Три месяца Эвелина провела точно в полузабытье. Она ела, гуляла, иногда даже улыбалась глупым шуткам Райли. Но оживлялась только тогда, когда до Карнаэля доходили слухи, будто правитель Ферранда отправил посольство в Ашхатар и демоны вопреки ожиданиям не разорвали парламентеров, а согласились выслушать. Вроде бы нашелся разумник, который выучил язык демонов, а коли так, то и с рогатыми лягухами можно будет договориться. «Неужели конец войне? – бежали шепотки. – Да хоть бы и так! Одни убытки от этих войн!» Не скоро войска опустят боевые знамена, но первый шаг навстречу сделан. Еще говорили, что правитель Ферранда на удивление разумный и благородный человек. А ведь прежде толковали, что самодур и ни одну юбку не пропустит. Жаль, что разум проявился в нем так поздно, но лучше поздно, чем никогда. Эви вся подавалась навстречу, если речь случайно заходила о Ферранде и его короле. Впитывала каждое слово. «Он жив. И пусть мы больше никогда не встретимся… Он не захочет видеть меня. Оттолкнула. Предала. А ведь обещала!..» И ребенок… Так глупо. Дитя любви – ее любви к Дегару, но Райли считает его своим. Раулар не убрал руки с ее живота. – Можно, я тебя поцелую? – Нет. – Даже в щечку не разрешишь? – Нет. Ты обещал, что будешь ждать сколько нужно! – А сколько нужно? – В голосе Райли звучала затаенная горечь. – Год, два, три? Пока ты его забудешь. – Может, и дольше… Раулар теперь до позднего вечера разбирался с указами, налогами и честно старался вникнуть в дела королевства. Он растерял мальчишескую беззаботность, почти не улыбался, мало спал. Только с Эви оставался предупредителен и нежен. Превращался в прежнего Райли. Вечером, закончив с бумагами, вел Эви гулять по саду. На яблонях наливались соком маленькие плоды, и Эвелина невольно вспоминала заброшенный сад Лисси, а следом – как ни пыталась забыть – Дегара. Удивительно, она совсем не воспринимала идущего рядом с ней друга детства как Дегара. А ведь это то самое тело, шрамы никуда не делись. Руки, изученные до каждой тонкой линии на ладонях. Губы, которые прежде так сильно хотелось поцеловать. Только глаза стали серыми. Райли иногда затевал такую игру – показывал шрам и спрашивал, откуда он взялся. Он тайно гордился победами и подвигами, которые принадлежали не ему. «Эх, Райли, давно бы пора самому совершить достойный поступок!» – думала Эви, но, по обыкновению, щадила чувства лучшего друга. «Мужа!» – поправляла она себя, и дыхание перехватывало от ощущения невосполнимой утраты. Не этого человека она первого назвала мужем. – Откуда этот шрам? – Райли указал на плечо, где остался кривой след от удара «Секирой». Он уже десятки раз слышал эту историю, но она ему не надоедала. Скоро выучит наизусть, а то и поверит, что на самом деле был вместе с Эвелиной в ледяной пещере. – А этот? Он закатал рубашку и предъявил тонкую полоску на боку. Эви дотронулась кончиками пальцев, но тут же, опомнившись, отдернула руку. – Этот от раскаленного железа… – Ух, магистр! Не ожидал от него! Пыточных дел мастер! – смеялся Райли. Хорошо ему веселиться, не испытав на собственной шкуре прикосновения раскаленного прута. Эви не держала зла на магистра Куина, тот выполнял свою работу – защищал людей от чудовищ. Тогда он не знал, что встреча с настоящими чудовищами ждет впереди. – А это откуда? У основания большого пальца правой руки осталось сухое пятно – след плесени. Эвелина погладила шершавую ладонь и вдруг расплакалась. Она знала каждую клеточку этого тела, но тот, без кого она не представляла своей жизни, исчез бесследно. Где прямой взгляд? Где тот разворот плеч, будто Дегар в любой момент готовится вступить в бой? Райли болтал без умолку, думал, что этим утешит Эви. Дегар же скупо ронял слова, словно каждое было на вес золота. Если бы Эвелина подождала немного, она разглядела бы Дегара в другом теле. Узнала по полуулыбке, приподнявшей кончики губ. Узнала бы по внимательным темным глазам. Эвелина рыдала. Райли устроил на ее плече нерешительную ладонь. – Все-все, морковка… – хлопотал он, поглаживая по спине. – Скоро все наладится. Вот разберусь с делами и придумаю для тебя праздник. Позовем музыкантов. Уличных артистов. Помнишь, как ты любила уличных артистов? Дегар сгреб бы в охапку, усадил на