— Это всё было ужасной идеей, — тихо прошептала Анни себе под нос, послушно отходя вместе с Элаем к креслам с бархатными спинками. — Если это заставит хотя бы кого-то задуматься о том, какое положение занимает твой народ в нашем обществе, то это уже было не напрасно, — Элай тяжело вздохнул, проследив за немигающим взглядом Анни, направленным на столик с игроками в «замри». — Но этого слишком мало, чтобы я мог прекратить подобное без угрозы расшатать отношения со всем кабинетом министров. Мне жаль. — Я не понимаю, о чём ты сожалеешь. Порядок заложен с незапамятных времён: есть господа, и есть слуги. Причём это устраивает обе стороны, как видишь, — она кивнула на светящуюся от радости беловолосую эйфири, которая выиграла пари и принимала аплодисменты публики. Её хозяин — тот самый остроносый маг — сгрёб со стола серебрушки в бархатный мешок и одарил своего фамильяра одобрительным кивком. Она засияла ещё ярче, послушно забираясь в небольшую шкатулку, и даже отсюда Элай мог видеть её сузившиеся желтоватые глаза. Что ж, радость победы мага здорово её покормила. Симбиоз в действии. Только у Элая эйфири в шкатулке вызвала острую ассоциацию с тем, как в детстве ловил мотыльков и таскал их в коробочке, в кармане, пока к вечеру мотылёк не сдыхал. Как половина присутствующих господ спокойно носила фамильяров в небольших стеклянных брошках-колбочках, прикалывая к одежде. — У тебя просто искажено понятие свободы, — Элаю захотелось поймать взгляд Анни, в котором видел сильное смущение уже тем, что они стоят и болтают, как равные. — Это как с кофе: ты его не пробовала, и потому даже не знаешь, понравится ли тебе. Но тем, кто вырос свободным, существование подобно фамильярам будет невыносимо. Маги видят в вас послушных ручных зверюшек, которыми можно без проблем пожертвовать в случае чего, и даже за убийство получить только смешной штраф. И ты не видишь в этом проблемы? — Мне не положено видеть в этом проблему, — тихо отозвалась Анни с грустным смешком. — Я знаю своё место. Она явно хотела что-то добавить, но вздрогнула и прикусила губу: прямо за её спиной громко рассмеялись два молодых парня, потягивающих настойку. Элай смутно признал в одном из них кого-то из сынков министра внутреннего правопорядка — у того их было уже трое, что для мага редкостная плодовитость. Только, судя по всему, мозгов досталось не каждому. — Ого, — присвистнул парень, хищным взглядом облапывая фигуру Анни и останавливаясь на её плечах с сиреневыми прожилками крыльев. — Такую мошку я бы точно научил вести себя с господами. — Забудь, Нат: не еби единорога, — презрительно фыркнул его друг, и они заржали в голос над удачно применённой поговоркой. «Не еби единорога, а то проткнёт яйца» — так народная мудрость магов звучала целиком. Даже ребёнок знал, что совокупление с волшебными существами не доведёт до добра. — Рты закрыли, оба! — скрипнул зубами Элай на такое откровенное хамство, предупреждающе поднимая руку с занесёнными для щелчка трещащими от искр пальцами. — А то урок манер будет уже для вас! Парни испуганно переглянулись и предпочли тихо ретироваться к бархатному диванчику, но до ушей Элая всё же донеслось их возмущённое угрозами шипение: — Рехнулся… — Ты зря портишь мнение о себе из-за меня, — вздохнула Анни, проводив их взглядом. — Поверь, в академии я слышала вещи и похуже. «Паразитами» профессора нас звали не в желании оскорбить. — Твоим профессорам я точно скоро устрою головомойку. Или прожарку, — мерзость окружения уже настолько давила, что Элай с тоской глянул на двери из зала, раздумывая, насколько вежливо было бы сбежать прямо сейчас. Пока Анни не выслушала ещё какого-то дерьма из-за его бессмысленной попытки сломать систему в одиночку. Но этот вечер не спешил закончиться так скоро. Элай застыл, смотря на то, как через сверкающие золотом двери неспешно проходит кто-то абсолютно ослепительный. Или ослепляющий. Невысокая девушка, двигающая плавной кошачьей походкой даже на тонких каблуках. Смуглая кожа создавала контраст с непослушной гривой светлых кудряшек, обрамляющих точёные плечи. Скромное на