— Ничего другого мне бы и не хотелось, поверьте, дорогой мой сеньор! Бог свидетель, это самое горячее мое желание, — ответил дон Руфино, поднося к губам стакан оранжада[34], поданный пеоном. — Но увы! Я сильно опасаюсь, что, при всей моей готовности пойти вам навстречу, нам трудно будет достигнуть соглашения, если только… — Если только?.. — резко прервал его дон Фернандо. Дон Руфино не торопясь, мелкими глотками допил стакан, поставил его на стол и с довольным видом откинулся на спинку кресла. — Если только вы не внесете мне сполна весь свой долг. Но, признаюсь, — добавил он, старательно скручивая пахитоску, — судя по вашим же словам, это кажется мне довольно затруднительным делом. — Вот как! — недовольно воскликнул дон Фернандо. — А почему вы так думаете? — Я ничего не думаю, дорогой мой сеньор, я констатирую факт, вот и все!.. Позвольте! — воскликнул он. — Да вы же сами только что жаловались на свое стесненное положение! — Верно, но что ж из этого следует? — Да очень простая вещь: семьдесят тысяч пиастров — сумма немалая; даже очень богатые люди не всегда располагают такой крупной наличностью, а тем более при стесненных обстоятельствах. — Но я могу кое-что продать! — Я буду в отчаянии, поверьте, сеньор. — В таком случае, подождите немного. — Повторяю, это невозможно. Послушайте, любезный сеньор, не пора ли нам объясниться, чтобы не плодить недоразумений, весьма нежелательных в деловых отношениях порядочных людей нашего круга? Так вот, я имел удовольствие ссудить вас деньгами за очень скромные проценты. Не так ли? — Весьма вам благодарен, — с достоинством ответил маркиз. — Ох, боже мой, и благодарить-то не за что! Мне просто хотелось оказать вам услугу. Но я поставил при этом вам условие, и вы приняли его. — Да, — с раздражением отозвался дон Фернандо, — принял, и напрасно! — Возможно. Так ведь не в этом теперь дело. Это условие — я снова подчеркиваю: принятое вами условие гласило, что вы обязаны вернуть мне деньги по первому моему требованию. — Разве я спорю с этим? — Конечно, нет. Все дело в том, что у меня у самого теперь нужда в этих деньгах, и я прошу вернуть их. Это вполне естественно; действуя так, я ни в чем не отступаю от нашего уговора. Вы должны были предвидеть наступление сегодняшнего дня и быть к нему готовыми. — Значит, если я попрошу у вас месячной отсрочки?.. — Это будет весьма прискорбно для меня, но я вынужден буду отказать вам. Деньги понадобятся мне не через месяц, а через восемь дней. Видит бог, я вхожу в ваше положение, но… ничего тут не поделаешь! Как ни тяжело было для дона Фернандо требование денег, его возмущало не столько само это требование, сколько тон мнимого доброжелательства и унизительной жалости, которым так рисовался сенатор. Маркиз не мог больше совладать с собой и готов был уже дать волю своему негодованию и бросить в лицо дона Руфино слова, которые, несомненно, привели бы к полному разрыву их отношений, как вдруг со двора донеслись радостные крики и топот коней. Дон Фернандо поспешно выглянул в окно, потом, живо обернувшись, обратился к гостю, блаженно тянувшему свою пахитоску. — Дети приехали! Прошу вас, кабальеро: ни слова при них о нашем деле. — Можете рассчитывать на меня, — сказал дон Руфино, делая вид, что хочет встать. — Впрочем, с вашего разрешения, я позволю себе удалиться, чтобы не мешать вашим семейным радостям. — Нет, нет! — удержал его дон Фернандо. — Я предпочитаю тотчас же познакомить вас с моими детьми. — Как вам будет угодно, любезный сеньор… Буду, конечно, весьма польщен! На пороге открывшейся двери появился управитель дон Хосе Паредес. Это был высокий, коренастый метис сорока лет, в котором по его кривым ногам и сутуловатой фигуре с первого взгляда можно было узнать прекрасного наездника. И действительно, почти вся жизнь этого достойного человека проходила в седле. Взглянув исподлобья на дона Руфино, управитель снял шляпу и поклонился своему господину. — Сеньор амо[35], — обратился он к дону Фернандо, стараясь придать возможную мягкость своему грубоватому голосу, — ниньо[36] и нинья, с