— Ему не давали упасть духом, — проговорил Кебади. — Советчица не влезала в политику, не касалась управленческих вопросов. Мой дед рассказывал, что она даже не виделась с правителями других стран. — Чем же она занималась? — Говорила с Зерваном, с людьми. Она умела правильно говорить. — Она была замужем? — Нет. — Она ходила по стране и просто говорила? — Ходила и говорила. Когда люди слушали её, им становилось легче. Они слушали и понимали, как надо жить, чтобы выжить и остаться людьми. — Почему сейчас каждый сам за себя? — Так сразу и не ответишь. — Кебади снял очки. — Можно вас спросить? — Спрашивай. — Тетрадь моего деда не нашли? — Не нашли. Скорее всего, не искали. Я приказал вернуть всё, что вывезли из архива, но из-за непогоды… — Запрокинув голову, Адэр посмотрел на лампу. — Там много документов? — Официальных — мало. В основном воспоминания очевидцев. — Я их верну, — пообещал Адэр. — Парень! Пошли. Полутёмный коридор в нежилом крыле замка привёл в мрачный вестибюль. Охранители открыли перед Адэром дверь, вошли в комнату следом и включили верхний свет. Иштар лежал на кровати, заложив одну руку под голову, второй держал книгу в потрёпанной обложке. — Оставьте нас! — приказал Адэр. Охранители переглянулись, но не двинулись с места. — Вон! — прикрикнул Адэр и сел возле обеденного стола. Парень понюхал горку поленьев перед холодным камином, потёрся боком о занавеси на распахнутом окне, улёгся возле стула Адэра и принялся грызть ножку. Иштар поднялся, надел сапоги из шкуры серого льва. Расставил ноги, заложил руки за спину: — Чем обязан? — Хотел посмотреть, как живёт заключённый. Узнать, в чём нуждается. — Нуждаюсь в корабле и в паре сотен членов команды. Адэр усмехнулся: — Это не ко мне. — Знаю. Будь вы морской державой, я бы читал не сказки, а искал бы неточности в ваших навигационных картах. — В архиве есть карты. Я прикажу принести. — Ваши карты надо выбросить в топку. И половину вашего архива, особенно то, что касается Ракшады. — Ты тоскуешь по родине? — спросил Адэр. — Нет. — Ты давно не был дома и не соскучился? Совсем-совсем? Иштар прижал ладонь к сердцу: — Ракшада здесь. — Вновь заложил руку за спину. — Ты занял её место. Адэр вытаращил глаза: — Чьё место? Ракшады? — Ты даже сидишь, как она. Адэр засунул руки в карманы пиджака. Кивком указал на соседний стул: — Присядь. — В присутствии хазира мы стоим. Не хочу вырабатывать дурные привычки. — В тебе течёт королевская кровь. Тебе не обязательно стоять. — Я воин. — Мы говорим с тобой не только о разных вещах, но и на разных языках. Иштар поднял подбородок: — Хорошо, скажу иначе. Я никогда не сяду за один стол с мужчиной, который позволяет себе сидеть за одним столом с женщиной. Адэр хмыкнул: — Что ещё ты себе не позволишь? — Разговаривать с женщиной и смотреть ей в глаза. — Почему? — Когда слушаешь женщину, перестаёшь слышать голос разума. Когда смотришь ей в глаза — ты полностью уязвим. Адэр покачал головой: — Ты уже нарушил эти правила. — Я хотел ещё раз убедиться, что тот, кто их придумал — прав. — Убедился? — Убедился. Адэр тяжело встал: — Я запрещу ей приходить к тебе. — Пусть приходит. Мне нравится, как она говорит… И нравится на неё смотреть. *** Адэр стоял под горячим душем и не мог совладать с телом: оно колотилось в ознобе, словно сверху лилась ледяная вода. Накинув махровый халат, чего он никогда не делал, вышел из ванной. Макидор притащил из гардероба все тёплые вещи — свитера, джемперы, жакеты. Взглянув на поплиновую сорочку костюмера, на его штаны из тонкой шерсти, Адэр замёрз ещё сильнее. Попытался не обращать внимания на тощую голую шею, на закатанные до локтей рукава, на туфли, надетые на босые ноги. Не смог. Выставил Макидора за дверь, которую уже никто не охранял. Накинул поверх свитера куртку и отправился в обеденный зал. В свете люстры переливались хрустальные бокалы, сверкали серебряные столовые приборы. На блюдцах и тарелках улыбались пастушки и резвились ягнята. Адэр посидел, глядя на куски жареного мяса, на гору листьев салата, украшенных брынзой и томатами, на ноздреватые ломти хлеба. И вышел из-за стола. Он бродил по замку, то и дело прикладываясь к горлышку бутылки. Прислуга торопливо разжигала камины во всех комнатах и залах, не зная, куда зайдёт правитель. Пахло древесиной и смолой. По стенам метались тени. Окна плакали. Это был самый долгий и тоскливый вечер в жизни. Адэр долго стоял в кабинете возле окна. Всматривался в темноту, но видел лишь своё отражение. Моранда, положив морду на подоконник и уткнувшись носом в стекло, тихо сопел. От напряжения в глазах вспыхивали белые точки и гудело в ушах. От смутной тревоги в груди коченело сердце. Парень вильнул хвостом, поднял голову и заурчал. Адэр протёр запотевшее от дыхания стекло. Ничего не видно! Распахнул рамы. Ошибки нет, едет машина, но кто в ней? Свет фар прыгнул вверх-вниз и замер. Сквозь шум дождя пробился надсадный рёв двигателя. Парень забрался на подоконник, спрыгнул на дорожку из гравия и исчез во мгле. Адэр высунулся из окна. На площадке возле входа в замок топтались охранители — те, кто в отсутствии правителя сторожил двери и коридоры. — Вашу мать! — закричал Адэр. — Ослепли? Охранители сбежали со ступеней. Перепрыгивая через кустарники, помчались в сторону автомобиля. Адэр пролетел по коридорам и выскочил из замка. Стоя под ливнем, хватал ртом воздух и не мог сделать вздох. Фары качнулись, свет заметался из стороны в сторону. Ближе. Ещё ближе. — Всё, всё, всё… — шептал Адэр, сжимая кулаки. Перед лестницей остановился старенький автомобиль, некогда пригнанный из резервации ветонов. Со стороны водителя скрипнула дверца, в раскисшую землю упёрся женский сапог. Адэр вошёл в замок. Пошатываясь и спотыкаясь, доплёлся до спальни, стянул мокрую куртку и рухнул поперёк кровати: — Всё! С меня довольно! Прислушивался к биению сердца и радовался, что не услышит шагов. Он бы с удовольствием запер Малику в самой дальней комнате и потерял бы ключ, настолько его тяготило притяжение к ней.