первый взгляд тёмно-синее платье в пол украшено мелкой россыпью сапфиров на лифе, совпадающих по оттенку с прозрачностью льдисто-голубых глаз. — Грёбанные драконы, — обречённо выдохнул Элай, потому что Алеста моментально отыскала его лицо в толпе и одарила долгим взглядом, от которого кишки перевернулись трижды. Сначала — и он ненавидел себя за это чувство — было восхищение. Идеальная леди. Идеальная будущая замена Ильдаре… К чему, видимо, она и стремилась так долго. Второй эмоцией стала горечь — комком в горле, дёрнувшимся кадыком. Кадрами из прошлой, довоенной жизни, когда они давали друг другу клятвы верности прямо в розовом саду, среди орхидей, под шум фонтана. — Я люблю тебя. Только тебя, — шёпотом на ухо, прижимаясь всем телом. Ложь. Третьим, что охватило его целиком и смыло всё это в черноту, стала ненависть. Ненависть к одному только пряному запаху духов, который появился в носу ещё до того, как Алеста прошествовала прямиком в его сторону, не прекращая улыбаться, будто рада его видеть. — Элай? — обеспокоенно позвала Анни, вероятно, почувствовав творящуюся внутри него бурю. — Что происходит… Она обернулась, столкнувшись взглядом с Алестой, и почтительно посторонилась. Хорошему фамильяру даже здороваться с господином нельзя первой. И госпожи это касалось не меньше. Но та словно вовсе не заметила её, с улыбкой проворковав: — Добрый вечер, милый. Так любезно было со стороны твоего отца прислать приглашение, — от её голоса у Элая прошла дрожь по рукам. Потому что он прекрасно и слишком живо представил себе, как этим самым голосом лживая сука стонала под своими любовниками, пока он тонул в устроенных магами воды ловушках, учился спать с ножом и жёг людей заживо. Пока он грыз зубами землю и рыдал как дитя на покрытом тиной теле Леона. — Или ты просто заявилась безо всяких приглашений, потому что тебе в этом доме не рады, Алеста, — как можно безразличней отозвался он. Сам удивился спокойному голосу, и только сейчас понял, что молчаливо склонившая голову Анни давно аккуратно стряхивает с него лишние эмоции и желание спалить эту самую блядскую гриву кудрей. Его сил вполне бы на это хватило: в поединке магов одной стихии всё решали природа и навык. Наверное, он единственный в мире был в силах сжечь даже Альбара. — Как грубо, — совершенно не смутившись, надула губы Алеста и откинула назад волосы, обнажая изгиб шеи. Вероятно, ей это казалось соблазнительным. — Мы так давно не виделись. Неужели ты до сих пор на меня в обиде? — Нет, я до сих пор не понимаю, какого блядского дракона ты не свалила из столицы, как я тебе настоятельно советовал. В голубых глазах вспыхнул злой огонёк, но моментально сменился маской дружелюбия. Подумалось, что она тоже пришла с фамильяром — уж не в тугой корсет ли сунула свою крохотную Би, служившую хозяйке добрых лет десять? Алеста подошла ближе, и Элая замутило от запаха её духов, когда-то казавшихся дурманящими. Этот взгляд из-под опущенных ресниц, эта внезапно опустившаяся на плечо рука… Будто она так уверена в своей привлекательности, что одно лишь декольте способно заставить забыть абсолютно всю причинённую боль. — Элай, будь уже разумней, прошу. Я дала тебе время побеситься и подумать. Ты был не в себе после войны, ты потерял друга и так некстати услышал пару сплетен про меня. Но теперь пора мыслить здраво: я единственная леди достаточно знатного рода с таким уровнем сил, который позволит стариться почти синхронно. Тебе не будет нужды жениться дважды или трижды, как старику Салавату. И со мной точно не будет скучно настолько, что придётся тащить на приём под видом пары всякую грязную мошку, — усмехнулась она уголком ярко-алых губ, и если до этого Элай мог её хотя бы слышать, то сейчас отшатнулся в отвращении. — Нет. Мне просто придётся нацепить на твой ебливый зад панталоны с замком, — он как можно любезней улыбнулся: — Смирись уже, Алеста. Это ты для меня теперь не больше, чем грязь под ногами. И если уж на то пошло… Аннабель, не желаешь ли потанцевать? Элай перевёл взгляд на Анни, которая с опаской вскинула голову. Васильковые глаза сквозили