– Делай, что она говорит, – вторит ей Оксана, и я подчиняюсь. У меня ощущение, будто я бреду во сне и я больше не командир собственным ногам. Глаза Крис не закрыты. Кошмарная сквозная рана мне не видна. Единственный видимый след убившего ее выстрела – аккуратное отверстие в синем бархатном пальто над сердцем. Глядя на нее, окруженную сказочными плакатами и единорогами, я начинаю плакать. Я чувствую себя такой пропащей, такой бесполезной, такой виноватой. Я понимаю, что Оксана, Даша и бойцы знают свое дело, и что я бы им только мешала, но это ощущение бессилия – оно ужасно, особенно при том, что именно я ответственна за смерть Крис. Да и потом – Даша. Я не питаю к ней теплых чувств, но мы с Оксаной не принесли в ее жизнь ничего, кроме хаоса, и навлекли месть «Двенадцати». А сейчас Даша рискует жизнью, чтобы защитить нас. Я еле слышу, как где-то там внизу что-то раскалывается, – это штурмующие подъезд высаживают дверь. Затем следуют единичные хлопки – поначалу отдаленные, но потом их громкость нарастает, когда boyeviki вступают в бой. Я, по идее, должна бояться, но страха не чувствую. Сидя на кровати с пистолетом наготове, я вообще ничего не чувствую, кроме голой тоски. В другом конце квартиры раздается оглушительный грохот выбитой двери, а следом – беспорядочные крики и стаккато автоматных очередей. Кто-то вопит, и хотя мне слышно, что это не Оксанин голос, я все равно обмираю от ужаса при мысли, что могу ее потерять. Вопль переходит в прерывистый стон. Я обязана помочь. Или хотя бы попытаться. Я на ощупь проверяю карман – на месте ли запасные обоймы от «глока», иду к двери и дрожащими пальцами поворачиваю ключ. За ней – коридор, ведущий в темную гостиную, где мы сидели перед ужином с покойным Паханом. Я выхожу в коридор, слезы на щеках уже почти высохли, вокруг – звенящая тишина. Тут из прихожей раздается пистолетный выстрел, оглушающе усиленный замкнутым пространством, и вновь опускается безмолвие. Боязливо придерживаясь за стенку, я крадусь через гостиную к открытой двери в прихожую. Там тоже темно, но я уже способна в целом разглядеть очертания. Всего в паре метров от меня лежит перевернутый набок стол с мраморной столешницей, рядом – пара свалившихся с него тяжелых ониксовых ламп, а за столом боком ко мне на корточках сидят двое в уличной одежде с автоматами в руках. За этой парой я вижу тело третьего – оно лежит на ребре вертикально стоящей столешницы и выглядит, словно ныряльщик перед прыжком. В другом конце прихожей лицом к ним стоят люди – кто именно, я разобрать не могу, но молюсь, чтобы среди них оказалась Оксана. Я стою, погруженная в темноту, вдыхаю едкий от дыма воздух и пытаюсь оценить ситуацию. Я не знаю, что за человек сидит ближе ко мне, это может оказаться кто-то из Дашиных бойцов. Но тут я замечаю на толстых подошвах его солдатских ботинок тающие остатки вдавленного снега. Он недавно с улицы. Он – один из штурмовиков, и я решаю убить его или хотя бы попытаться. «… Если мы хотим остаться в живых, ты должна быть немного как я». Я очень медленно поднимаю «глок», выстраиваю в одну линию мушку, целик и ухо штурмовика. А второй? Я словно слышу ее шепот. Он будет следующим, – обещаю я и спускаю курок. Я его не убила. Девятимиллиметровый патрон лишь снес прядь волос и осколок кости с затылка, и теперь он быстро поворачивается, направляя на меня автомат, но тут на дальнем конце комнаты в поле зрения появляется Оксана и быстро делает