Феликс знал об ордене Троицы совсем немного. Когда ему предложили шпионить за своим хозяином за достойную плату, он согласился незамедлительно. Плюсов было много: от звонкой монеты до гарантии неприкосновенности от инквизиции. Как говорили, мастер Шульц очень ценил своих шпионов, хорошо вознаграждал их и оберегал. Сам Феликс еще не успел ощутить этих благ на собственной шкуре, но теперь, когда Карл Бюргер связался с плохой компанией, такая возможность у него появилась. И он собирался использовать ее. Вежливый кашель откуда-то из глубины хижины заставил Феликса подпрыгнуть на месте. Его маленькая трусливая душонка едва не ушла в пятки, когда в сумраке, всего в паре шагов от него, обнаружилась невысокая фигура в капюшоне. – Господи Иисусе! – слуга перекрестился и пал ниц. Руки незнакомца мягко подняли его с земляного пола. – Не нужно. Я всего лишь раб Божий, такой же, как и вы. Поднимайтесь, старина, – голос принадлежал молодому человеку. Он был мягким и доверительным. – Простите, сударь! Ну и напугали вы меня! – Я вовсе не хотел этого. Вы, должно быть, тот самый Феликс, домоправитель достопочтенного бургомистра Карла Бюргера? – Ну, как выяснилось, не такого уж и достопочтенного, – захихикал слуга, успокоившись. – Присаживайтесь, пожалуйста, на стул и будьте добры посвятить меня, – собеседник взял кресало и зажег свечу, стоящую на столе. Только теперь слуга смог рассмотреть молодого охотника. Его отличали невысокий рост и совсем юное лицо. Феликс представлял себе охотников ордена несколько иными. Впрочем, такой невзрачный вид наверняка не вызывал подозрений и помогал легко скрываться из виду. – Итак, господин домоправитель, глава вашей гильдии хотел свести меня с вами. Полагаю, у вас есть, что поведать инквизитору? Лицо Феликса на какой-то момент залилось краской. Он не привык к столь уважительному обращению и теперь вдруг почувствовал собственную значимость. Широко улыбнувшись наполовину беззубым ртом, он радостно воскликнул: – Да, еще как есть! Бургомистр держит у себя дома целую шайку преступников. Он отправил всю стражу патрулировать город, а дом теперь охраняют люди его нового знакомого, некоего испанца, которого он зовет Диасом. Как я понял, Диас тоже когда-то был членом вашего ордена, но, по какой-то непонятной причине, стал предателем. Теперь он вместе с господином Бюргером и его подопечным адвокатом Мартином Мюллером вынашивает план убийства мастера инквизитора и его ближайших друзей, таких как граф Стефан фон Шеленберг. В первую же ночь, когда Мюллер в потрепанном виде прибыл в дом, к ним присоединился еще один мрачный тип с большим мешком за спиной. – О чем они говорили? – Что-то о женитьбе графа... Я не смог расслышать всего, а из того, что расслышал, понял лишь половину. Они замышляют что-то плохое, это я знаю точно! Незнакомец задумчиво смотрел на тусклое пламя свечи. Он как будто ушел в свои мысли и даже не слушал Феликса. Слуга вдруг напрягся, почуяв неладное. – А вы точно заплатите за эти сведения? И кстати, что там со старым лентяем, почему он не отзывается? – Он мертв, – кратко ответил охотник, как ни в чем не бывало. Глаза старика округлились от удивления. Страх парализовал его, не позволил двинуться, хотя больше всего ему хотелось вскочить на ноги и броситься прочь из этой вонючей, разваливающейся хижины. Ганс поднялся со стула и подошел к слуге сзади. – Ты получишь свою плату сполна, старина. Он снял с пояса кинжал и перерезал Феликсу горло. [1]Summis desiderantes affectibus (от лат. «Всеми силами души») – изданная 5 декабря 1484 г. булла Папы Римского, официально признавшая существование ведьм и давшая одобрение Папы на уничтожение ведьм и колдунов любыми средствами. [2] Келья – комната, жилище монаха. Часть III - Проклятие графа. Глава XIII. В тот год весна пришла в Тироль нежданно-негаданно. Сильные морозы, ударившие вместе с вьюгой в середине зимы, продолжились и в первые деньки марта, как вдруг небо резко прояснилось, а солнце постепенно начало согревать своим теплом укрытую снегом землю. Снег таял, вызывая капель с крыш домов и оползни с горных