непониманием, но он чувствовал, что это будет не только хорошей демонстрацией для всех, включая скрипящую зубами бывшую. Это будет хоть что-то радостное в такой откровенно ужасный вечер. И он приглашающе протянул Анни раскрытую ладонь. — Ты не посмеешь так меня унизить, выбрав это в пару вместо меня, — прошипела Алеста, уже не пытаясь казаться пушистым котёнком, каким никогда и не была на самом деле. Очередная маска, очередная ложь, очередной маскарад в его жизни. И только на светлом, кукольном лице растерявшейся Анни была капля настоящего, как соломинка для утопающего. — Уже посмел, — победно сверкнул глазами Элай, дождавшись, пока Анни робко вложит трясущиеся пальцы в его руку, не решаясь отказать хозяину. Казалось, само касание уже вытянуло из него все дерьмовые воспоминания, разбуженные сегодня. Может, так оно и было. Он и вовсе переставал замечать, когда его умный и сильный фамильяр делал свою работу. Элай потянул Анни в толпу танцующих, и походя услышал её панический шёпот: — Я не умею… не умею парные танцы! Нас не учат такому… — Я поведу. Просто следуй за мной и лови ритм. Играла музыка для фокстрота — плавная и сдержанная, из сочетания фортепиано с глубокими нотами контрабаса. Влиться в ряды кружащихся пар не составило труда. Сложней подстроиться под то, насколько Анни маленькая, с трудом сумевшая дотянуться до его плеча рукой. От волнения она часто и мелко дышала, наверняка, как и он, чувствуя десятки глаз на затылке. Элай обхватил её талию и неспешно повёл в этом спонтанном танце. Её пальцы в его ладони дрожали, и он крепче стиснул их, подбадривающе улыбнулся. Ноги двигались сами, и Анни сумела с нескольких шагов понять, что требовалось от неё. Прогибаться в спине, подчиняясь его руке. Кружиться, пересекая с ним зал, нагло показывать господам плечи с крыльями, а главное то, с каким доверием хозяин касался своего фамильяра. Как ему нравилось ощущать это летящее над самим полом создание в своих руках. В фокстроте невесомость Анни приобрела новую красоту, шорохом летящей юбки превращая её в блестящую бабочку. Как же великолепна она была бы в настоящем полёте! Он любовался. Настолько откровенно любовался, что не заметил, как вновь занесло, и взгляд скользнул от светящегося робкой улыбкой лица ниже, к шее. К затянутой в шёлк груди, от рвения поспевать за его широкими шагами теряющей воздух. Желание притянуть её поближе не получилось проигнорировать, и он сделал это, остро ощущая тонкую талию под своими пальцами. Уже не думалось ни о каком логове ханжей вокруг, ни о причинах, толкнувших его танцевать впервые за тринадцать лет. Только о том, как пульсировала на хрупкой шее Анни венка, будто приглашая укусить, и как лаванда сладостью обволакивала горло. Испугавшись самого себя, Элай спешно оторвался от неё, якобы дать возможность прокружиться, держа его руку над головой. Идеально послушная, нечеловечески гибкая — Анни легко поддалась, и когда она кружилась посреди этого золочёного пафосного зала, звёзды и полумесяцы её платья сверкали ярче любого бриллианта на самой разодетой даме. А Элай видел только стройные ноги, так ловко кружащие её под ускоряющуюся мелодию клавиш. И призыв васильковых глаз, переполненных таким наивным восторгом, что послать все приличия к драконам оказалось легко. Он вновь рывком притянул её к себе, сжал Анни в руках уже безо всякой формальности танца, пальцами за шею, критически близко. Поймав длинный потрясённый выдох своим ртом. Вырваться из оков волшебных глаз уже не получилось, они будто заняли всё пространство, заглушили музыку и оставили только бешеный пульс. А затем Элай представил первое, что попало в звенящую от прилива чувств голову — собственный кабинет. Пламя сеткой прошло по венам, и сдерживать его он не стал, позволив этому огню унести их подальше от чужих взглядов прямо из парадного зала. Часть 6. Прыгай Кровь эйфири в разы холодней человеческой, пульс — тише и реже. Но когда вокруг полыхнуло пламя, а обсидиановые глаза загорелись незнакомой решимостью, сердце Аннабель ускорило ритм, так что тело ощущало жгучую пульсацию. Горячая