Я ухмыляюсь. Ну, мало ли, - продолжает Лариса, - захочешь выяснить у него и ляпнешь. А мне хотелось бы сделать ему сюрприз, когда он меня встретит в аэропорту завтра. У меня больше нет сил давать ей реакцию. Я тихо сижу, опустив голову и скрестив руки на груди. Моя голова пуста и только тихая боль покалывает сердце. Резко встаю и хочу убежать из этого чертова ресторана. Лариса успевает перехватить меня за руку: Я знаю, ты хорошая и добрая девочка. Мне рассказывали про тебя общие знакомые. И ты не допустишь, чтобы ребенок рос без отца. Просто оставь Кирилла. Она смотрит мне в глаза и мне даже кажется, что я понимаю ее сейчас. Кирилл ждет ее там, а она ждет его ребенка. А кто я в этой цепи? Меня там просто нет. Я – звено, которого не должно быть. Отпусти меня, - слабо произношу я, потому что бороться и что-то выяснять у меня просто нет сил. Лариса отпускает мою руку и я бегу на выход. Выбегаю из ресторана и врезаюсь в какого-то мужчину, шепчу: Простите, - и собираюсь бежать дальше, но чьи-то руки хватают меня и удерживают. Я поднимаю глаза: Паша. Что он здесь делает? Я отворачиваюсь от него, потому что по щекам уже бегут слезы. Ксюша, что случилось? С тобой все нормально? – Паша пытается посмотреть мне в глаза. Но вся моя боль скопилась в горле и жестким комком не дает мне произнести ни слова. Мне сейчас нужна хоть чья-то поддержка, хоть чье-то плечо. И пусть это будет плечо Паши. В конце концов, ничего плохого он мне не сделал. Я кладу голову ему на грудь и его пиджак пропитывается моими слезами. Плевать. Паша прижимает меня к себе и гладит по волосам. Пойдем, я отвезу тебя домой, - говорит он и под руки ведет меня к машине. Он не задает вопросов, просто молча отвозит меня домой. Не напрашивается в гости, а дает мне возможность одной зайти в квартиру и разреветься вволю. Хорошо, что папа приезжает только завтра. Я не помню, когда уснула в эту ночь. Но утром меня разбудил сигнал сообщения телефона. Я посмотрела на экран. «Ты уже встала?» - сообщение от Кирилла. Я выключила телефон и положила его обратно на кровать, накрыла его подушкой. Сама зарылась в одеяло, пытаясь согреться. На дворе лето, а меня знобит. Так я провалялась, жалея себя и обижаясь тоже только на себя, до обеда. Но ведь сегодня возвращается папа. Не хочу, чтобы он видел меня такую. Силой воли дотащила свое тело в ванную и встала под душ, позволяя ему смыть с себя оболочку от той, вчерашней, слабой и растоптанной Ксюши. Войдя после душа в свою комнату, сразу же подняла жалюзи. Собирая бесчисленное количество носовых платков, вспомнила про телефон. Достала его из-под подушки и включила. Пятьдесят восемь пропущенных от Кирилла! И убивающее своей откровенностью сообщение от Ларисы: «Я скоро приземлюсь! Прислать тебе еще одно фото?» Я с каким-то остервенением заношу эти два номера в «черный» список. Всё. Не хочу. Включаю на всю мощность музыку и начинаю прибираться в квартире к приезду папы. 43.1. Кирилл Понедельник выдался сложным. Я уже и забыл, что в Америке свои законы ведения бизнеса и, если в России я могу прямо и, порой используя простые и понятные любому, но запрещенные в печати слова, донести свои мысли до партнеров, то здесь, в этом американском болоте все надо делать завуалировано, улыбаясь и привлекая посредников. Поэтому чтобы не сбиваться с мыслей, я просто отключаю свой московский номер и полностью погружаюсь в дела. Чем скорее я их решу, тем быстрее вернусь в Москву, к Ксюше. Я остро ощущаю ее отсутствие рядом с собой. Меня как будто лишили чего-то важного, чего-то, без чего я не могу жить. И я не живу, я существую. Мое нахождение в Штатах ограничивается гостиницей и офисом. Даже в ресторан я хожу ради переговоров. Немного разобравшись и наметив план дальнейших действий, я