— Да, воспоминания не из приятных. Но я вполне с ними справляюсь. — Это всегда было вам свойственно, не так ли? Выстоять любой ценой. И никогда не жаловаться. — Ну почему же? Я, как и все, подвержена слабости. — Но никогда не показываете виду. И уж конечно скрываете свою ранимость. — Терпеть не могу нытиков. И не хочу быть одной из них. — Я не об этом. Я говорю, что нужно быть до конца честным с собой, чтобы признать существование определенных проблем. — Каких проблем? — Не мне вам рассказывать, детектив. — Нет уж, расскажите. Раз вы считаете, что я свихнулась. — Я этого не говорил. — Но так думаете. — Вы первая произнесли слово «свихнулась». Вы действительно ощущаете это состояние? — Послушайте, я пришла сюда по этому поводу. — И она ткнула в фотографии с места убийства Йигера. — Почему мы вдруг стали говорить обо мне? — Потому что, когда вы смотрите на эти фотографии, вы видите только Уоррена Хойта. И мне просто интересно, почему. — То дело уже закрыто. И я вычеркнула его из памяти. — В самом деле? Это правда? Его вопрос она оставила без ответа. Ей были ненавистны его попытки проникнуть к ней в душу. Ненавистны прежде всего потому, что он знал правду, в которой она не смела признаться. Да, Уоррен Хойт оставил шрамы. Ей достаточно было взглянуть на свои ладони, чтобы лишний раз убедиться в этом. Но самой тяжелой была не физическая боль. В то лето она, заточенная в темном подвале, утратила ощущение собственной непобедимости, чувство уверенности в себе. Уоррен Хойт убедительно продемонстрировал ей, насколько она, в сущности, уязвима. — Я не собираюсь сейчас обсуждать дело Уоррена Хойта, — сказала она. — Но ведь именно из-за него вы здесь. — Нет. Я здесь потому, что вижу параллели между этими двумя убийцами. И, кстати, не я одна. Так же думает и детектив Корсак. И давайте наконец перейдем к делу. — Хорошо, — мягко улыбнулся он. — Ну, так что скажете об этом убийце? — Она опять ткнула пальцем в снимки. И в очередной раз Цукер уставился на фото доктора Йигера. — Ваш неизвестный явно человек организованный. Но вы это уже знаете. Он пришел на место преступления в полной боевой готовности. У него был алмаз для резки стекла, электрошокер, скотч. Ему так быстро удалось вывести из строя обоих супругов, что остается только удивляться… — Он взглянул на нее. — Вы исключаете, что у него был сообщник? — У нас только один комплект отпечатков подошв. — Выходит, ваш убийца очень ловкий. И хитрый. — Но он оставил сперму на ковре. То есть дал нам ключ к установлению его личности. Это же чудовищная ошибка. — Да, верно. И он наверняка это знает. — Тогда зачем он стал насиловать ее прямо в доме? Почему бы не сделать это позже, в безопасном месте? Если уж он такой организованный и ему удалось проникнуть в дом, сломить сопротивление мужа… — Может, в том и состоял его замысел. — В чем? — Подумайте сами. Доктор Йигер сидит, связанный и беспомощный. Вынужденный наблюдать за тем, как другой мужчина овладевает его собственностью. — Собственностью… — повторила она. — Да, в сознании нашего неизвестного женщина является олицетворением собственности. Причем собственности другого мужчины. Большинство сексуальных маньяков не рискуют нападать на пары. Они предпочитают охотиться за одинокими женщинами, это легче. Присутствие мужчины опасно. И все-таки наш убийца выбирает именно такой вариант. И заранее готовится нейтрализовать мужчину. Может быть, это часть игры? И присутствие зрителей — еще один источник возбуждения? Зрителя в единственном числе. Она перевела взгляд на снимок доктора Йигера, замершего у стены. Да, она тоже подумала именно об этом, когда впервые вошла в гостиную. Взгляд Цукера устремился в окно. Повисла пауза. Когда он вновь заговорил, голос его был тихим и сонным, словно он находился под гипнозом. — Все это связано с темой силы. И власти. Господства над другим человеком. Не только над женщиной, но и над мужчиной. Возможно, на самом деле его больше возбуждает именно мужчина. Наш неизвестный понимает, что рискует, но устоять не может. Он находится в плену своих фантазий, которые властвуют над ним, а он, в свою