Миа поджала губы, затем кивнула: – Я понимаю. Игра продолжилась. Свиток отправился в рюкзак Никодимуса: он был слишком ценным, чтобы его использовать, но и без использования вызывал волну беспокойства у всех за столом. Несколько часов прошли незаметно, как это всегда бывает, когда ты во что-то погружаешься с головой. Настоящий мир отодвинулся на задний план, а воображаемый мир Элтона попал в свет рампы. Миа оказалась смешливой, временами шокирующе грубой и весьма хитроумной, за счет чего она достигала задуманного. Я то и дело украдкой посматривал на нее. Она с головой ушла в игру, чего у меня так толком и не получилось, меня всегда что-то сдерживало. Я хотел быть похожим на нее. Если я и умру молодым, я хотел хотя бы выжать из жизни последние соки. Но собственную природу изменить невозможно. Даже если сама жизнь приставит ствол к виску. – Ты в порядке, Ник? – спросила Миа, держа наготове в кулаке дайсы. – У тебя бледный вид. – Все хорошо, – отмахнулся я. Боль в ноге на мгновение ослабла. В больнице тебя просят оценить свой дискомфорт по шкале от нуля до десяти. Ничего лучшего они не смогли придумать, но боль ничего не говорит о природе этого зверя. Боль может оставаться такой же, пока ты меняешься. Это как с поднятым большим пальцем на руке. Он закрывает обзор ровно настолько, насколько близко он поднесен к глазам. На расстоянии вытянутой уки он закрывает лишь кусочек неба. Поднеси его поближе, и он закроет собой почти все, выдворяя мир на периферию зрения. Игра помогла мне переключиться на что-то другое. Большую часть игры боли в длинных костях моих ног и дискомфорт в желудке лишь немного раздражали. Временами они были подобны копью, пригвоздившему меня к тому факту, что я болен. – Итак… – Элтон закрыл свой блокнот и сгреб в кучу дайсы. – Игра продолжится в другой день, потому что мне пора. – Он принялся запихивать книги в свою сумку. – И что осталось узнать – это все-таки в чем же прикол твоей шапки, Никки? – Он широко улыбнулся. Внезапно все взгляды устремились на меня. За столом я было и забыл о том, что на мне надета шапка. Она сразу же показалась очень тяжелой. Мне захотелось соврать. Сказать, что волосы у меня выпадают от нервов. Это называется «стрессовая алопеция». Я нашел термин в словаре. Но хотя мне было невероятно, исключительно, баснословно стыдно признаваться в том, что у меня рак, все-таки еще хуже было объявить о том, что я начал лысеть в пятнадцать лет без уважительной причины. – Да, почему ты в шапке, Ник? – с улыбкой спросила Миа. Во рту у меня пересохло, и внезапно я понял, что не могу справиться с дрожью в голосе. Словно я в любой момент мог разрыдаться или вытворить что-то в равной степени глупое. – Я не ходил в школу в этот четверг и в прошлый четверг тоже не ходил, потому что я был в онкологической палате. – Онко – что? – фыркнул Джон. – Палате? – нахмурился Саймон. – Типа, в больнице. – Рак, – угрюмо сказал Элтон. – Не круто, чувак. Над этой хренью не смеются. Не шути так с нами. Я умолк. Хоть мое внимание и было поглощено попытками составить слова в предложения недрогнувшим голосом, я был поражен тем фактом, что все ребята сказали почти точно то же, что в моем странном больничном видении. – Я не шучу. – Я стянул с головы шапку. Молчание. Все четверо уставились на мою бледную макушку, проглядывавшую сквозь редеющие черные волосы. Элтон заговорил первым: – Не, мужик… – Он встал со своего стула, его черные глаза заблестели. – Этого не может быть. – Рак? – прошептал Саймон, не поднимая глаз. – Только не в мою смену. – Вопреки всем ожиданиям, Элтон обошел стол за три шага и буквально поднял меня со стула, чтобы обнять. Меня никогда до сих пор мальчики не обнимали. Да и девочки, если уж на то пошло. Только мать по особым случаям, да и две моих бабушки на Рождество. Я стоял, не зная, что делать с моими руками, стиснув зубы, чтобы не выплеснулись накопившиеся эмоции. – Черт. – Джон понял, что он должен что-то сказать. По его лицу было видно, что он не может подобрать слова. – Я, ну… черт! – Он стукнул по столу так сильно, что дайсы подпрыгнули, а фигурки опрокинулись. – Тебя же вылечат, да? – Конечно. – Я выскользнул из объятий Элтона. – Мы же живем в мир чудес, не так ли? У меня в спальне есть компьютер! Ну… «Коммодор-64»[8]. – Я понял, что начал заговариваться. – Я… эм… мне пора. Я принялся запихивать свои бумаги и книги в сумку. Казалось, что ничто не хочет влезать. – Сай, ты как? Саймон не отрывал взгляда от стола, его бровь изогнулась, свидетельствуя о яростной концентрации, в которую он впадал, когда был совершенно не согласен с решением мастера подземелья, и его голова наполнялась паром, на котором работал его механизм возражения. – Сай? – У него заходили желваки на лице. Как всегда, это не предвещало ничего хорошего. – Земля – Саймону? – Я потянулся к его плечу. – Рак? – Он подскочил на ноги, опрокинув два