решаю написать Ксюше. На первое мое сообщение она не отвечает и я думаю, что она, наверное, еще спит. Все-таки, нельзя не учитывать разницу во времени. Но проходят часы, а она не отвечает. И на звонки тоже. Она не может не слышать телефон столько раз, сколько я ей позвонил! А, когда я, в очередной раз не дождавшись от нее ответного звонка или хотя бы короткого сообщения, что все у нас нормально, набираю ей, то оказывается, что «абонент недоступен». То же самое я слышу на все свои последующие звонки. Что за нах? Я отказываюсь верить, что причина ее недоступности – желание не говорить со мной. Может, у нее проблемы с телефоном? Я специально не ложусь спать и жду, когда в Москве начнется рабочий день. Набираю номер нашего московского офиса и прошу секретаря соединить меня с ассистентом административно-хозяйственного отдела. И в ответ слышу то, от чего окончательно охреневаю: «Орлова Ксения заболела и написала заявление об увольнении». Я кладу трубку, даже не попрощавшись. Ни хуя не понимаю. Что могло произойти за эти дни? Анжела, которой я звоню, когда немного прихожу в себя, не расположена к разговору. Бурчит что-то невнятное и быстро заканчивает разговор. Блять, какой-то бесконечный серпантин без пункта назначения. И я за тысячи километров. Сколько я еще тут проторчу? Гребанные акционеры. 44.1. Ксюша Жизнь входит в обычное русло. Медленно. Заставляя меня жить дальше. Когда я сказала папе, что хочу уволиться и посвятить больше времени подготовке к институту, он не стал меня отговаривать, а даже обрадовался. К счастью, благодаря тому, что и приняли меня на работу по знакомству, и уволили тоже легко – без обязательной отработки. Я и правда проводила много времени за учебниками. Думала ли я о Кирилле? Конечно, думала. Это только казалось, что так легко выкинуть человека из головы. С первым моим парнем так и было. Но я, наверное, и не любила его. Хотя не наверное, а точно уверена, что не любила. А Кирилл… Кирилл подарил мне меня, показал, как может быть, если любишь. И любима. Я так, по крайней мере, думала. Я жила со своими мыслями и переживаниями. Я не пыталась анализировать и старалась не вспоминать хорошее. Каждый раз, когда в голове всплывали наши с Кириллом встречи, передо мной стояла сцена из ресторана, когда Лариса сообщила, что беременна. Правильно ли я поступила, что решила не объясняться с Кириллом после услышанного? Я была уверена, что правильно. Ему уже удалось один раз провести меня, наивную дурочку. Один раз я поверила в его вариант истории с Ларисой. Готова ли я была опять выслушивать ложь? Нет. Я переваривала все, что с нами произошло, сама с собой. Мне и поделиться-то особо не с кем было. Единственная, кому я могла бы рассказать, была Анжела, но и с ней обсуждать это мне не хотелось. Хотя она сразу поняла, что что-то случилось. Однако донимать меня не стала. Просто, как могла, отвлекала меня. Мы ходили в кино, много гуляли. И почему-то очень часто в этих наших прогулках нам встречался Паша. После того, как он отвез меня из ресторана после встречи с Ларисой, мое отношение к нему поменялось. Он как будто стал кем-то, кто знал мою маленькую тайну, но бережно хранил ее. Мы общались просто, как хорошие друзья. Порой мне даже удавалось отвлечься от моих мрачных мыслей благодаря Анжеле и Паше. И только ночами, лежа в своей кровати, я чувствовала, как слезы начинают душить меня. Им было мало места внутри меня и они вырывались наружу, катились из моих глаз. Это был молчаливый плач. У меня не было истерик с заламыванием рук и криками «почему?» Мое сердце предпочитало страдать тихо. Мое такое тихое, спокойное, не свойственное мне поведение папа расценил по-своему. В один из дней за мной должен был заехать Паша. Мы собирались сходить на выставку