колени. В кольце его рук Эви чувствовала себя как за несокрушимой стеной. Райли хороший… хороший… Но для него стеной всегда будет Эвелина. – Подумай о ребенке… – О да, последний аргумент в борьбе со слезами глупой беременной женщины! «А Дегар и не знает о малыше!» – пронзила внезапная мысль, и слезы снова потекли рекой. Перепуганный Райли побежал за Адрианом. Отец теперь неотлучно находился при дворе, снова заняв должность артефактора. Магистр принес флаконы с отварами, отмерил по несколько капель из каждого в заботливо подставленную Рауларом чашку. Эви сморила дремота. Ее закутали в плед, задернули шторы. Отец и Райли не знали, что она еще не спит. – Райли, я люблю тебя как сына, – сказал магистр Соль. – Но моя дочь несчастна с тобой. – Он сам уступил ее мне! – в запальчивости крикнул Райли, испугался, что разбудит Эвелину, и перешел на горячий шепот: – Она забудет! Не сейчас, так позже. Осенью. Или когда родится ребенок! Я люблю ее всю жизнь! Я никому ее не отдам! – Даже если Эви завянет на твоих руках? Станешь смотреть, как жизнь постепенно покидает ее? Вспомни, какая она была – словно яркое пламя. А теперь мне больно на нее глядеть… Райли ничего не ответил. Он дождался, когда магистр Соль сложит склянки с зельями и уйдет, оставив их с Эви наедине. Лег и осторожно обнял Эвелину. – Ты моя… – повторял он. – Ты моя. Утром Райли принес в спальню Эви завтрак – горячие булочки, ароматный взвар, янтарный мед на подсушенных хлебцах. – Поешь хоть немного, морковка. Вот, давай пополам. Он кормил ее с рук. Подхватил пальцем капельку меда, оставшегося на подбородке. Подай ему Эвелина знак, хоть один наклон головы, хоть слабую улыбку – и сам припал бы к ее губам. – А теперь гулять! – Разве ты не должен разбирать документы? – Дела подождут! Раулар позвал горничных и строго наказал не затягивать на фигуре невесты тугого пояса. Они впервые за долгие дни выбрались в город, к деревянному мосту, с которого в детстве любили запускать кораблики-щепочки. Смотрели, чья быстрее. Райли вспоминал детские проказы, смеялся и все поглядывал на Эви, надеясь увидеть, как румянец возвращается на бледные щеки. – Помнишь, как я зазевался, поскользнулся на мокрых досках, а ты меня удержала? Как только смогла? Я и тогда был здоровяком, а ты была такая тощая морковочка. – Я тебя удержала, потому что ты мне дорог, Райли. Правда дорог. Всегда был и будешь. Эви повернулась, взяла Раулара за руки и подняла глаза. – Но я не смогу тебя полюбить так, как ты хочешь. Прости… – Ты привыкнешь! – Я привыкну… – эхом отозвалась она. – О, Эви! – выдохнул он и прижал к себе истончившееся тело: в чем только душа держится… На следующий день Райли сказал, что ему нужно уехать. – Надолго? – удивился магистр Соль. – Возьмешь с собой охрану? – Справлюсь сам! – сквозь зубы процедил Раулар. Райли выглядел как человек, который принял самое трудное решение в жизни и теперь боится передумать. – Вернусь через неделю. Скажите Эвелине, что я отправился на смотр войск, чтобы она не волновалась. Он ушел на следующий день, захватив с собой только походный мешок. Магистр Соль долго смотрел ему вслед. – Удачи в твоем главном испытании, мой мальчик, – негромко произнес он. Глава 36 Эвелина устроилась с ногами на кресле с шитьем. Рядом на стуле присела Марта, она объясняла дочери, как сметывать распашонку швами наружу. Эви никогда прежде не брала в руки иголку с ниткой, но сейчас ей хотелось отвлечься. За окном дома артефактора темнела ночь, качались в свете фонарей кроны деревьев. – С помощью магии я бы сделала это в сто раз быстрее, – ворчала Эви, путаясь в нитках. – Не все решает магия, доченька, – откликнулась Марта. – Папа столько лет бился в поисках убийцы родителей Райли. Магия ни в чем ему не помогла. И ведь были у него подозрения по поводу мэтра Вокра, а сделать он ничего не мог. Так что поход Раулара оказался на руку. Адриан боялся: враг почувствует, как сжимаются тиски, и избавится от последнего в роду. Марта узнала всю правду о «походе», когда дочь вернулась к ней целая и невредимая, но до сих пор отказывалась называть опасную экспедицию, в которой Эви тысячу раз могла погибнуть, иначе. Эви и сейчас немного злилась на отца за то, что тот взвалил на ее плечи эту непосильную ношу.