– О да, пожалуйста. – А тебе, Ланс? – Да, валяй. Ева еле сдерживается, чтобы не распахнуть покрытое струями дождя окно и хоть немного не разбавить духоту, пропахшую карри. Ей не терпится узнать, получилось ли у Билли сделать две вещи: раскопать все, что возможно, о Ринате Евтухе, украинце, пропавшем в Венеции, и провести глобальный поиск недавнего интернет-трафика, связанного с именем – или оперативным псевдонимом – Вилланель. Обе задачи, вероятно, весьма непросты, а Ева по опыту знает, что наилучших результатов от Билли можно добиться, если его не подгонять. – Ну как тут? – спрашивает она. – Все то же, – отвечает Билли, неторопливо подходя к раковине и забрасывая по чайному пакетику в чашки на сушилке. – Леди хочет спросить, не скучал ли ты по нас, – говорит Ланс. – Если честно, даже не заметил, что вас нет. Ланс расстегивает дорожную сумку, достает сверток и бросает его Билли. – Что это? – Сувенир из Венеции, приятель. Просто показать, что мы думали о тебе, пока ты тут, как на галерах, а мы там, словно в сказке. – Симпатично. Это гондольерская футболка в красно-белую полоску. Ева кидает на Ланса благодарный взгляд: ей даже в голову не пришло захватить подарок для Билли. – Итак, что у нас есть? – спрашивает она Билли, когда чашки уже у всех в руках. – Я занимался Тони Кентом. – Нашел что-нибудь новенькое? – Так, всяко-разно. – Колись. Билли поворачивает кресло назад к экрану. – Значит, что у нас было. Кент – не то партнер, не то друг, не то что-то еще Денниса Крэйдла, ныне покойного. Выплаты Крэйдлу от «Двенадцати» проходили через Кента, нам эта информация известна из документа, полученного Евой в Шанхае от Цзинь Циана, офицера китайского министерства государственной безопасности. Все верно? Ева кивает. – В открытых источниках данные о Кенте найти нелегко. Все следы его присутствия в онлайне вычищены. Ни слова в соцсетях, в высшей степени выборочные биографические данные. Какие-то детали сохранены, чтобы не возникало ощущения, будто все нарочно выхолощено, но они никуда не ведут. В кармане у Евы вибрирует телефон. Она, и не глядя, знает, что это Нико. Билли кидает на нее взгляд – ответит или нет; Ева игнорирует звонок. – Но я все же соединил линиями пару точек. Кенту пятьдесят один год. Детей нет, два развода. – Контакты бывших жен? – Одна живет в Марбелье, это Испания, а другая руководит центром по спасению стаффордширских бультерьеров в Стелленбосе, ЮАР. Я звонил обеим – мол, пытаюсь найти Тони. Первая, Летиция, еле ворочала языком, хотя было только одиннадцать утра. Сказала, что не видела Кента уже сто лет, понятия не имеет, где его можно найти, и что если я его найду, то должен передать ему, цитирую: «Удавись на х…». Ланс, ничего не напоминает? – А то! Когда я последний раз видел бывшую – почти слово в слово. – Ржунимагу. А Кайла – которая в ЮАР – вела себя вполне дружелюбно, но сказала, что закон запрещает ей разговаривать о муже с другими людьми – как я понимаю, она, видимо, при разводе и разделе имущества подписала соглашение о конфиденциальности. В общем, звонки мало что дали. Но вернемся к Кенту. Он вырос в Лаймингтоне, графство Хэмпшир, потом учился в Итоне. Как выяснилось, там же учился и Деннис Крэйдл. – В одно время? – спрашивает Ева. – Да, Кент был у Крэйдла в «сынках». Типа личного слуги: чистил туфли, готовил чай, грел стульчак зимой. – Серьезно? – Абсолютно. – Вот черт! Я, конечно, знала, что это стремные места, но… – Она прищуривает глаза. – А как ты все это раскопал? – Попросил Ричарда поискать их имена в кадровых архивах секретных служб, и оба нашлись. – Ну Крэйдл-то понятно. А откуда там Кент? – После Итона Крэйдл поехал в Оксфорд, сдал экзамены по госслужбе, и его взяли в МИ-5. А Кент через четыре года поступил в Дарем и после окончания попытался присоединиться к Крэйдлу в Темз-хаусе, но не прошел отбор. – Есть соображения почему? – спрашивает Ева. – Если коротко, один из членов комиссии вынес заключение: «Ушлый, манипулятор, ненадежный». – Да это же идеальный кандидат, – вставляет Ланс. – Комиссия МИ-5 так не думала. Его отсеяли, и на следующий год он отправился