— Я … люблю тебя, — он, казалось, и сам удивился вырвавшемуся и даже в какой-то степени неуверенному признанию, на которое Марьяна только саркастически скривила губы. — Любишь? — горько, отрывисто хмыкнула. — Да что ты знаешь о любви, скажи? Ты, если и можешь кого-то любить, то только себя, Дамир. И никто тебе больше не нужен. Ты сам себе всегда на уме, сам себе хозяин. А любовь — это когда ты готов отдать себя другому, чтобы в ответ получить то же от него или ее. Это когда наступаешь себе на горло, когда идешь на уступки и ищешь компромиссы. Это… Да что я тебе объясняю?! Ты все равно не поймешь. — Тогда помоги мне понять, — сжав зубы так, что желваки по лицу заходили, с вызовом произнес он. — Не хочу я этого, Дамир. Я пыталась тогда, в прошлом. И что получила взамен? Твою наглую ложь и измены!! — Этого не повториться. Она рассмеялась. Громко, издевательски и с ноткой истерики. — Серьезно?! С чего вдруг?! — Я люблю тебя, — на этот раз признание вышло чуть более уверенно. Но Мара лишь отрицательно качнула головой, отказываясь слушать его и вызывающе бросила: — И что? Я-то нет. — Врешь, — отрезал мужчина. — Нисколько. Я любила, — не стала отрицать очевидное Марьяна. — Но раньше. А теперь нет. — Проверим? — Не хочу я проверять! — вспыхнула девушка, уже зная, как именно он будет это делать. А у нее не было гарантий, что она не ответит на поцелуй, а потом не будет стонать от его более интимных ласк. — Правильно, потому что боишься, — все верно понял Дамир. — Потому что… любишь. — А не пошел бы ты!? Вместе со своим самомнением! — Я-то пойду… — Дам внезапно расслабился, словно теперь твердо убедился в чем-то. — Но только с тобой, милая. Только с тобой… Марьяна лишь сжала кулаки, но не ответила. Только схватила, наконец, ключи, которые во время разговора незаметно искала в сумочке, и, быстро развернувшись, открыла дверь. — Не приближайся ко мне, Дамир. Прекрати. А раз захотелось в любовь поиграть — найди другую для этого игрушку, понял? И, не дожидаясь ответа, Марьяна захлопнула дверь перед самым его носом, не давая шанса последовать за ней и продолжить втягивать в бессмысленный, изматывающий разговор. А в лифте девушка обессиленно прислонилась к стенке, зажимая рот ладонью, чтобы не дать всем этим чувствам вылиться в полноценную историку или плачь, и страстно пожелала, чтобы все это поскорее закончилось, как страшный сон. И все-таки не сдержала всхлипа, вспомнив признания Дамира. Когда-то эти слова сделали бы ее самой счастливой на свете, наверное. А сейчас не принесли ничего, кроме огромной душевной боли… Глава 10 Извивающаяся девушка в танце гоу-гоу не вызвала фактически никакого возбуждения. И уж тем более морального желания провести с ней несколько часов в более интимной обстановке. Зато стоило прикрыть глаза, вспоминая Марьяну и ее прижатое к нему тело, их поцелуи, и — вот, он уже более чем готов. Каменный просто, мать твою! — Дамир Игнатьевич, коньяка? — отвлек от мысленной возбуждающей картины бармен, на что мужчина лишь отрицательно качнул головой, понимая, что и алкоголь ему не нужен. Мара — вот кто ему был необходим сейчас. И Дамир уже даже не удивлялся той бешеной тяге к ней, которая с каждым днем, часом, мигом будто бы увеличивалась. Такого с ним не было даже тогда, когда они вместе были, хотя и в прошлом его к ней неимоверно тянуло. Но сейчас… сейчас было нечто большее. Дамир даже не отгонял ту мысль, которая была озвучена этим вечером у подъезда Марьяны. Пожалуй, да, он ее любит. По крайней мере другого «названия» тем чувствам, что горели внутри, у него просто не было… Дико, возможно, говорить эти слова кому-то. И непривычно. Удивительно даже. Но другого объяснения своему поведению он уже не находил. Не хотелось сейчас придумывать оправдания какие-то для собственных мыслей в отношении Мары. И самообманом больше не желал он заниматься, убеждая себя, что она — лишь увлеченье. Да и не зря же у него вырвалось это признание. Сам от себя не ожидал его услышать, а вон оно как вышло. Удивил даже себя, а Мара так и вовсе не поверила. Ожидаемо, конечно. Но обидно, блядь! Весьма так… Дамир тряхнул головой, отгоняя горьковатое воспоминание, где женщина, которой он признался в чувствах, едко и колко осадила его. Но, вместе с тем, в ее словах была доля