гоночной индустрии. Паша посчитал, что это развлечет меня. Мне было все равно, куда идти. Главное – не оставаться дома наедине со своими мыслями. Пап, я сегодня с Пашей на выставку пойду, - сказала я отцу во время обеда. – Можно мне задержаться на часок? Папа тепло улыбнулся. С Пашей? – переспросил он. Я кивнула. Знаешь, что я подумал, Ксюша, - папа, не переставая улыбаться, посмотрел на меня, - я думаю, пора снять комендантский час. Я вижу, что ты исправилась и меня это, безусловно, радует. Единственное условие: я должен знать, где ты и с кем. Раньше бы, услышав эту новость, я кинулась бы папе на шею и зацеловала его, а потом прыгала до потолка в своей комнате. Но сейчас я лишь улыбнулась папе на его слова. И, похоже, что такая моя реакция стала неожиданностью и для папы. Сейчас для меня ничего не поменялось: есть комендантский час, нет ли его, я все равно все вечера провожу дома. Мне не с кем проводить их, не с кем не спать ночами и не с кем наслаждаться совместным пробуждением в постели. Не с кем. Этот кто-то забрал у меня часть моей души и я не готова отдать оставшуюся часть кому-то еще. 44.2. Я думала, что на выставку с нами поедет и Анжела, но она, сославшись на какие-то важные дела, оставила меня наедине с Пашей. И я опять думаю о том, что, если бы это случилось раньше, в моей прошлой жизни, в которой был кто-то, я бы сильно возмутилась этому обстоятельству и не пошла бы никуда. Но сейчас все воспринимается как-то иначе. Не так остро, что ли. У меня как будто притупились какие-то чувства и я ко многому стала относиться ровно. Может быть, даже слишком ровно. На выставке Паша сажает меня в болид и мне даже разрешают проехать кружок. На этом болиде стоит ограничитель скорости, чтобы безбашенные посетители не убились, представляя себя пилотами «Формулы-1». У меня немного подскакивает адреналин от одного ощущения себя за рулем гоночного болида. Значит, не все чувства у меня атрофировались. Значит, есть еще надежда, что когда-нибудь я отойду и стану прежней. Понравилось? – из моего небытия меня вырывает голос Паши. Я довольно киваю в ответ. Он прижимает меня к себе. По-дружески, за плечо. Ну, мне так кажется. Его мысли на этот счет мне не известны. За все время нового этапа нашего с ним общения он ни разу не напомнил мне о желании наших родителей поженить нас. И я даже забыла об этом. Но, как оказалось, только я. Остановившись около моего дома, Паша заглушил машину и, расстегнув свой ремень, взял мою руку с колен в свои руки. Ксюша, спасибо тебе за прекрасный день! – после этого он поцеловал мою руку. Друзья так делают? Мне стало неловко. Я попыталась забрать свою руку, но Паша крепко удержал ее. Ксюша, - он пристально смотрел на меня, я это чувствовала, хотя мои глаза и были опущены, - я хочу, чтобы ты знала, что мои чувства к тебе не прошли, а стали только сильнее. Да, что ж такое-то! И этот про чувства. Как донести до него, что мне не нужны никакие чувства. Не хочу. Ни сейчас и никогда. Но я лишь молчу в ответ. Я лишь надеюсь, что когда-нибудь услышу нечто подобное и от тебя, - продолжал Паша. Я пойду, - лишь смогла выдавить из себя я. Погоди, - Паша вдруг наклонился и своими губами коснулся моих губ. Это произошло так быстро, так стремительно, что я даже не успела среагировать. Он несмело поцеловал меня. А что чувствовала я в этот момент? Ни-че-го. Вообще ничего. Мне даже самой стало интересно. Поэтому я не оттолкнула его. Все ждала, что что-то ёкнет. Не ёкнуло ничего. Как будто я просто приложилась губами к окну. Я стала фригидна? Паша сам оторвался от моих губ. Прости, так сложно удержаться рядом с тобой, - сказал он. Я, не ответив ничего, открыла дверь и вышла из машины. Ксюша, - позвал меня Паша в окно, - я заеду завтра? Я лишь пожала плечами.