два выстрела – один за другим. Обе пули пробивают ему горло, и он, задыхаясь, валится на пол. Второй открывает было ответный огонь, но Оксана уже исчезла. Он поворачивается ко мне, и я выпускаю в него пулю, которая проходит сквозь его щеку и сносит ухо. Из дула автомата вылетает каскад оранжевых вспышек, и вдоль моей спины проносится огненная плеть. Я смутно осознаю, что прозвучал выстрел третьего оружия – Дашиного «макарова», – и отрешенно наблюдаю, как у штурмовика подкашиваются колени, а из виска вылетает струя мозгового вещества. Даша с Оксаной вскакивают на ноги, и Оксана бросается в ту сторону, где лежу я. – Ты мудачка! – орет она. – Ты долбаная идиотка! – Моя спина. Меня зацепило. – Садись. Дай глянуть. Она включает в гостиной свет, стягивает с меня куртку и рывком снимает через голову пропитанный кровью свитер. Всего в паре метров от меня в темной прихожей лежат все три штурмовика – словно отдыхая в перекошенных, гротескных позах. Один из них еще жив и следит глазами за переступающей через него Дашей, которая вставляет в пистолет свежую обойму и выпускает пулю в основание его носа. Потом она направляется к входной двери. – Схожу на лестницу. Посмотрю, выжил ли кто-то из моих. – Ладно, – отвечает Оксана. Мне так тошно от чувства вины, что я не могу не то чтобы ответить, а даже посмотреть на Дашу. Я думаю о Крис, безжизненно лежащей в их спальне. Оксана уходит и возвращается с армейской аптечкой и мокрым полотенцем. Оно ужасно холодное, и когда Оксана обтирает мне спину, по мне катятся волны лютой боли. – Тебе повезло, – бормочет она. – Сантиметром глубже, и ты бы осталась парализованной. Даша спасла тебе жизнь. О чем ты, б…, думала? Мы же сказали тебе… – Я знаю, что сказали. Мне хотелось помочь. – И ты наверняка помогла. Но Ева – твою мать! – Знаю. Все просрано. – Только не шевелись. – Она сильно прижимает полотенце к моей спине. – Я думала, что потеряла тебя, глупая ты сучка. – Мне жаль, – повторяю я. – Сейчас тебе будет еще жальче, потому что мне надо тебя заштопать. Оксана опускается возле меня на колени и принимается за работу лигатурной иглой. Боль адская, но меня она радует. Такая боль заглушает все мысли. – Ты делала это раньше? – бормочу я. – Нет, но мы занимались шитьем в школе. Я сшила крокодила. У него были зубы и все прочие прибамбасы. Возвращается Даша с абсолютно отсутствующим лицом и без пистолета. Ее сопровождают двое мужчин и женщина. «Макаров» теперь в правой руке молодой, коротко стриженной блондинки крепкого телосложения с грубоватыми чертами и глазами грифельного цвета. Я сразу узнаю ее по записи с камер видеонаблюдения, которую мы смотрели и пересматривали на Гудж-стрит. Это Лара Фарманьянц, Оксанина бывшая девушка и подельница, недавно освобожденная из Бутырки. Рядом с Ларой стоит, покачивая автоматом, человек, известный мне как Антон, бывший командир Отряда Е, который возглавляет в «Двенадцати» отдел по клинингу, то есть координирует заказные убийства. Второй мужчина – Ричард Эдвардс, мой бывший босс в МИ-6 и давний агент «Двенадцати». Боль превращается в парализующее отчаяние. Все кончено. Новоприбывшие обезоруживают нас и оглядываются по сторонам, оценивая обстановку – перевернутую мебель, тела, забрызганные стены, лужи сворачивающейся крови. Видно, что среди кровавого побоища все трое чувствуют себя как дома. – Итак, – произносит Оксана, не отрываясь от штопки моей спины. – Значит, ты. – Да, – отвечает Лара. В