— Сейчас же Мара! Почему-то спорить не хотелось, не было желания даже намекать, чтобы он ей не командовал, ведь Дамир ей никто. Вместо этого неожиданно для себя, Марьяна только кивнула и спросила: — А ты? — Я нормально. И вдруг — Марьяна не ожидала этого — он шагнул к ней, крепко, до хруста сжав в объятиях. — Господи…Ты цела!.. — и, не давая ей шанса ответить, пискнуть даже, впился в губы требовательным поцелуем. В нем не было страсти как таковой, но была нужда. Словно он выплескивал адреналин, словно убеждался, что она жива, цела. И Мара это четко понимала в тот момент. И, наверное, от всего этого, из-за пережитого, от накатывающего понимания того, что если бы не он, то… В общем, она не смогла вырваться, оттолкнуть, прервать это безумство. Столбом стояла, принимая поцелуй, но и не отвечая. А ему этого будто бы и не нужно было. Тем более, что этот странный поцелуй быстро закончился. — Иди, — хрипло шепнул он, когда оторвался от ее губ, давая вдохнуть так недостающего воздуха. И Марьяна после недолгой паузы, как сомнамбула, пошла к маячившим впереди медикам, ощущая спиной его взгляд. Мыслей в голове не было вообще. А от эмоций ее, кажется, начало трясти, тоже мешая думать ясно. * * * * * Дамир не отпускал дверной звонок, точно зная, что Марьяна дома. Догадывался он и о том, что его не хотят видеть и впускать в квартиру. Только вот его не устраивало это. Нужно, необходимо было ему убедиться, что Мара в порядке. Поэтому и приехал к ней, как только закончилась вся канитель с возгоранием. Которое, кстати, как ему сказали, все-таки было подстроено. И ему, по идее, нужно было сейчас активно думать, кому он дорогу-то перешел, да только не отпускало беспокойство. Все внутри требовало, чтобы он к Марьяне приехал, увидел ее… Она все-таки открыла. Рассеянная, явно уставшая, но безумно домашняя и… родная. Несмотря ни на что, Дамир в который раз четко понял — действительно она для него — родная. Его. Пусть она так вовсе не думает. Может даже для нее он — никто. А вот эта девушка, стоящая без макияжа, в запомнившемся ему халатике, кусающая губы, она… была всем для него. Дамир резко сделал шаг, оттесняя ее в квартиру. И нарушил молчание первым, хрипло прошептав: — Не стой на пороге, простынешь. Марьяна хмыкнула. — Дамир, я устала, — только лишь заметила, намекая, чтобы он уходил. А он не мог. Отпустить? Теперь это было немыслимо совершенно. Не после того, что было сегодня. Он мог совсем ее «отпустить» — на тот свет, если бы не вошел в кабинет. И после этого не было сил ни уйти, ни заговорить о том, что они по-прежнему только партеры. Оставить ее сейчас… Мужчина рвано выдохнул и еще ближе шагнул к ней. Марьяна уже не отступала, замерла. — Дамир… — Что врачи сказали? — Слушай, я, правда, тебе безумно благодарна, но… — Мара. Ответь. Она вздохнула, прикрывая глаза и все-таки произнесла: — Хорошо все. Ни царапины у меня. — Я рад, — искренне проговорил, и, вспомнив, как отправлял Мару к скорой, чуть более неуверенно продолжил: — Нам надо поговорить… А Марьяна вдруг фыркнула, перебивая его. И прежде, чем он успел уточнить, чего это она, девушка сжала виски, словно мучаясь от боли и сама заговорила: — Для чего, Дамир? Чтобы ты опять извинился? Чтобы я вновь что-нибудь колкое ответила, и мы попытались в тысячный раз разойтись? Мужчина вскинул бровь и осторожно уточнил: — А что ты предлагаешь? — Не знаю. Я уже совсем ничего не знаю. Поэтому и прошу — уйди, дай мне просто отдохнуть от всего. Откровенность за откровенность. И поэтому Дамир так же честно ответил: — Не могу. Не прогоняй… Она вскинулась, ловя его взгляд. Замерла, что-то рассматривая в глубине его глаз. Увиденное заставило ее дыхание сбиться. А Дамир медленно стал наклоняться к ее лицу, не выпуская из плена взгляд Мары. Он давал ей шанс отвернуться, отскочить, оттолкнуть. Но и не попробовать ее поцеловать тоже не мог. Это тяга к ней пересиливала сейчас всё. Она не сделала шага навстречу, все так же застыв, стояла. И когда его губы коснулись ее, осторожно, невесомо. И когда, он языком коснулся ее сжатых губ, шагнув ближе и обхватывая ее лицо ладонями. И когда