила его пиво. Он был, кажется, слегка шокирован такой наглостью, но сильно не возражал. Потом помню свою ладонь на его бедре под столом. Помню, как попросила его вывести меня не воздух, а там, на улице у клуба, просила его сделать со мной… Ой, лучше не вспоминать! Позорище-то какое! А потом Катя мне ещё и добавляет: — Он принёс тебя на плече, а твои туфли бережно в руках, - хихикает Катя. - И сказал, что не против сделать с тобой всё о чём ты его просила, но только когда ты будешь трезвая. О-о! — Мамочки, - мне кажется, мои щёки от стыда вот-вот воспламенятся. - Надеюсь, я его больше никогда не увижу. Сты-ыдно! Мы с Катей по очереди принимаем душ, завтракаем плотнее. Она спрашивает, что я собираюсь делать. — На развод подавать, конечно. — Ну и правильно, - поддерживает она. - Ты обязательно найдешь себе нормального парня. Верного и любящего.