рука Элая на талии, а пальцы левой — на шее, будто он знал, что она попытается отстраниться в накатившем смущении. Не вышло. Закололо колени, слабо запахло горелой тканью. Отсутствие контроля над перемещением из сверкающего парадного зала в скромный кабинет всё же изрядно подпалило подол волшебного платья, укоротив его до середины бедра. На ковёр посыпался пепел. Но Анни не успела даже ойкнуть, да и не смогла бы. Лишь прикрыла веки, потому что чернота глаз Элая затянула и подчинила, как подчиняет кобру её заклинатель. Рецепторы затопила ягодная сладость, а затем к губам прижалось нечто горячее, слабо отдающее горьким хмелем и шафраном. Что-то происходило — то, чему она не могла дать определения, только послушно приоткрыть рот под требовательным напором, позволить себя попробовать. Она понятия не имела, что делает Элай, и что требуется от неё, но от уверенных движений его языка у неё так ослабли колени, что пришлось обхватить плечи Элая двумя руками, цепляясь за пиджак, чтобы не упасть. Кипящий мёд по венам — теперь кожа грозилась загореться уже у неё. Анни спас инстинкт. Она жадно вытягивала из самого горячего воздуха, из рваного дыхания Элая эту сладость, не давая ему раскалиться и обжечь её. Но словно черпала из колодца без дна. А когда сильные руки одним рывком подхватили под бёдра и усадили её прямиком на рабочий стол, грудь сдавил слабый стон: слишком много для неё одной. Вкус его эмоций — теперь можно было без сомнений назвать их прямо, сладкий вкус возбуждения хозяина — смешивался со вкусом терпкого поцелуя. Голову закружило, хотелось притянуть Элая ещё ближе, и Анни непроизвольно раздвинула колени. Рехнулся. Вы правы, уважаемый министр, ваш будущий правитель рехнулся, потому что он беспардонно целовал собственного фамильяра прямо на столе, не отрываясь и едва дыша. На миг дрогнувшей рукой провёл по нежной коже бедра, присыпанной чёрным пеплом от обгоревшего платья. От нового касания Анни нервно дёрнулась, абсолютно не понимая, что будет дальше. Было хорошо сейчас. Сладко и терпко, жарко и до трепещущего пульса приятно. Страшно. Страшно, потому что явно рушилась необходимая граница между хозяином и слугой. И потому что её робкая попытка ответа была встречена новой, будто победной волной сладости с привкусом растопленного шоколада. Ладонь на бедре обожгла — сколько ни забирай, а у Элая слишком много огня в венах, чтобы не причинить боль кому-то столь хрупкому. Анни шумно втянула воздух, пытаясь справиться с ожогом и не мешать хозяину делать всё, что он захотел. Как послушный фамильяр, принимающий любое решение с одинаковой покорностью, она не могла его злить отказом. Не могла сопротивляться. И не хотела — если бы только не отрезвившая боль. — Ох, нет-нет… Прости, — Элай оторвался от её губ, и в его глазах Анни чётко увидела вину — ещё до того, как она заполнила хмелем голову. — Больно? — он ту же убрал ладонь с её покрасневшего бедра и зажмурился, пытаясь избавиться от сетки лавы на коже и вернуть утраченный контроль. — Что? Да. То есть, нет, — окончательно запуталась Анни, особенно в том, где его эмоции, а где её собственные. Забирать себе вину опасно тем, что могло снова вырубить прямо на столе, с которого она поспешила соскользнуть, но была остановлена вновь обхватившими её талию руками, жаркими даже через платье. — Постой. Надо было подумать, прежде чем так наброситься на тебя… — Господин вправе делать всё, что считает нужным. Хотя не спорю, о том, что господину может прийти в голову нечто подобное, меня не предупреждали. И не учили. Кажется, в академии уверены, что никто не пожелает касаться фамильяра подобным образом. Но если будет угодно — я научусь соответствовать и таким ожиданиям, — всю тираду Анни выпалила на автомате, заученным текстом, через бешено несущийся пульс. Последнюю фразу эйфири заставляли вызубривать, будто мантру: чего не умеешь, тому научись и будь полезной. Элай смотрел на неё в шоке. Ещё тяжело дыша, но уже не пытаясь остановить, когда Анни спрыгнула со стола и поправила остатки подпалившейся юбки под его немигающим взглядом. Зато