Она пыталась убежать, само собой. Вырывалась, кусалась. Но всякий раз он либо бил ее так, что сознание упархивало, либо нагло смеялся ей в лицо, наслаждаясь беспомощностью жертвы. По идее, он должен был приходить чаще, и узница знала, что ему мешает. Ублюдок. Потом таяли силы, нарастала апатия. А после появились шприцы. Матрасы, прибитые к стенам, слегка вибрировали, будто сипло дышали. Несчастная прислушалась. Вибрации стихли. Через несколько мгновений раздались шаги, следом звякнул металл. Перед уходом в прошлый раз он сказал, что девушка должна ему подарок ко Дню защитника Отечества. Что ж, подарок готов. * * * Турка всегда поражался, как быстро пролетают две недели между праздником мужчин и праздником женщин. На календаре красовалось седьмое число, среда. Уроки сокращенные, завтра выходной — красота. Единственный минус — поздравление девчонок, учителей и праздничная суета. Впрочем, в ней Турка не очень-то участвовал. Деньги скинул, само собой, и отдалился. Они собирались с отцом навестить маму, которой не удалось отпроситься домой на праздники. В больнице из персонала только дежурная медсестра, и лежать придется только из-за капельниц. Туберкулез даже в закрытой форме — штука опасная. Мама расстроилась, но виду не подавала. Разочарованнее всех выглядел отец, а Турка лишь плечами пожал. Надоело, конечно, вдвоем с ним дома куковать, но раз не отпустили маму, то что поделать. Он как-то отдаленно думал о том, что должен испытывать иные эмоции. Ведь это мама, самый близкий человек. И тут же думал совсем о другом. На уроке истории Андрею Викторовичу положили на стол букет из трех дохловатых тюльпанов. Он поднял брови, интересуясь у сидевших на первой парте девчонок, а те удивились: — Мы думали, это ваш! Думали, подарить кому-то там хотите. За последними партами угорали со смеху хулиганы. Плотников исподтишка снимал происходящее на телефон, а Шуля выкрикнул: — Это мы вас поздравить решили. С Восьмым мартом вас, Андрей Викторович. Раздался дружный хохот. Смеялись и другие пацаны, а сам историк застыл возле стола, на первый взгляд безучастный к происходящему. Потом он знаками показал Муравью, сидевшему за последней партой, закрыть дверь. Тот послушался, однако, лицо его омрачилось тем, что не удалось остаться незамеченным. Впрочем, мало кто обратил на него внимание. — Плотников! Убери телефон. — С праздником! — выкрикнул Плотников, продолжая снимать. Андрей Викторович взял букет и пошел между рядов, банда заулюлюкала: — Ооооооо-ооуууооо! — Идет, идет! Историк хлопнул по парте Плотникова букетом, тот хихикал и продолжал снимать, уворачивась от преподавателя, который пытался отобрать мобильник. Шуля что-то выкрикивал, в классе висел хохот. В конце концов, букет оказался под стулом, историк отобрал телефон у Плотникова и пошел на место. В этот момент Шуля поднял тюльпаны и швырнул их в спину преподавателю, а пока тот оборачивался, сел на свое место. — Ну вы и конченные, — пробормотал историк. — Плотников! Букет подбери и выкинь в мусорку. — Так… он же ваш, Андрей Викторович. Это вам подарили. — Щас кто-то будет жрать эти тюльпаны. Кто-то из вас. Считаю до трех — раз! — Да возьмите цветы, мы от всей души подарили! — издевался Шуля. — ДВА! — Что у вас тут происходит? — в кабинет заглянула остроносая математичка, с глубоко посаженными глазами. — Я вас спрашиваю, что тут творится? В кабинете мигом повисла тишина. Марина Игоревна вела математику у десятых-одиннадцатых классов, и один ее вид заставлял учеников тушеваться. Высокая, угловатая, и что-то живое и страшное в глазах. Ходили слухи, что у нее муж — бывший зек, а сейчас занимается бизнесом. Неизвестно, каким конкретно. — С праздником, Марина… — начал было Шуля, но тут же получил подзатыльник. — Какого хрена вы орете каждый урок? Надоели уже! Ты такой смелый, да? Быстро встал и поднял цветы! К удивлению многих, Шуля не стал препираться и спорить. Он отлип от стула, споткнулся о чей-то рюкзак и подобрал растрепанный букет, пряча глаза. — Ты! — она схватила Плотникова за ухо. — Сотри с лица эту мерзкую улыбочку. Ровно сядь! — Да вы… — хотел возмутиться Плотников, но тоже получил подзатыльник и смешно