помощью святой девы кармелитской, благополучно прибыли. — Благодарю вас, дон Хосе, — ответил маркиз. — Пусть войдут, я буду счастлив обнять их. Дон Хосе посторонился, махнул кому-то рукой, и молодые люди вошли, вернее — ворвались в комнату. Одним прыжком они очутились в объятиях отца, прижавшего их к своей груди. Спохватившись, дон Фернандо отстранил их и жестом указал на присутствие в комнате постороннего человека. Молодые люди вежливо поклонились дону Руфино. — Позвольте представить вам, сеньор дон Руфино, — сказал маркиз, — моего сына, дона Руиса де Могюер, и дочь, донью Марианну. Дети мои, это сеньор дон Руфино Контрерас, один из моих лучших друзей. — Весьма горжусь подобным званием! — сказал дон Руфино. Сенатор поклонился молодым людям, и донья Марианна невольно покраснела и опустила голову под холодным взглядом его зеленоватых глаз. — Апартаменты детей готовы, дон Хосе? — спросил дон Фернандо. — О да, ваша светлость! — отвечал тот, не сводя сияющих глаз с молодых людей. — С разрешения сеньора Руфино, вы можете пойти отдохнуть с дороги, дети мои, — сказал маркиз. — С вашего разрешения, отправлюсь-ка и я отдохнуть, — вместо ответа обратился к маркизу сенатор. Маркиз кивнул головой в знак согласия. — Мы вернемся к нашему разговору в более подходящее время, — продолжал дон Руфино, бросая украдкой взгляд на донью Марианну, выходившую из комнаты вслед за братом. — И не слишком тужите, дорогой мой сеньор, — добавил он, — я, кажется, нашел способ уладить наше дельце, не огорчая вас. Поклонившись в свою очередь маркизу, озадаченному таким неожиданным обещанием, дон Руфино удалился, снисходительно улыбаясь. Х. ДОН ХОСЕ ПАРЕДЕС Немало дней прошло уже со времени возвращения дона Руиса и его сестры, а дон Руфино не заговаривал больше о деле, ради которого он приехал в асиенду. Само собой разумеется, что и маркиз, не жалевший хлопот и сил, чтобы раздобыть средства, необходимые для погашения долга, избегал даже намеком напомнить своему кредитору об их недавнем разговоре. А сам дон Руфино, казалось, совершенно позабыл о своей безотлагательной надобности в деньгах, ссылаясь на которую он в день своего приезда отказывал маркизу в малейшей отсрочке платежа. Жизнь в асиенде шла своим обычным чередом. Каждое утро дон Руис выезжал в сопровождении дона Хосе наблюдать за полевыми работами и выгоном скота, предоставляя отцу и сестре играть роль гостеприимных хозяев. Первое время донью Марианну очень смущали приторные улыбки и страстные взгляды дона Руфино, но вскоре она свыклась с ними и в душе только посмеивалась над уморительными гримасами и смешным позерством толстяка. Сенатор отдавал себе, конечно, отчет в том впечатлении, которое он производил на девушку. Но, нимало не смущаясь этим, он продолжал свои маневры с настойчивостью, присущей его характеру. Надо полагать, что такое беззастенчивое ухаживание за доньей Марианной на глазах ее отца и брата входило в расчеты дона Руфино для достижения известной цели, догадаться о которой не представляло большого труда. И в самом деле, для всех вскоре стало ясно, что сенатор добивается руки доньи Марианны. Его домогательство глубоко оскорбляло маркиза, меньше всего мечтавшего о подобном зяте. Но, завися от дона Руфино, готового каждую минуту обрушить на него дамоклов меч кредитора, маркиз не смел выдавать своих истинных чувств. Он ограничивался тем, что зорко следил за гостем, предоставляя ему действовать по-своему. Дон Фернандо уповал на время, а сам выжимал, откуда только мог, деньги, чтобы как можно скорее получить возможность расплатиться с безжалостным заимодавцем и вышвырнуть его вон. К несчастью, поступление денег затягивалось. Многие должники дона Фернандо не спешили с платежами; за пятнадцать дней он успел собрать лишь только четверть требуемой суммы. Да и этими деньгами маркиз не мог свободно распорядиться, так как они были необходимы для текущих нужд хозяйства асиенды. А дон Руфино в это время был занят деятельной перепиской: рассылал курьеров в разные концы края, да и сам получал немало писем. И вот