стула. – Рак! – крикнул он так громко, что на лестнице раздались шаги. – О чем ты, черт тебя подери, думал? Он побагровел от ярости. Я лишь раз видел его в таком состоянии, много лет назад, когда мы его дразнили из-за какой-то мелочи и достигли точки невозврата. Низкорослый, в ширину Саймон был почти такой же, как в высоту, и если он катился на тебя, словно бочка, спасаться было некуда. – Ты все испортил! Слезы блестели на его пунцовых щеках. Я не мог его винить. Какая-то часть меня тоже хотела кричать, и рыдать, и разбрасываться вещами. Но если я открою эту дамбу и дам волю потоку эмоций, я понятия не имею, как остановиться. Вместо этого я втиснул оставшиеся вещи в сумку. – Что происходит? – Мама Саймона показалась на пороге. На ней был надет фартук, руки были все в мыле от мытья посуды. – Мне пора идти. – Я схватил сумку и протиснулся между ней и дверью. Все одновременно заговорили: – Извините. – Ник? Нико! Я сбежал вниз по лестнице, едва не споткнувшись о Чемодана и тем самым едва не испортив свой Срочный и Неотложный драматический побег. Еще через мгновение я уже бежал по улице. Мне всегда казалось, что из меня получился бы хороший бегун. Худой, длинноногий. Но нет. Какие бы там ни требовались легкие и сердце для исправного бега на длинные дистанции… в общем, у меня была другая их разновидность. Через два квартала от дома Саймона силы мои иссякли, и я оперся на воротный столб, пытаясь перевести дыхание. Я закашлялся, икнул, и меня стошнило, и всю мостовую забрызгало смесью шоколадных батончиков и апельсинового сока. Я схватился за ворота. Из моего открытого рта лилась слюна, и чувствовал я себя премерзко. Я не мог обвинять Саймона. Он был устроен не так, как обычные люди, и это касалось не только карманного калькулятора в его голове. Он не мог смириться с переменами. Даже перемены к лучшему были невыносимы. А перемены к худшему… ну, от этого он мог съехать с катушек. – Боже, Хэйс! Ты что за херню творишь? То, что Майкл Девис оказался рядом со мной именно в этот момент, казалось таким невообразимым абсурдом, что я проигнорировал звуки его голоса и не стал поднимать головы. – Это отвратительно. Всю улицу запачкал. Я вытер рот и продолжил его игнорировать. – Слышал, что ты напоролся на Иэна Раста на днях. Он все твое барахло в канаву пошвырял. Я выпрямился. Все мое тело дрожало, хотя я так и не понял, из-за страха, злобы или рвоты. – Вытряхну-ка я твою сумку на эту кучу. – Девис кивнул в сторону блестящей лужи под моими ногами. Он уже потянулся к спортивной сумке на моем плече, как вдруг кто-то прошел мимо меня. Темная фигура. Он взял и задвинул кулаком прямо в рот Девису. Настоящий удар с разворота. Девис оступился назад, схватившись за лицо, потом упал прямо на задницу. Он застонал и опустил алые от крови руки. Незнакомец наклонился над ним. Сначала мне показалось, что это Элтон меня догнал, но это был тот лысый мужик. – Ты лучше беги, потому что мне понравилось и я хочу еще. – Он пнул Девиса в вытянутую ногу. – Улепетывай! Девис поднялся на ноги, вновь держась за лицо, наполовину контуженный. Мужчина резко шагнул в его сторону, и Девис повернулся, чтобы убежать. – Гребаный ты псих. – Он добрался до угла. – Я полицию вызову, ублюдок! Мужчина притворился, что бежит за ним, и Девис удрал. – Ух, это было классно! – Мужчина повернулся ко мне: – Я двадцать пять лет ждал этого шанса. – Он тряхнул ладонью. – Хотя и капец как больно! Я стоял с разинутым ртом. Подходящих слов не находилось. Он был высоким, на пару дюймов выше меня, может, шесть футов и два-три дюйма ростом. Не так уж и стар. Лет сорок, наверное. Он казался мне знакомым, и от этого мне было неуютно. – Кто… Зачем… – У меня кружилась голова. Все те случаи, когда я его видел, окружили меня в кольцо. В больнице, в парке, в окне. Я прислонился к стене в поисках опоры. – Зачем вы это сделали? – Зачем? – Он размял руку, поморщился и широко улыбнулся: – Чтобы завоевать твое доверие, конечно же. 5 – Он что сделал? – Влепил Майклу Девису прямо в рыло. – Да ладно! – Джон встал с края моей кровати, как будто эту идею было слишком сложно переварить сидя. – Я его видел сегодня в школе. У него половина лица была фиолетовая. – Хорошо. Он заслужил. – И все же… – Джон снова сел. Я поморщился. – Он же на всю голову трехнутый, да? – Не то слово. – Я набросил один из своих свитеров на груду книжек по квантовой механике на моем прикроватном столике. – Ну что же, если у нас и появился собственный маньяк, то пусть он будет именно девисоколотильной разновидности, – покачал головой Джон и оглядел мою комнату. Кровать занимала половину всего пространства. Комната Джона была размером с амбар и была доверху набита всякими прикольными штуками. У него на стене был викингский боевой топор и сирийский шлем с кольчугой на стойке. – Собираешься в школу на этой неделе? – Может, в пятницу, – пожал плечами я.