— Прямо сейчас? — Если вы не возражаете. Пойдемте ко мне в кабинет. Судя по выражению лиц присутствовавших, всех посетила одна и та же мысль: у Риццоли будут неприятности. Она понятия не имела, в чем дело. Вспыхнув, детектив встала из-за стола и вышла из комнаты. Пока они шли по коридору, Маркетт не проронил ни слова. Вскоре они зашли к нему в кабинет, и он закрыл дверь. Сквозь стеклянную перегородку она видела, как на нее со своих рабочих мест таращатся детективы. Маркетт подошел к окну и резко задернул жалюзи. — Присаживайтесь, Риццоли. — Спасибо, я только хотела узнать, в чем дело. — Пожалуйста. — Его голос заметно смягчился. — Садитесь. Его внезапная учтивость напрягла ее еще больше. Их отношения с Маркеттом никогда не отличались особой теплотой. Убойный отдел все-таки оставался мужским клубом, и она знала, что любая женщина всегда будет в нем чужой. Провалившись в кресло, она почувствовала бешеное биение собственного пульса. Какое-то время Маркетт молчал, будто собираясь с мыслями. — Я хотел, чтобы вы узнали об этом первой. Потому что вам будет особенно тяжело. Впрочем, я уверен, что ситуация разрешится очень быстро, это вопрос нескольких дней, если не часов. — Какая еще ситуация? — Сегодня утром, примерно в пять, Уоррен Хойт сбежал из-под стражи. Теперь она поняла, почему он так настойчиво предлагал ей сесть: видимо, предполагал, что ей станет дурно. Но этого не случилось. Она сидела, не шелохнувшись, немая и бесчувственная к происходящему. Когда Риццоли наконец заговорила, голос ее зазвучал на редкость спокойно, она сама едва узнавала его. — Как это случилось? — спросила она. — При переводе в больницу. Ночью его госпитализировали в Фитчбург с острым приступом аппендицита. У нас нет полной информации о том, что там все-таки произошло. Но в операционной… — Маркетт запнулся. — Короче, живых свидетелей не осталось. — Сколько трупов? — спросила она. Ее голос был по-прежнему ровным и бесстрастным. Все таким же чужим. — Три. Медсестра и женщина-анестезиолог, готовившие его к операции. Плюс охранник, который сопровождал его при перевозке. — «Соуза-Барановски» — объект высшей категории. — Да. — И они допустили его перевод в гражданский госпиталь? — В обычной ситуации его бы перевезли в тюремный госпиталь Шаттак. Но речь шла об экстренной госпитализации, а в подобных случаях разрешается перевозка больных в ближайшее лечебное заведение. Таковым оказался Фитчбург. — Кто принял решение об экстренной госпитализации? — Тюремная медсестра. Она осмотрела Хойта, проконсультировалась с врачом из больницы. Оба пришли к выводу, что ему нужна срочная медицинская помощь. — На чем они основывались? — Ее голос становился все резче, и в нем все отчетливее проступали эмоциональные нотки. — Были симптомы. Боль в животе… — У него есть медицинская подготовка. Он прекрасно знает, как можно симулировать боль. — Но и анализы показали аномалию. — Какие анализы? — Ну, что-то там с лейкоцитами. — Они хотя бы понимали, с кем имеют дело? Что, вообще не соображали? — Но лабораторный анализ не подменишь. — Он может. Он же работал в больнице. Он знает, как сделать липовый анализ. — Детектив… — Да Господи, он же работал с кровью! — Собственный голос, теперь уже более походивший на крик, поразил ее. Шокированная этим резким выпадом, она уставилась на лейтенанта. Ее наконец захлестнули эмоции, в которых смешались ярость, гнев, ощущение полной беспомощности. И страх. Все эти месяцы она подавляла его, потому что знала, что глупо бояться Уоррена Хойта. Он был надежно заперт там, откуда не мог достать ее, причинить ей боль. Ночные кошмары были всего лишь послесловием, отголосками пережитого; она надеялась, что вскоре и они уйдут в прошлое. Но вот страх вернулся, он стал реальностью и крепко держал ее в тисках. Она резко вскочила со стула и направилась к выходу. — Детектив Риццоли! Она остановилась у двери. — Куда вы? — Думаю, вы сами знаете. — Полицейское управление Фитчбурга и полиция штата держат ситуацию под контролем. — Неужели? Кто он для них? Очередной беглый зэк. Они рассчитывают, что он будет совершать те же