записи, которую нам прислала итальянская полиция, она и Оксана прогуливаются по Венеции, разглядывая витрины на Калле-Валларессо. Там Лара в соломенной ковбойской шляпе, сдвинутой набок под правильным углом, больше похожа на модель с подиума. Но в жизни – суперсовременная снайперская винтовка через плечо, Дашин «макаров» в руке – вид у нее куда более угрожающий. – Это она убила Кристину? – Даша говорит так тихо, что я едва ее слышу. – Не она, а они, – поправляет Лара. – Мои местоимения теперь – «они», «им», «их»[5]. Но да, это я. Мне жаль. Даша хмурится. Я знаю, что ей сейчас хочется с криком броситься на Лару и подвергнуть ее какому-нибудь мучительнейшему насилию. Но она теперь – пахан, и поэтому ничего подобного не делает. – Просто к сведению, – говорит она Ларе. – Я тебя убью. Обещаю. – Ты уже убила троих наших солдат, – говорит Ричард. – Впечатляющий результат для местных bratkov. Даша поворачивается к Оксане, решительно глядя на нее зелеными глазами. – Это твои люди? – Уже не мои. – Я чувствую, как она затягивает последний стежок. – Ты слышала про Dvenadsat? – спрашивает Ричард. – Слышала, – отвечает Даша. – И что? – А то, мисс Квариани, что ты проявила гостеприимство к двум людям, с которыми у нас проблемы. Это миссис Поластри, моя не слишком смышленая бывшая подопечная. И ее несколько неуравновешенная подружка. – Он кивает в нашу сторону. – И за это вы убили ни в чем не повинную молодую женщину, штурмовали мою квартиру с гранатометами, нанесли тяжкие увечья двум людям, которые пытались меня защитить, а третьего убили? Пошли вы на х… со своими «Двенадцатью»! – Наши соболезнования по поводу девушки. Это вышло не нарочно. – Он переводит взгляд на Лару. – Она приняла ее за Еву. – Они приняли ее, – поправляет Лара. – Соболезнования? – Мой голос дрожит. – Да у тебя же, Ричард, дочь ее ровесница. Что бы ты почувствовал, если бы кто-нибудь убил Хлою, а потом повернулся к тебе и сказал, что это было «не нарочно»? Ты гребаное чудовище! Ричард игнорирует меня и продолжает обращаться к Даше. – Все, что нам от тебя нужно, это Вилланель. – Что еще за Вилланель? – спрашивает Даша. – Меня так звали, – произносит Оксана. – Долгая история. – Она наша, – говорит Ричард. – Куплена и оплачена. – Врешь, мудак, – откликается Оксана. – Это все позади. Ричард одаривает ее краткой улыбкой и переключается на меня. Он – в пальто с бархатным воротником, из-под которого виднеется старый университетский галстук, черный в бледно-голубую полоску. – Значит, говоришь, Ким Филби тоже учился в Итоне? – спрашиваю я его. – Нет. В Вестминстере. Он был балбес, наш Ким, ну и предатель, разумеется, в отличие от меня. – И что же, Ричард, делает тебя «непредателем», можно поинтересоваться? – Если бы я мог обрисовать тебе картину целиком, Ева, ты бы поняла. Но в данный момент ни у кого из нас нет на это времени. – Он отходит от меня и бегло осматривает трех мертвых мужчин на полу. – Тебе будет приятно узнать, что твоя попытка инсценировать свою смерть задержала нас на целые сутки. Убедительно сработано. Мы мельком показали фотографию твоему мужу, и он был весьма огорчен. Но на этот раз все будет не понарошку. Антон, не окажешь нам честь? Антон достает из кармана Оксанин «зиг» и взвешивает его в руке. – Нет, у меня есть идея получше. – Он извлекает обойму, вынимает все патроны, кроме одного, и протягивает пистолет Оксане. – Вилланель, выстрели ей в голову. Только побыстрее, пожалуйста.