лава на его коже пропала без следа. — Я не… ни к чему тебя не принуждаю и не собираюсь, — туго сглотнув, выдавил он. Хмельная вина на языке стала чётче, и пока ноги ещё держали, Анни попятилась к выходу из кабинета: — Не нужно принуждать. Достаточно приказать. Могу я быть сегодня ещё чем-то полезна? — Иди. Уходи отсюда, — Элай отвернулся, будто не мог больше выносить её смущённого вида. И тут же обречённо шагнул к шкафу со стеклянными бутылями, но среди его вины и злости Анни ощутила табачный привкус грусти. — Сейчас же! — вдруг повысил он голос на неожиданно властный приказ, и она поспешила выскочить за дверь. Уже из коридора Анни чётко услышала, как о стену со звоном осколков разлетелась одна из бутылок настойки. Вздрогнув всем телом, поспешила убраться к себе, не смея больше забирать никаких его эмоций. Хватит. Накормили сполна. Только в глубине тёмного коридора она поняла, что лицо мокрое от слёз. *** Ночь тянулась отвратительно долго. Не рискнув выйти из комнаты за новой розой, Анни легла в постель и ворочалась до тех пор, пока не ощутила, что хозяин спит. Судя по всему, уснул он прямо в собственном кабинете, и лишь тогда в доме погасли огни. Анни понятия не имела, как должна реагировать на случившееся: эйфири не просто не готовили к такому интересу хозяина, у них в принципе не могло быть связей с мужчинами. Да и с какими, если все представительницы вида рождались одного пола, а маги воспринимали их как насекомых? По слухам, лесные феи в древности имели подобные отношения и даже способны были воспроизводить детей-полукровок, но все лекции по собственной анатомии чётко давали понять: женственность форм и половая система эйфири не более чем потерявший функцию рудимент. Тогда почему, грёбанные драконы, почему её тело «паразита» и «мошки» так легко отозвалось на касания Элая — до жара в самом животе. Впервые за шесть лет Аннабель посетила до одури простая, но совершенно кощунственная мысль. Потому что им врали. И они схожи с женщинами гораздо сильней, чем казалось. Отделаться от этого жуткого понимания оказалось непросто. Не желая попадаться хозяину на глаза, утром она предпочла скрыться в саду: среди цветов и деревьев дышалось намного легче. Хотя из-за своей запущенности двор при старом особняке на окраине города выглядел несколько пугающе, но Анни не смущал вьющийся по высокому каменному забору плющ и изрядно разбитые дорожки с проросшей травой. Вчера ей уже удалось немного расчистить от зарослей кусты роз у парадного крыльца, так что сегодня она пошла дальше, в глубину сада. Единственное, что откровенно не нравилось Анни в этом дворе — будто наблюдающие за ней отовсюду глаза статуй. Беспорядочно разбросанные среди кустарников высокие мраморные изваяния изображали человеческие воплощения духов всех четырёх стихий. По легенде, в истоке всего мироздания было могущественное существо, Хаар. Распавшись на четыре части, он дал начало своим детям, духам. Которые в свою очередь сотворили магов, а все остальные — феи, драконы, ундины и прочие — созданы лишь для забавы или удобства последних. Так о сотворении мира знала Анни. И статуи духов на мраморных постаментах заставляли её ощущать себя тем, кто она есть. Вошью. Сурово скалился дух огня, высеченный сидящим на троне с огненным шаром в руках. Укоризненно хмурилась женщина, чьи длинные волосы струились подобно воде и огибали тело, как хитон. Дух земли был молодым парнишкой с розой в руках, а дух воздуха подозрительно напоминал фею, потому что им оказалась девочка с раскрытыми крыльями, будто собирающаяся взлететь с мраморного помоста. Не обращать на них внимание получилось не сразу, но вскоре работа увлекла. Анни нравилось возвращать жизнь в пожухлые листья, в самом прямом смысле. Нежно провести пальцами по лепесткам и смотреть, как увядшая лилия снова набирает цвет. Возможно, создание фей было совместным проектом духа земли и воздуха? Если бы потом маги огня не захватили столько власти, вытеснив «землероек» на покрытый скалами континент за морем, а воздушников не вынудили скитаться в песках на последнем из трёх материков.