ошибки, что и другие. Но он не такой. Он ловко проскочит через расставленные сети. — Вы недооцениваете их. — Это они недооценивают Хойта. Они не понимают, с кем имеют дело, — сказала она. Зато я понимаю. Как никто другой. Автостоянка, казалось, была раскалена от солнца, а ветер нес с улицы тяжелый запах пыли. К тому времени, как она оказалась в салоне своего автомобиля, ее рубашка совсем промокла. Хойту такая жара пришлась бы по душе, мелькнуло в голове. Он млел от жары, как ящерицы в пустыне, выползающие на раскаленный песок. И, как любая рептилия, умел мгновенно исчезать при малейшей опасности. Они не найдут его. По дороге в Фитчбург она думала о Хирурге, который вновь оказался на свободе. Представляла, как он бродит по улицам города — хищник, высматривающий жертву. Она задавалась вопросом, хватит ли у нее на этот раз сил противостоять ему. Как будто в последней схватке с ним она исчерпала свой жизненный запас храбрости. Она не считала себя трусихой, никогда не бежала от опасности и смело бросала вызов противнику. Но мысль о том, что придется вновь столкнуться с Уорреном Хойтом, повергала ее в дрожь. Однажды я одолела его, и это едва не стоило мне жизни. Не знаю, смогу ли я это повторить — загнать зверя обратно в клетку. * * * По периметру здания госпиталя патруля не было. Риццоли остановилась в коридоре и огляделась в поисках хотя бы одного полицейского, но увидела лишь стайку медсестер, которые утешали друг друга, о чем-то шептались и выглядели совершенно растерянными от шока. Она нырнула под желтую ленту и, никем не остановленная, спокойно прошла через двустворчатые двери, которые автоматически распахнулись, пропуская ее в операционное отделение. На полу она увидела кровавые потеки и отпечатки подошв. Криминалист уже упаковывал свои инструменты. Все было привычно и буднично, как на рядовом убийстве. Но она хорошо понимала, что здесь произошло. Сценарий был написан кровью на стенах. Кровью, которая фонтаном хлестала из артерии жертвы и на кафель, и на рабочий стол медсестры с разложенными на нем журналами, историями болезней, расписанием операций. Весь день был расписан. Риццоли почему-то подумала о том, что стало с пациентами, чьи операции внезапно отменили, поскольку операционная превратилась в место происшествия. Интересно, каковы могли быть последствия отложенной холецистостомии или другой срочной операции. Напряженный график работы больницы объяснял, почему место преступления обработали так быстро: надо было думать о живых. Нельзя было допустить, чтобы по вине одного злодея вымерло полгорода. Кровавые следы тянулись дальше и заканчивались засохшей лужицей возле стойки приемной. Телефон. Кто-то пытался добраться до телефона. Из приемной открывался широкий коридор с рядами умывальников по стенам, и в него выходили двери операционных. Мужские голоса, треск полицейской рации словно маяки манили ее вперед, к одной из дверей. Никто не остановил ее, даже когда она зашла в операционную номер четыре, где замерла на пороге в ужасе от следов кровавой бойни. Хотя жертвы уже были вывезены, кровью было залито все вокруг — стены, шкафы, столы, а на полу во множестве отпечаталась подошвы тех, кто прибежал сюда уже потом. — Мэм! Мэм! Двое мужчин в штатском, стоявших возле шкафа с инструментами, хмуро смотрели на нее. Тот, что повыше, направился к ней, шурша бахилами. Ему было лет под сорок, и он нес себя с сознанием полного превосходства, которое ему давали накачанные мышцы. Мужская компенсация за стремительно редеющую шевелюру. Предупреждая его дежурный вопрос, она достала свое удостоверение. — Джейн Риццоли, отдел по расследованию убийств. Бостонское управление. — А что здесь делает Бостон? — Простите, я не знаю вашего имени, — вместо ответа произнесла она. — Сержант Канади. Подразделение по розыску беглецов. Офицер полиции штата Массачусетс. Она собралась было протянуть ему руку для пожатия, но вовремя заметила, что на нем латексные перчатки. Как бы то ни было, он, похоже, не собирался отвечать ей любезностью. — Чем можем помочь? — спросил Канади. — Пожалуй, это я могу помочь вам.