вершин. Вскоре реки вышли за берега и потекли с удвоенной мощью, сбрасывая с себя пелену долгого ледяного сна, а хрустальные ручейки заверещали по зеленеющим лугам, пробегая мимо безукоризненно прозрачных озерных вод. По ночам мороз обычно возвращался, хотя и не с той силой, что раньше. А по утрам, когда колокола будили горожан к началу нового дня, дороги и мостовые в городе покрывались тонкой коркой льда, по которому, забавно балансируя и нередко падая, передвигался самый разношерстный люд. Рыбаки спешили на рыбалку, пастухи выгоняли скот на пастбища, а ремесленники и торговцы шумно спорили с покупателями, стараясь выручить как можно больше за свои товары. За всей этой оживленностью зорко наблюдало око городской стражи. Но с началом тепла и хорошей погоды город омрачился дурной вестью. Сначала поговаривали о пропавших людях. Позже стража, взявшаяся по приказу городского совета за расследование, нашла этих людей, но они были мертвы, а точнее, убиты. Кого-то подло зарезали во сне, кто-то был отравлен, а порой и зарублен насмерть. Замерзшие и окоченевшие тела обнаруживались в самых неожиданных местах: под мостовыми, в растаявших сугробах у городских стен, а порой даже и в домах владельцев, приказавших долго жить. Как ни странно, целью убийств стали бедные одинокие крестьяне, которые вряд ли могли сослужить объектом для грабежа; как правило, из их домов ничего не исчезало, так же, как и из их карманов. Верный слуга бургомистра Карла Бюргера по имени Феликс оказался одной из жертв. Эта преступная активность вызвала интерес не только среди городских властей, но и со стороны церкви. Епископ явился в город в окружении многочисленной свиты, представителем инквизиции прибыл именитый рыцарь Франк Гессен со своими людьми. Удивительно, но сам инквизитор Шульц не счел нужным присутствовать при проводимом расследовании. Все это войско господне взялось за расследование с небывалой яростью. Люди Гессена безустанно устраивали обыски и допросы, длившиеся днем и ночью. Под подозрением оказались даже члены городского совета. Дом бургомистра буквально перевернули вверх дном, но так ничего и никого не нашли. – От имени инквизитора Якоба Шульца, прошу перед вами прощения, господин Бюргер, – извинился Гессен, когда его люди покинули дом, оставив в нем полнейший разгром. – Погибли люди. Мы не могли оставить без внимания ни один дом в городе, даже ваш. Бургомистр покорно кивнул и ответил: – Ничего страшного, сэр Гессен. Я готов всеми силами содействовать вам в этом расследовании, чтобы найти убийц и добиться их справедливой казни. Рыцарь, так и не показавший своего лица, спрятанного за остроносым забралом бацинета[1], слегка склонил голову и, гремя железом, удалился. Бюргер с облегчением протер покрывшийся испариной лоб. Общаться с этим человеком оказалось еще неприятнее, чем он думал. Даймонд, Мартин и Диас в это время бродили по грязным улицам в образе членов городской стражи. Это и спасло их от поимки. Бургомистр выдал им старенькое потрепанное снаряжение для маскировки и наказал держаться подальше от дома, пока все не уляжется. – Не могу взять в толк, кто и зачем это сделал, – сказал Диас, разглядывая изъеденное ржавчиной и затупленное лезвие выданной ему алебарды. – Ты уверен, что это были не твои люди? – спросил Даймонд, наблюдая за испанцем из-под козырька шлема. – Уверен. Я не отдавал такого приказа, к тому же все они находились вблизи дома господина Бюргера. Почему ты спрашиваешь? Даймонд пожал плечами. – Может, потому что эти бедные ублюдки входили в шпионскую сеть Троицы. Кроме слуги бургомистра, конечно. Хотя Троица могла купить и его. – Правда?! – удивился Мартин. – Выходит, кто-то оказал нам большую услугу, расправившись с ними. – Услугу? Да, если только разъяренный инквизитор не заставит Гессена сжечь этот городишко дотла вместе с нами. – Это вряд ли, – возразил испанец. – Таких полномочий у Шульца нет, будь даже в его подчинении целое войско таких уродов, как Франк Гессен. – Уродов? Диас кивнул. – Мне приходилось видеть лицо Гессена только однажды. И этого хватило, чтобы запомнить его