— Ну, знаете… Помада поярче. Пышный начес. Ничего общего с теми, кто слушает, скажем, Шостаковича. — А какую музыку слушала миссис Хэллоуэлл? — Честно говоря, я не помню. — Вы работали с ней месяц назад. — Да, но я не всегда помню детали. — Джо закончил работать с руками и переместился в изголовье, где приступил к макияжу под ритмичный аккомпанемент рок-н-ролльной песенки. В черных джинсах и тяжелых ботинках «Доктор Мартенс» он казался хиппующим художником, задумчиво созерцающим чистый холст. Только его холстом была холодная плоть, а инструментами — кисть для макияжа и тюбик губной помады. — Я думаю, ей подойдет бронзовый оттенок, — произнес он и потянулся к краске. Шпателем он принялся смешивать цвета на палетке из нержавеющей стали. — Да, это вполне в духе стареющей поклонницы Элвиса. — Он принялся втирать тональный крем в щеки покойной, постепенно двигаясь к серебристым корням волос. — Может быть, вы помните, о чем говорили с дочерью миссис Хэллоуэлл? — спросила Риццоли. Она достала фотографию Гейл Йигер и показала ее Джо. — Вам лучше спросить у мистера Уитни. Он здесь главный. Я лишь его помощник… — Но вы, должно быть, обсуждали с миссис Йигер макияж для ее матери. Ведь вы готовили тело к похоронам. Взгляд Джо скользнул по фотографии Гейл Йигер. — Я помню, что она была действительно очень красивой женщиной, — тихо произнес он. Риццоли вопросительно взглянула на него. — Кто? — Послушайте, я ведь слежу за новостями. Не думаете же вы в самом деле, что миссис Йигер еще жива? — Джо хмуро уставился на Корсака, который бродил по комнате, заглядывая во все шкафчики. — Хм… детектив! Вы что-нибудь ищете? — Нет, ничего. Просто интересно, что хранится в покойницкой. — Он залез в один из шкафчиков. — Это что, щипцы для завивки? — Да. Мы же производим укладку волос. И маникюр делаем. Все, что нужно, чтобы клиент выглядел наилучшим образом. — Я слышал, вы настоящий мастер своего дела. — Пока никто не жаловался. — А ваши клиенты разве могут жаловаться? — рассмеялся Корсак. — Я имею в виду их родных. Родные довольны. Корсак отложил щипцы. — Как давно вы работаете на мистера Уитни, лет семь уже? — Около того. — Наверное, сразу после окончания средней школы? — Я начал с того, что мыл его катафалки, убирался в покойницкой, выезжал на ночные вызовы. Потом мистер Уитни попросил помогать ему в бальзамировании. Теперь, когда он уже немолод, я делаю здесь практически все. — Я так понимаю, что у вас есть и лицензия на бальзамирование трупов? Последовала пауза. — Хм, нет. Я так и не удосужился приобрести ее. Я просто помогаю мистеру Уитни. — Почему вы не подаете заявку на лицензию? Это было бы шагом вперед в вашей карьере. — Меня вполне устраивает мой нынешний статус. — Джо вновь переключил свое внимание на миссис Обер, лицо которой уже заметно порозовело. Нежно орудуя щеточкой, он принялся подкрашивать ее серые брови. В то время как его сверстники стремились взять от жизни все, молодой Джо Валантайн предпочитал проводить дни наедине со смертью. Он перевозил трупы из больниц и богаделен в эту чистую, ярко освещенную комнату. Мыл и обтирал их, укладывал им волосы, втирал в их безжизненную кожу кремы и краски, пытаясь создать иллюзию жизни. Приукрашивая миссис Обер, он бормотал: — Прелестно. Да, прелестно. Вы будете выглядеть роскошно… — Итак, Джо, — не унимался Корсак, — вы работаете здесь семь лет, верно? — Разве я не сказал вам об этом только что? — И за это время даже не пытались обратиться по поводу получения собственной лицензии? — Почему вы так настойчиво спрашиваете об этом? — Может, вы просто заранее знали, что никогда не получите ее? Джо напрягся, его рука застыла в воздухе, сжимая тюбик губной помады. Он промолчал. — Старик Уитни знает о вашем криминальном прошлом? — спросил Корсак. Джо наконец поднял на него взгляд. — Вы ведь не рассказали ему, я надеюсь? — Возможно, и следовало бы рассказать. О том, как ты до смерти напугал ту бедную девчонку. — Мне было всего восемнадцать. Это была ошибка… — Ошибка? Что, забрался не в то окошко? Выследил не ту девушку? — Мы вместе учились в школе! Это была моя знакомая! — Выходит, ты лазаешь в окна только к знакомым девушкам? Что еще ты проделываешь, пока безнаказанно? — Я же сказал вам, это была ошибка! — Может, когда-нибудь пробирался в чужие дома? В чужие спальни? Крал что-нибудь из нижнего белья — ну, там — лифчик, здесь — пару трусиков? — О господи. — Джо стоял, уставившись в пол, где валялся выпавший из его рук тюбик помады. Казалось, еще немного — и с ним случится обморок. — Знаешь, чрезмерно любопытные все время в поиске новых приключений, — не унимался Корсак. — С каждым разом все менее безобидных. Джо подошел к проигрывателю и выключил музыку. В воцарившейся тишине он повернулся к нам спиной и уставился в окно, которое выходило на кладбище. — Вы хотите сломать мне жизнь, — сказал он. — Нет, Джо. Мы просто пытаемся вывести тебя на откровенный разговор. — Мистер Уитни ничего не знает. — Ему и не нужно знать. — При условии?.. — Где ты был в воскресенье вечером? — Дома. — Один? Джо вздохнул. — Послушайте, я понимаю, к чему вы клоните. И знаю, что вам нужно. Но я уже сказал вам, что едва знаком с миссис Йигер. Я занимался только ее матерью. Знаете, я хорошо поработал с ней. Мне потом об этом все говорили. Она выглядела как живая. — Ты не против, если мы заглянем в твою машину? — Зачем? — Просто осмотрим. — Я против. Но вы ведь все равно туда полезете, не так ли? — Только с твоего разрешения. — Корсак выдержал паузу. — Знаешь, сотрудничество — это улица с двусторонним движением. Джо продолжал пялиться в окно. — Сегодня на кладбище похороны, — тихо произнес он. — Видите все эти лимузины? Еще в детстве я любил смотреть на похоронные процессии. Они такие красивые, такие величественные. Это единственное, что люди делают правильно. Единственное, что они не успели разрушить или испортить. Не то что свадьбы, на которых они вытворяют всякие глупости вроде прыжков с парашютом или клятв в прямом эфире, на всю страну. На похоронах мы пока еще выказываем уважение друг к другу… — Твоя машина, Джо, — оборвал его Корсак. Джо наконец обернулся к ним и направился к одному из шкафчиков. Достав оттуда связку ключей, он протянул ее Корсаку. — Коричневая «Хонда».