дернулся, ударившись подбородком о парту. — Что вы с ними церемонитесь, Андрей Викторович? Они вам и так уже на шею сели да ножки свесили! Еще хоть один писк я сегодня услышу, то клянусь, вы пожалеете. Потом жаловаться можете куда угодно. Я понятно объяснила? — Так точно, — буркнул Шуля, и тут же получил еще один подзатыльник, но и его стерпел, не смея дерзить. — Тетради достали, книги! И так уроки сокращенные, а вы тут черте чем занимаетесь. Я не поняла, где учебник твой? — нависла учительница над Шулей. — Да я… Ну, обычно это… — Что ты заикаешься? И остальные, шевелитесь, давайте! Вы сюда похихикать пришли? В смущенной тишине ребята шевелились, доставали тетради, учебники. Даже Вол вытащил не листик, а именно тетрадку. — Повторяю, еще хоть один писк… Поняли? Ответом опять-таки служила тишина. Марина Игоревна, выдержав паузу, вышла из класса. Когда за ней закрылась дверь, Андрей Викторович открыл журнал и вздохнул: — Ну что же, приготовьте листочки, сегодня проверочная работа. Обычно после таких слов звучали стоны, начинались уговоры и протесты, но сегодня — ни единого звука. * * * После урока задержались дежурные. Водовозовы долго спорили с Хазовой, мол они и так слишком часто дежурят, и вообще — только они и убирают. А потом сдались. Не спешил покидать кабинет Плотников. Он выбирал момент, глядя, как историк медленно заполняет журнал. Поглядывал на свой «Nokia», лежащий почти у края стола. Потом решился и подошел, стараясь выглядеть смиренным и раскаявшимся. — Андрей Викторович… — Телефон отдам родителям, — не поднимая головы сказал преподаватель. — Отцу или матери — неважно. — Ну, Андрей Ви-иикторович!.. Да они не смогут в ближайшее время прийти. Заняты, работают. — А я ерундой занимаюсь? — поднял глаза историк, выдержал паузу. — Я не занят? Пусть работают, когда смогут — придут на беседу. Телефон я отдам только им. Видя в глазах Плотникова намерение схватить мобильник, преподаватель опередил его и накрыл ладонью телефон: — Даже не пытайся. Собственно, Андрей Викторович понимал, что беседа с родителями Плотникова ни к чему не приведет. Но это дело принципа. Да и как еще повлиять на этого оболтуса? Порыв вышвырнуть телефон в окно, вслед за фонариком, Андрей Викторович тогда сдержал. Сейчас, когда эмоции стихли — порадовался. А то проблем не оберешься, плюс деньги за трубку придется отдавать. Видео он успел удалить. Хотя не факт, что кто-то еще не снимал выходку и возможно, запись в скором времени будет гулять по мобильникам учеников. — Что ты стоишь? Скажешь, не имею права? — Имеете, конечно, — потупился Плотников. — Но… может, все-таки так отдадите? Мне стыдно за свое поведение… В этот момент один из близнецов прыснул и засмеялся. Однако, поймав суровый взгляд Плотникова, Водовозов отвернулся и энергично замахал веником. — Ой, ты это можешь пойти маме как раз рассказать. Что тебе стыдно, и историк тебя вызывает в школу. — Ну… Давайте я дяде позвоню, а вы с ним пообщаетесь. — Нет. Забудь про телефон. Просто, сейчас ты пойдешь домой, обдумаешь свое поведение, сделаешь выводы. Потом скажешь родителям, что их вызывают. — Так а смысл? — не унимался Плотников. — Ну, возьмите и поговорите по телефону! Для чего достижения науки существуют? Вы же не технофоб какой-нибудь. — Ты знаешь умные слова, молодец. Да и вообще ты парень не глупый. Личный контакт — всегда лучше, чем телефонный разговор или смс-ка. Понял? Плотников кивнул и вразвалку пошел к выходу, перекладывая пакет с пожитками из одной руки в другую. Парень чуть не столкнулся в дверях с Мариной Яковлевной, которая бросив суровый взгляд и на Плотникова, и на копошащихся дежурных, проследовала через кабинет к преподавательскому столу. Улыбнувшись, она сказала: — Андрей Викторович! Мы в учительской будем отмечать. Так, посидим — пирожные, чай. Вы присоединитесь? — Да, конечно, — улыбнулся историк в ответ. — Вот сейчас заполню, минутку буквально. — Хорошо, ждем. А вы побыстрее убирайте, мальчики, — добавила математичка и близнецы закивали. Когда близнецы закончили, Андрей Викторович запер кабинет, и пошел по направлению учительской. Ему казалось, что за ним кто-то наблюдает, хотя коридор пустовал.