навсегда. Я не знаю, в каком таком бою Гессен лишился физиономии, но она представляет собой сплошное месиво. На левой стороне ожог, на правой – рубленный шрам, ушные раковины отрезаны, вместо носа – обрубок. На людях он не снимает с головы бацинета и никогда не поднимает забрала. То же касается и его людей. Говорят, им под угрозой смерти запрещено показывать лица. – Тогда как же тебе посчастливилось увидеть эти его боевые шрамы? – с сарказмом поинтересовался Мартин, намекая на выдуманность этой истории. Диас посмотрел на него и мрачно ответил: – Довелось поприсутствовать на одном рыцарском турнире, где участвовал Гессен. Бойца свирепее я еще не видел! Каким-то чудом его противнику удалось выбить Гессена из седла в начале поединка. Наконечник копья угодил прямиком в остроносый шлем и разбил забрало. Когда они перешли на мечи, думаю, противник сам пожалел, что не проиграл еще в начале. Гессен сделал из него отбивную, бедолагу выносили на носилках. В глазах молодого адвоката появилась тревога. Как-никак этот самый человек, о котором даже столь опытный боец как Диас высказывался с опаской, в это самое время искал их и бродил где-то неподалеку. На Даймонда эта история, казалось, не оказала ни малейшего впечатления. Он был не из трусливых и судил о чьих-либо способностях только из собственных наблюдений. Охотник был убежден, что любого противника можно победить, ведь он такой же человек из крови и плоти, как и другие. В этот момент на узкой улочке, где они шли, послышалась какая-то суматоха. Хрупкая дверка крестьянского дома стремительно слетела с петель и с хлопком приземлилась в ближайшую лужу. Вся троица с удивлением застыла на месте, сжав ржавые алебарды и умело изображая из себя городских стражей. Из проема появилась широченная спина в позолоченном пластинчатом доспехе. Это был один из уже виденных ими ранее людей сэра Гессена. Натужно дыша сквозь забрало рыцарского шлема, он тянул за собой кого-то весьма тяжелого и непокорного. После непродолжительной борьбы воин выдернул здоровенного крестьянского детину из дома. Тот был высоким и крепким, но даже он казался беззащитным перед громадной фигурой латника. Даймонд заметил, что Мартин задрожал, словно листик на ветру. – Не дрейфь, – шепнул он ободряюще. – С троими такими мы уже справились, помнишь? – Эй, стражник, – латник указал на Даймонда, – а ну, поди сюда, подержи этого ублюдка! Охотник не спешил повиноваться, но Диас слегка подтолкнул его сзади. – Делай, как он говорит, друг! Вздохнув, Даймонд передал алебарду Мартину, лишь затем неохотно двинулся к дергающемуся в руках воина крестьянину и схватил того за локти, плотно сжав их вместе и с трудом удерживая громилу в одном положении. Латник размахнулся бронированным кулаком и заехал им в живот пленника. Тот закашлялся и перестал дергаться, но воин не остановился, продолжая наносить удар за ударом, пока громоздкое тело крестьянина не осело в руках Даймонда и не повалилось в грязь. – Спасибо, приятель! – латник протянул Даймонду руку, даже не потрудившись снять перчатку. Охотник почувствовал на своей ладони тяжелое, до треска костяшек пальцев, пожатие. – Вы, парни, лучше проверьте соседний квартал. Некоторые бедняки там пытаются улизнуть за стены, несмотря на приказ не покидать города до конца расследования. Мы должны успеть допросить всех до конца недели. У сэра Гессена не так много времени, чтобы терять его в этой дыре. Дальше я сам. Латник схватил крестьянина за запястье и потащил по грязи куда-то в сторону местной тюрьмы. – Эти бедняги тут ни при чем! – голос Мартина до сих пор дрожал. – Если шпионов Шульца и мог кто-то прикончить, то это явно были не местные жители. – Но они могли видеть кого-то, – Даймонд забрал свою алебарду и вновь двинулся вперед по улице. – Инквизитор наверняка думает, что это я убил его шпионов. Значит, он знает, что я прячусь где-то в городе и будет искать меня, пока не найдет. – Нам все равно нужно выбираться отсюда, – вставил Диас. – Свадьба графа фон Шеленберга уже на носу, а мы туда еще даже не приглашены. – Как мы выберемся? – спросил Мартин.