Анжелике он сразу понравился: подошел в ресторане, подозвал официанта и заказал для нее мороженое. – Но я не хочу мороженое, – сказала девушка. – Хочешь, – уверенно заявил мужчина и поднес маленькую ложку с длинной ручкой к ее розовому рту. Анжелика посмотрела ему в глаза и покачала головой. – Я не ем из чужих рук, – стала кокетничать она, но Давид лишь улыбнулся. – Пробуй, – приказал он, и она послушно приоткрыла рот. – Вкусно? – Она кивнула. – Я так и думал. Мужчина встал из-за столика и молча ушел. Анжелика осталась сидеть в растерянности. Допила кофе, рассчиталась и вышла из ресторана. Там, сидя на ступеньке, курил Давид. – Поедешь ко мне? – Нет, – улыбнулась она. – Почему? – Я тебя совсем не знаю. – А что ты хочешь обо мне узнать? – Хотя бы имя. – Давид. А твое? – Анжелика. – Поехали ко мне, Анжелика? – Нет. – А завтра? – спросил он. Девушка улыбнулась в ответ. Она посмотрела на его белоснежную улыбку, дорогие часы, идеально выглаженную рубашку и ответила: – Посмотрим. Он вытащил визитную карточку и сказал: – Позвони, если захочешь увидеться. Вечером она ему позвонила. Сама. Впервые в жизни. Он заехал за ней, отвез гулять на Воробьевы горы, есть в дорогой ресторан, а заниматься сексом в бывший компьютерный класс недалеко от МГУ. Это был один из его первых бизнесов, ныне – лишь дань времени и большое офисное пространство в собственности. Они поженились через семь месяцев после знакомства; свадьба прошла в Санкт-Петербурге, родном городе жениха. На торжество собралась вся родня будущего супруга, невеста же была почти в полном одиночестве: в ресторане, украшенном по желанию будущего мужа в золотисто-белой гамме, присутствовала только лучшая подруга Анжелики. Девушка обманула маму, сказав, что никакой свадьбы не будет – только регистрация в ЗАГСе, что нет никакой необходимости тратить деньги на «Сапсан». Мужчина то весело танцевал, то басом выкрикивал пошлые шутки, над которыми смеялись все полторы сотни гостей, то усаживался рядом с женой, брал ее за руку и до боли сжимал тонкую кисть. – Ты делаешь мне больно, – иногда говорила Анжелика, но муж смотрел на нее, как и на всех остальных – с насмешливой полуулыбкой. Перед тем, как ведущий вечера позвал молодоженов разрезать торт, Давид взял слово и в пламенной речи о том, каким счастливым и беззаботным он чувствует себя сегодня, вытащил две коробки и демонстративно вручил жене. Она раскрыла ту, что поменьше, – в ней лежали сережки из белого золота с желтыми бриллиантами; а вот подарок из большой красной коробки она не захотела вытаскивать наружу, несмотря на громкие просьбы гостей. – Это личное, – сказала она и смутилась. Девушку спас ведущий: – Видимо, эту коробку молодожены откроют вместе в первую брачную ночь, – пошутил он. – А теперь пора внести свадебный торт, чтобы ваша семейная жизнь была сладкой! Анжелика положила распакованную красную коробку на соседний стул. У подарка действительно был эротический подтекст – внутри коробки лежал перевязанный белой лентой фаллос, украшенный драгоценными камнями. Девушка почувствовала, что не все в их семейной жизни будет так, как она себе представляла, захотела спрятаться в туалете, поплакать и позвонить маме, но ничего не сделала. Через несколько часов они выехали в Пулково, откуда отправились в ее первую поездку в Италию и три недели выглядели действительно счастливыми молодоженами, много целовались и ели мороженое. Анжелика успела обо всем забыть, пока не вернулась в двухэтажную квартиру на Старом Арбате. Первый удар по щеке она получила в тот же день – в окружении свадебных подарков и завядших букетов праздничных цветов. Мы встречаемся с ней в одной из французских пекарен неподалеку от станции метро «Новокузнецкая». Я жду в углу заведения, то перемешивая ложкой горячую овсяную кашу, то ломая руками еще теплый круассан. На телефон приходит уведомление: «Скоро буду». Однако минует пять, десять и двадцать минут – и только на сороковой в пекарню входит девушка, которую раньше я видела только в ее профилях социальных сетей. – Привет, – говорит она и приобнимает меня. – Привет. – Извини, что опоздала. Он довез меня до работы, пришлось немного подождать, пока уедет. Я потом быстро добежала до метро, и вот я здесь. – Спасибо, что пришла, – отвечаю. Анжелика улыбается, но недолго. Наш диалог мы начинаем с подробностей их знакомства – как и большинство моих разговоров с пережившими домашнее насилие женщинами. – Вчера, – говорит она, и я вздрагиваю, – последний раз он избил меня вчера. Мы можем отойти в туалет? Покажу свою грудь. Вспышки