правды, он еще не «научился» любить и Дамир это признавал. Поэтому и предложил «обучить» его. Естественно, опять услышал отказ. И мужчина надеялся, в ней говорит уязвлённое самолюбие, гордость, прошлые обиды на него же. А вот чувства к нему у нее остались — в это тоже хотелось верить. Страсть та же. Остатки прошлых теплых эмоций к нему. Да и она сама сказала — раньше любила. Не могло же это пропасть, верно?.. Дамир скривил губы в подобии усмешки, понимая, что сейчас, сидя в зале ночного клуба, где полно девок, «строящих» ему глазки, он, твою мать, сомневается в собственных силах! Он вообще впервые задумался, сможет ли вернуть ту, что была нужна сейчас? Да, перед ней он нарочито упрямо повторял, что она врет, что по-прежнему любит и так далее. Но сейчас, нет-нет, да накатывали сомнения. Особенно сейчас, один на один с собственными мыслями. Испытывает ли она вообще хоть что-то помимо сексуального притяжения, пусть и сильного? Потому что ему впервые только этого было мало. Она была нужна вся. Целиком. Ее тело, разум, чувства. От понимания того, насколько он «запал», Дамир даже хмыкнул. Мара стала его навязчивой идеей, и теперь уже не просто из-за желания что-то там доказать себе, самоутвердиться, как было в начале. Не-е-ет. Тут была жажда. Нужда. В ней. И в том, чтобы не только получить Марьяну, но и чтобы она … простила. Потому что в прошлом он явно более чем просто обидел ее. Отчего-то раньше не было четкого понимания этого. Рысев свои похождения и за измену не считал. Скорее просто как мимолетное развлечение. Он ведь не имел постоянных любовниц, а «девочки» на ночь — это разве в счет?.. Теперь приходило понимание, что да — очень даже «в счет». Возможно, оттого, что сам испытал на себе, что это такое, когда та, к которой тянет, встречается с другим. Гуляет с ним. Целуется… О большем думать вовсе не хотелось, накатывала просто бешеная ярость при этих мыслях. Глубоко вздохнув, чтобы унять ревность, Дамир уже собрался было вставать с барного стула, когда возле уха раздался незнакомый женский голос: — Не могу видеть, когда такой мужчина скучает… Давай составлю компанию? Дамир обернулся, окидывая взглядом совсем еще «зеленую» девицу, одетую в обтягивающее блестящее золотистое коктейльное платье. И да, он, конечно, задержал взгляд на декольте, на стройных ножках… Но не она была ему нужна, опять-таки. Не то это было. Поэтому вместо привычного, естественного для него ощущения легкого азарта, мужчина ощутил только раздражение. — Не интересует, — только и ответил Дамир, после чего все-таки встал, собираясь направиться к себе. Вслед ему, кажется, прозвучало что-то вроде «старый козел». Рысев хмыкнул, но даже не обернулся, по-прежнему держа пусть в свой кабинет, где провел пару часов, разгребая документы и стараясь не думать о Марьяне. А уже дома задумался, что ему, черт возьми, делать. Как ее вернуть?.. Не подходили привычные модели поведения. Не были бы эффективны банальные наборы фраз и комплиментов. Все старые «проверенные» методы… Дамир начал понимать, что все это подходило для снятия девочки на ночь. Ну, или для кратковременных отношений, основанных исключительно на сексе. А с Марой нужно было действовать иначе. Как?.. Он так и не смог понять. В голову ничего толком и не шло. Всё казалось не тем, чем нужно. Поэтому Рысев просто плюнул на «план», решив попробовать все, что взбредет в голову. Но главное, пожалуй, стоит извиниться, хотя он догадывался, куда его вместе с его «прости» отправят. Явно, далеко и надолго… Ну и плевать. Дамир знал, что должен попытаться объяснить, почему сделал так, как сделал. Пусть это и было для него самого весьма неприятно. Но начинать все с начала, пожалуй, стоит с искренности. И с «разбора полетов». Чтобы потом все это над ними «не висело», когда они вновь будут вместе. Что последнее будет, Дамир очень надеялся. Дамир мысленно вздохнул. Потому что он, пожалуй, вообще не представлял, что ему делать, если Мара его не простит, не примет… От подобной мысли внутри что-то впервые в жизни дрогнуло. Внутренности будто сдавило, скрутило, где-то в груди противно заныло. Это был даже не страх, не боль, не отчаянье. Нечто более сильное, более жуткое. И Дамир с разлившейся внутри горечью констатировал, что без Мары была… пустота… * * * * *