очередь, властвует над жертвами. Он — всемогущий. Победитель. Враг обезоружен, беспомощен и жалок, и наш герой поступает так, как всегда поступали армии-победительницы. Он захватывает свой трофей. И насилует женщину. Удовольствие усиливается сознанием того, что доктор Йигер сломлен. Атака, предпринимаемая нашим неизвестным, — это больше чем сексуальная агрессия; это демонстрация мужской силы и власти. Победа одного мужчины над другим. Завоеватель предъявляет свои права. Студенты на лужайке стали подниматься, стряхивая траву с одежды. Послеполуденное солнце окрасило пейзаж в теплые золотистые тона. «Чем обернется остаток дня для этих молодых людей? — подумала Риццоли. — Возможно, вечером удовольствий, веселой беседой за пиццей и пивом. И глубоким сном, не омраченным ночными кошмарами. У меня такого больше никогда не будет». Зажужжал ее сотовый телефон. — Простите, — сказала она, доставая мобильник. Звонила Эрин Волчко из лаборатории по исследованию волос, тканей и микрочастиц. — Я исследовала образцы ленты, которой был связан доктор Йигер, — сказала она. — И отчет послала по факсу детективу Корсаку. Но думаю, тебе тоже будет интересно узнать результаты. — Ну, и что мы имеем? — На липкой стороне ленты имеются короткие коричневые волоски. Они оторвались, когда сдирали ленту с конечностей. — А волокна? — Они тоже присутствуют. Но здесь есть одна интересная деталь. На ленте, которую содрали со щиколоток жертвы, обнаружился темно-коричневый волос длиной двадцать один сантиметр. — Его жена блондинка. — Я знаю. Потому-то мне эта находка и кажется интересной. «Неизвестный, — подумала Риццоли. — Это его волос». И спросила: — Есть клетки эпителия? — Да. — Возможно, нам удастся определить код ДНК с этого волоса. Если он совпадет с кодом спермы… — Он не совпадет. — Откуда ты знаешь? — Потому что этот волос никак не может быть волосом убийцы. — Эрин сделала паузу. — Если только он не зомби. 4 Детективам из бостонского отдела по расследованию убийств достаточно было совершить короткую прогулку по залитому солнцем коридору в южное крыло здания «Шредер Плаза», чтобы оказаться в криминалистической лаборатории. Риццоли несчетное количество раз проходила этим маршрутом, и зачастую взгляд ее задерживался на окнах, за которыми просматривался неспокойный квартал Роксбери, где на ночь магазины запирались решетками и крепкими навесными замками. Но сегодня ее мысли были устремлены в строго очерченное русло, и она, не глядя по сторонам, стремительно направилась к комнате С269, в которой располагалась лаборатория по исследованию волос, тканей и микрочастиц. В этой комнате без окон, заставленной всевозможной аппаратурой, царствовала эксперт-криминалист Эрин Волчко. Отлученная от солнечного света и внешнего мира, она как будто жила в другом измерении, которое открывалось под линзами микроскопов. Слегка прищуренный взгляд и легкое косоглазие выдавали в ней человека, привыкшего подолгу смотреть в окуляр оптического прибора. Когда Риццоли вошла в лабораторию, Эрин оторвалась от рабочего стола и повернулась к ней. — Я только что выложила его под микроскоп, специально для тебя. Взгляни-ка. Риццоли присела к столу и уставилась в окуляр. Она увидела протянувшийся горизонтально волос. — Это тот самый длинный коричневый волос, обнаруженный на полоске скотча, которым были связаны щиколотки доктора Йигера, — пояснила Эрин. — Он единственный такой длинный. Остальные волоски короткие, они были сняты с конечностей жертвы, и еще были волосы с головы жертвы, которые обнаружились на полоске, содранной с его рта. Но этот длинный явно выделяется. И не подходит ни к волосам с головы доктора Йигера, ни к тем, что мы сняли с расчески его жены. Риццоли вгляделась в стержень волоса. — Он точно человеческий? — Да, человеческий. — Так почему же он не может быть волосом нашего убийцы? — Посмотри на него внимательней. Скажи мне, что ты видишь? Риццоли попыталась оживить в памяти все свои познания в области судебной медицины. Она понимала, что Эрин неспроста заставляет ее так тщательно изучать волос; в ее голосе она улавливала знакомое волнение.