агрессии у Давида случались по разным поводам: он не любил, когда она его перебивала или не соглашалась. Не нравилось, когда плакала, – в эти моменты он мог схватить ее за волосы и ударить об угол стола или спинку стула. Но больше всего не любил, когда не отвечала на телефонные звонки, игнорировала сообщения и задерживалась на работе, – любое опоздание вначале каралось глубокой морщиной, будто разрезающей лоб пополам, и пристальным взглядом карих глаз, а потом – ударами по груди и животу. Вчера был именно такой день – день, когда Анжелика задержалась на работе. Она кружила вокруг припозднившейся клиентки и постоянно оборачивалась – через панорамное окно виднелся припаркованный автомобиль. Во рту у девушки было сухо, сердце стучало быстро и громко. Настолько громко, что ей казалось – его биение слышали все вокруг. Она заглядывала в глаза клиентке, будто задавая той вопросы: «Ты догадываешься, что мне сейчас страшно? Ты знаешь, что меня сейчас ждет? Ты понимаешь, куда я сейчас поеду?» Но женщина, слегка смущаясь навязчивости молодой парикмахерши, лишь отворачивалась в сторону. – Вам все нравится? – спросила Анжелика и вытащила маленькое зеркальце. – Получились роскошные локоны. – Да, спасибо, – спокойно ответила женщина. – Можете идти. Я так понимаю, вас ждут? – Угу, – ответила девушка, скинула удобные кеды, надела дорогие туфли, вышла на улицу, огляделась по сторонам, обернулась на салон и наконец посмотрела на автомобиль. Большие волосатые руки с золотым обручальным кольцом на безымянном пальце правой сжимали белоснежный кожаный руль. Анжелика сделала глубокий вздох и с улыбкой направилась к машине. – Привет, дорогой, – сказала она и поцеловала в губы. – Постоянная посетительница… сегодня… – но потом увидела лоб, морщину, ладонь и замолчала. Всю дорогу они ехали в тишине: она смотрела в окно, сжимая в руке телефон, он вертел головой и подпевал любимым трекам. «Лишь бы никто сейчас не позвонил», – шептала она про себя. Если бы раздался звонок или пришло уведомление, то Давид спросил бы: – Кто? – Подруга, – ответила бы девушка. Будь то мама, начальница, клиентка, коллега или, не дай бог, друг детства – разницы не было бы. Анжелика не имела права общаться ни с кем, кроме законного мужа. При этом он хотел, чтобы она привлекала максимальное количество внимания, – не жалел денег на новые платья и дорогую обувь, на косметику категории люкс, на спа-процедуры и пластическую хирургию. Девушка уже согласилась на блефаропластику век, увеличение губ и «легкое» изменение кончика носа, но собственное отражение ей нравилось в зеркале ровно до того момента, пока она не стягивала брендовое платье. Фиолетово-желтые, сине-зеленые, красно-черные – она изучала, рассматривала свое тело, старалась заглянуть в глубь цвета, хотя и не понимала, что именно хочет увидеть в этих кровоподтеках, синяках и засосах. Анжелика постоянно оглядывается по сторонам: официанты суетятся, убирая за нами пустые чашки и смятые салфетки. – Мы зашли домой, я в ванную, Давид за мной следом. Думала, что сейчас начнет бить, но он, подойдя к раковине, просто помыл руки. У него громадные руки. Когда-то я читала Маяковского, но единственное, что запомнила, – строчку со словами «такой большой и такой ненужный». Я смотрела на его руки и почему-то вспомнила о ней. Мне стало его так жалко. Муж показался мне очень несчастным. Идиотизм… нелюбимый сынок богатеньких родителей! Мама никогда не любила его – так говорил сам Давид. Он не помнил случая, когда эгоистичная чернобровая женщина с вечно сердитым выражением лица была бы с ним нежна. Она родила его в тридцать три года, потому что нельзя было не рожать. Он раздражал ее своей нежностью и трепетностью, и чем чаще ребенок ласкался о костлявые мамины колени, тем сильнее досаждал ей. Мальчик рос изобретательным: он понял, в какие моменты мама была с ним максимально нежной, научился вести себя так, чтобы она всегда его хвалила. Часто думал, что ненавидит «эту холодную тварь», при этом искал ее одобрения. Когда Давиду исполнилось тринадцать лет, она попала в автомобильную аварию и сильно пострадала. Три месяца лежала в кровати: сын кормил маму с ложечки, следил за графиком приема лекарств, внимательно выслушивал все наставления врачей. Женщина как-то сразу подобрела к сыну, с благодарностью заглядывала ему в глаза, но потом выздоровела – все вернулось в привычное русло, и Давид снова возненавидел ее. Однажды Анжелика и Давид сели ужинать. Он сказал: – Я хочу, чтобы ты уволилась. Анжелика испугалась: – Но я хочу работать. – А я не хочу.