в Сандхерст[36], где получил погоны младшего лейтенанта в Королевских войсках тылового обеспечения. Кента дважды отправляли в Ирак, он вышел в отставку, когда ему еще не было тридцати, начиная с этого места все покрыто туманом. Я обнаружил лишь два кратких упоминания в прессе, касавшихся его деятельности в следующие десять лет. В одной публикации его называют венчурным инвестором, а в другой – международным консультантом по безопасности. – И это может означать все что угодно, – говорит Ева. – Вот-вот. Выяснилось, что у Кента нет ни жилой, ни коммерческой недвижимости в Лондоне, а в записях Регистрационной палаты он не значится в числе аффилированных лиц ни в одной британской компании. Так что, учитывая его связи с «Двенадцатью», я стал искать русский след. Я не силен в русском, но у многих международных реестров есть английские версии, включая базу данных российской Федеральной службы государственной статистики. В общем, я нашел имя Кента среди партнеров в московской охранной фирме под названием «Свердловск Футура Груп», или СФГ. Кроме того, он партнер в СФ12, дочерней компании СФГ, зарегистрированной на Британских Виргинских островах. – Известно, чем эти компании занимаются? – Вот тут-то моего русского и не хватило. Я учу его по интернет-курсу МИ-6, но до нормального уровня еще очень далеко. Поэтому Ричард свел меня с парнем по имени Сим Хендерсон, он знает русский и служит следователем в отделе по борьбе с экономической преступностью Лондонского Сити. И Сим рассказал, что в России для ведения военных действий за рубежом прибегают к услугам chastnyh voennih companiy, или ЧВК. Они работают официально, но благодаря им всегда можно отрицать собственную причастность. По российской конституции, привлечение ЧВК возможно только с одобрения верхней палаты парламента. Но есть один интересный момент. Если компания зарегистрирована за границей, то Россия, ее парламент юридически как бы не при делах. – А ты говоришь, что та «дочка» – как она там называется – зарегистрирована на Британских Виргинских островах? – уточняет Ева. – Именно. – То есть, с одной стороны, у тебя есть официальная компания с оборотом… – Сто семьдесят миллионов долларов плюс-минус. Эта СФГ чем только ни занимается – от охраны больниц, аэропортов и газопроводов до военного инструктажа. – Все прозрачно и открыто? – В целом – да. В смысле, надо понимать, что мы говорим о России, поэтому они почти наверняка, чтобы оставаться в бизнесе, платят жирный процент Кремлю, но… да. – А тем временем не вполне официальная, зарегистрированная за рубежом «дочка»… – СФ12. – СФ12, да, идет, насвистывая, своей дорожкой и обделывает свои делишки. – Именно. И неважно, что за теневое дерьмо эти делишки. Макс Линдер распорядился, чтобы женский персонал, обслуживающий столики, в течение всего мероприятия носил форму бунд дойчер медель, организации типа гитлерюгенда, но для девушек. Поэтому на Вилланель сейчас синяя юбка, белая блузка с короткими рукавами и черный галстук-платок с кожаным фиксатором. Ее волосы, не успевшие высохнуть после чуть теплого душа, собраны в короткую тонкую косичку. Она держит круглый поднос с коктейлями. В обеденном зале за единственным длинным столом сидят около двадцати гостей. Кроме тех, с кем Вилланель сюда летела, она узнает еще нескольких видных деятелей из Скандинавии, Сербии, Словении и России. Большинство из них вполне прониклись духом мероприятия. Начищенные до блеска сапоги, поперечные ремни, кинжалы на поясе. К светлым волосам Магали Ле Мёр, уложенным в высокую прическу, пришпилена пилотка, а на Сайласе Орр-Хадоу – ледерхозе[37] и белые гольфы. – Что у нас здесь, фрейлейн? Ее улыбка становится напряженной. Это Ричард Баггот в броском твидовом костюме. – Коктейли, сэр. «Сионист», «Снежинка»[38], а это «Злобная феминистка». – Какой у него состав? – В основном мятный ликер и «Фернет-Бранка»[39]. – А почему называется «Злобная феминистка»? – Наверное, потому что его с трудом перевариваешь. Он заходится в хохоте. – А ты, гляжу, острая штучка. Как тебя зовут? – Виолетта, сэр. – Надо полагать, ты не феминистка, Виолетта?