Между круассаном и тостом с джемом ему удалось выжать из профессора немного информации — в частности, о том, что юная Дамбер является надеждой всего прустоведения. «Безусловно, одна из восходящих звезд, — подтвердил Гийом Вердайан. Но все-таки добавил, поджав губы, как будто его кофе вдруг стал невыносимо горьким: — И по нынешним временам ей совершенно не помешает то, что она женщина». Оплатив счет в гостинице, американский профессор отправился в Шартр и легко нашел нужную больницу. Санитарка только что разбудила Жизель Дамбер, доставив ей огромный букет цветов с открыткой, где было написано: «С искренними пожеланиями скорейшего выздоровления и в ожидании удовольствия услышать вас на защите нашей диссертации. Искренне ваш Гийом Вердайан». Несмотря на лекарства, затруднявшие мыслительный процесс, Жизель без труда расшифровала послание. Ее научный руководитель уверен, что сделка остается в силе. Она молчит о тетрадях, а он отдает ей свое место в университете через два года. Она снова закрыла глаза, слишком усталая, чтобы размышлять о том, что же ей делать дальше. Звук раздраженных голосов вывел ее из оцепенения, и улыбающийся Патрик Рейнсфорд, сияя как новенький доллар, ворвался в палату: — Ну, мадемуазель Дамбер, мне сказали, что вам уже лучше. — Немного, — согласилась она. — Я не хотел бы вам надоедать, но я не мог уехать, не повидав вас. У меня к вам предложение… Сбитая с толку девушка выслушала его «предложение» — защитить диссертацию в Америке и со следующего января стать заместителем директора Центра постмодернистских рукописей в очень известном университете на восточном побережье Соединенных Штатов. Ему нужна специалистка по генетической критике… Зарплата более чем достойная, и, естественно, ей будет предоставлено бесплатное жилье в Хансфорд-Хаусе на сколько она пожелает… — Право… Так любезно с вашей стороны подумать обо мне, — ответила она. — Я вам напишу, как только буду в состоянии принять решение. Патрик Рейнсфорд начал было настаивать, но подоспевшая санитарка пригрозила вызвать доктора, если он останется в палате хоть на минуту дольше отведенного для визита времени. Через час негромкий стук в дверь возвестил Жизель о приходе комиссара Фушру и инспектора Джемани. «У них такой измученный вид», — подумала она, не отдавая себе отчета, какой пугающей была ее собственная бледность. У Лейлы были огромные черные круги под глазами, а заострившиеся черты придавали ей обманчиво-азиатский вид. Жан-Пьер Фушру тяжело дохромал до кровати. Жизель предложила ему положить больную ногу на сдвинутые стулья, и, к ее большому удивлению, он беспрекословно повиновался. — Мы прекрасно понимаем, что у вас нет ни малейшего желания отвечать на наши вопросы, мадемуазель Дамбер. Но остались кое-какие детали, которые только вы можете прояснить, — мягко сказал он. — Вы чувствуете себя в силах сделать это? — Если только не очень долго, — просто ответила Жизель. Но для нее было большим облегчением наконец-то рассказать всю правду. Подарок Эвелины, коварство Аделины Бертран-Вердон, все детали составленного ею плана, чтобы вернуть украденные тетради, поездка на ферму Тесандье, разговор с Филиппом Дефоржем, что было равносильно смертному приговору, когда он понял, что она не пойдет на сделку, предложенную Гийомом Вердайаном. — Мы не спрашиваем вас, как вы очутились в «Старой мельнице», а потом в Париже в квартире мадам Бертран-Вердон в вечер убийства. Это больше не имеет никакого значения, — заметил комиссар Фушру. — Вы правы. Теперь это не имеет никакого значения. Я уезжаю в Америку. Он — как будто разочарованно — поднял брови: — В Америку? — Да. Профессор Рейнсфорд предложил мне место в американском университете. Наверное, я соглашусь… «Вам никто не говорил, что вы похожи на вице-президента Соединенных Штатов?» — чуть не добавила она, но вовремя удержалась. Она обернулась к Лейле и, протянув руку, сказала: — Спасибо. — Не за что, — ответила Лейла, чуть напряженнее, чем обычно. — Берегите себя, мадемуазель Дамбер. — А вы его, — прошептала Жизель. — Может быть, вы зайдете навестить меня, — уже громко добавила она. — Почему бы и нет, — поднимаясь, произнес комиссар Фушру. — А что касается тетрадей, то попрошу своего друга Блези из Канн заняться ими. Если кто-нибудь и может их найти, то только он. Я буду держать вас в курсе, если вы не исчезнете, не оставив адреса. — Обещаю, — ответила она с шаловливой улыбкой, сделавшей ее похожей на маленькую девочку. — В любом случае я должна вам деньги. Когда они ушли, Жизель повернулась на другой бок и закрыла глаза. Она не хотела больше думать ни об Ивонне, ни о Селиме. Это больше ее не касалось. Она уже не хотела умереть из-за мужчины своей жизни. Она и так потеряла достаточно времени. Единственное, о чем она думала, — как отреагирует Катиша, когда она сообщит ей, что они переселяются на другой континент. В Иллье-Комбре Эмильена познала свой миг славы. Она выжала все возможное из воспоминаний о том ужасном дне, и теперь ее фотография улыбалась с первых страниц всех местных газет. В данный момент она была занята приготовлением вкуснейшего угощения для Фердинана. После бесконечных отговорок он наконец согласился прийти к ней поужинать. Эмильена не могла не улыбнуться, представив, какую рожу скорчит его сестра Жанна! Они не выносили друг друга с начальной школы. И она добавила в суп пригоршню приворотных трав, веками использовавшихся деревенскими знахарками. Эмильена поправила пучок на затылке, сняла фартук и водрузила на стол бутылку белого вина. Сегодня вечером Жанна может долго прождать своего братца, очень долго! * * * notes Примечания 1 Перевод А. С Бобовича. 2 Луар (у Пруста — Вивона) — протекающая через Иллье-Комбре река в долине Луары, приток Сарта. 3 Жан Франсуа Лазартиг — французский парикмахер и косметолог. 4 Луи Вюиттон — французский дизайнер, производитель изделий из кожи, основатель фирмы, носящей его имя. 5 Цитаты из романа «Обретенное время» приводятся в переводе А. Кондратьева по изданию: Марсель Пруст. Обретенное время. М.: Наталис, 1999. 6 Портрет художницы Берты Моризы работы Эдуарда Мане (1869). 7