в один прекрасный день он с развязным видом вошел в кабинет, где дон Фернандо просиживал целыми днями над головоломными вычислениями. Маркиз замер от изумления, увидев дона Руфино, никогда еще не позволявшего себе входить в эту комнату. Сердце дона Фернандо невольно сжалось, но он превозмог свое волнение и любезно предложил гостю сесть. — Дорогой сеньор, — начал дон Руфино, удобно развалясь в кресле, — простите, что не оставляю вас в покое даже в вашем убежище, но у меня серьезное дело, и я решил без дальних околичностей постучаться в эту дверь. — И хорошо сделали, — ответил маркиз с плохо скрытой тревогой. — Я всегда к вашим услугам. Чем же могу быть вам полезен? — Я вас долго не задержу, сам терпеть не могу долгих разговоров вокруг да около: короче говоря, я пришел закончить дело, начатое в день моего приезда. От такого бесцеремонного вступления холодный пот выступил на лбу злополучного владельца асиенды. — Я не забыл о нем, поверьте, — ответил маркиз. — Я и сейчас был занят решением этой задачи и надеюсь полностью расплатиться с вами через несколько дней… — Да не в этом дело! — развязно перебил его дон Руфино. — Эти деньги мне и не нужны совсем. Я собирался даже просить вас хранить их как можно дольше у себя. Дон Фернандо смотрел на него и не верил своим ушам. — Вы удивлены, — продолжал сенатор, — а ведь все очень просто: мне захотелось доказать вам, что в моем лице вы имеете верного друга, а не безжалостного кредитора. Когда я убедился, что вам, действительно, будет трудно выплатить этот пустяковый долг, я решил взыскать эти деньги с других должников и не беспокоить более такого благородного и милого человека, как вы. — Однако, — заметил дон Фернандо, опасавшийся новой западни, — вы уверяли меня… — Да, я так думал, — прервал его дон Руфино, — а вышло, к счастью, иначе. А вот вам и доказательство: мне не только удалось уплатить по всем своим векселям, но у меня на руках осталась еще довольно кругленькая сумма денег. Я буквально не знаю, куда их девать, и буду весьма признателен вам, если вы освободите меня от них. Эти деньги мне сейчас совершенно не нужны, а кому же мне доверить их, как не самому порядочному из всех знакомых мне людей?! Дон Фернандо молчал. Он был ошеломлен неожиданным предложением человека, еще недавно столь непреклонного в своих требованиях. Он не понимал, чему следовало приписать этот внезапный и необыкновенный поворот дела, и не находил слов для ответа. — К тому же, — все с той же развязностью продолжал дон Руфино, — за несколько дней моего пребывания здесь я успел убедиться в том, как разумно ведете вы свое обширное хозяйство; я не сомневаюсь, что в ближайшем будущем вас ожидают огромные барыши. Но вы принадлежите к разряду людей, затевающих большие дела с ограниченными средствами, — вот в чем ваша беда! Вы ощущаете нехватку капиталов всякий раз, когда они больше всего вам нужны. Явление весьма распространенное, и вы не представляете собою исключения. Вы вложили уже немало денег в свое хозяйство, вам предстоит вложить еще, быть может, столько же, прежде чем вы достигнете желанных результатов. Так вот, вам не хватает оборотных средств — у меня излишек денег, и я предлагаю их вам. Ваш отказ обидел бы меня: неужели вы сомневаетесь в чистоте моих намерений? — Конечно, нет; но я и без того уже много должен вам, — пробормотал маркиз. — Экая беда! Вы будете должны мне немного больше, только и всего! — Я высоко ценю ваше благосклонное и доброжелательное отношение ко мне, но я боюсь… — Чего? Что я потребую возврата в какой-нибудь тяжелый для вас час? — Не скрою от вас… — Напрасно!.. Послушайте, дон Фернандо, вы, кажется, должны мне семьдесят пять тысяч пиастров, не так ли? — Увы! — При чем тут «увы»? — засмеялся сенатор. — Семьдесят пять тысяч пиастров плюс пятьдесят тысяч, которые я вручу вам сейчас в виде шести векселей на предъявителя, подлежащих оплате банкирским домом «Вильсон и сын» в городе Эрмосильо, составят круглую сумму в… Словом, извольте подписать мне вексель сроком… Простите, какой срок вас лучше всего устроит?