он шумно выдохнул, не отрываясь от нее, и дал свободу рукам. — Мара!.. — на миллиметр лишь отстранившись, хрипло выдавил он, уже не на что не надеясь… А она сдалась. С тихим всхлипом, подалась навстречу, впуская его язык во влажную глубину рта. Дамир вздрогнул всем телом, как ему показалось. И целовал ее, целовал. Не слишком жадно, не слишком напористо, но бесконечно чувственно, сладко. Одновременно горячо и нежно. Он уже не спрашивал на это разрешения, но еще не наступал, как того хотел. Просто целовал, наслаждаясь ее ответом, гася в себе желания большего. Только вот рукам не мог приказать остановится: уже успел схватить Мару за талию и к себе прижать. Чтобы тело к телу. Чтобы почувствовать, как ускоряется стук ее сердца, чтобы она поняла, как сильно колотится его собственное. Чтобы удобнее было зарыться в волосы, лаская ее затылок… Дамир оторвался на секунду, глядя не нее: задыхающуюся, заалевшую, с влажными губами от его поцелуев. И вновь не мог не произнести ее имя. — Мара!.. — и столько всего в этом тоне было. Марьяну тряхнуло. Второй раз уже тряхнуло так, что мыслей не осталось. Казалось бы, сколько раз она слышала, как он произносит ее имя? Ан, нет. Это…это звучало по-особому. Она словно через себя пропустила все эти его чувства: желание, просьбу, нужду, извинения, мольбу… Где-то фоном она себе самой кричала: «Остановись! Оттолкни!». А сил на это не было. И желание, которое они оба так долго подавляли, сейчас не поддавалось контролю ни с ее, ни с его стороны. А еще сегодняшний день добавлял волнений: такой сложный и заставляющий ее по-иному взглянуть на Дамира после того, как он позаботился о ней, после того, как возле клуба целовал с нуждой… Марьяна, подумав о последнем, поймала его вопросительный и в тоже время жаждущий взгляд и, сдаваясь окончательно, зарылась рукой в его волосы, притягивая к себе. Дамир простонал и вновь поцеловал. Так, как она помнила. Разжигая пламя до максимума. Глубоко, жадно, стремительно поцеловал, подчиняя себе и ее тело, и ее разум. Это было так же, как она помнила… Только еще острее. Еще ярче. И… какая-то новая нотка была. В его движениях, возможно. В том, как он аккуратно, несмотря на страстный поцелуй, развязал пояс ее халата. В том, как прижимал к себе, словно боясь чего-то. В том, как прислушивался к каждому ее приглушенному стону. Покорной ей быть вскоре надоело, тем более, что дальше медлить уже не было смысла. Она хотела. Его. Сейчас. Вопреки всему. Попятившись, не разрывая поцелуй, в сторону спальни, она стала расстегивать его пиджак, рубашку… Не снимая их, приласкала грудь, плечи, наслаждаясь его кожей под своими пальцами. Провела ладонями вверх, и вновь опустилась назад, к животу, нащупывая ремень. — Мара, подожди… Она протестующе хныкнула, когда его губы оторвались от ее, когда его ладони оторвались от ее изнывающей груди, а ее ладони нежно отвели от мужского тела. — Не хочу так… так быстро… И давай я сам, хорошо? Она ничего не понимала в его поведении сейчас. Но кивнула, чуть отстраняясь. И проследила, как он скинул расстёгнутый верх и как приблизился к ней. А затем он, не отрывая от нее глаз, медленно стащил ее халат, под которым ничего не было, кроме трусиков. Шелк скользнул по предплечью и с тихим шорохом упал на пол. Под его взглядом и из-за прохладного воздуха ее соски сжались. А Дамир кончиками пальцев провел по этим напряженным вершинкам, шумно выдыхая и заставляя ее прикусить губу от пронзившего тело наслаждения. А затем он опустился перед ней на колени. Медленно, глядя ей в глаза. Мара вздрогнула, понимая …это жест. Он извинялся даже сейчас. Он умолял его просить. Он боготворил ее тело этим поклонением. Это не выглядело пошло, наиграно, низко или недостойно. И от всего происходящего у нее не было слов, буквально. Даже дыхание, и то, подводило сильнее обычного. Особенно когда его пальцы ловко подцепили ткань трусиков и сняли их, особенно, когда он мягко подтолкнул ее к кровати, до которой они все-таки умудрились дойти. И когда он встал, наклоняясь к ней и заставляя ее лечь, Мара выдавила из себя, волнуясь от необычности всего происходящего: