Тогда Анна впервые сказала Пенни, чтобы та ушла. Дождавшись, когда они останутся вдвоем в ее комнате, – их отправили в кровать без ужина, – она повернулась к своей самозваной лучшей подруге. – Уходи! Пенни лишь беззвучно рассмеялась. – Пенни, уходи! Пенни нахмурилась. – Уходи! Пенни ушла. Анна осталась сидеть у себя в комнате, голодная, в полном одиночестве. * * * Пенни вернулась только через два дня. Все это время Анна скучала до слез. Томми больше не отпускали играть с ней, а ее родители работали или разговаривали друг с другом шепотом, полагая, что она ничего не слышит. Анна пробовала занять себя сама, но игрушки казались ей старыми и скучными, а телевизор ей разрешали смотреть лишь один час в день. Она пыталась вспомнить, чем развлекалась до знакомства с Пенни, но теперь все это казалось ей детством. Конечно, Пенни была странной и порой немного пугающей, но разве не именно поэтому они подружились? У Анны никогда не было подруги, которая бы постоянно ее куда-то таскала, а сама она, как ни старалась, не могла придумать интересные развлечения. Ну а во все те игры, которые она знала, нужно было играть по крайней мере вдвоем. Поздно ночью, когда родители думали, что она уже спит, Анна открыла буфет, в котором впервые встретилась с Пенни, и тихо окликнула ее. * * * Пенни обещала не злиться на то, что Анна ее прогнала, но она была очень голодна. Она сказала, что ей придется снова отправиться жить к своей матери, поскольку мать Пенни ее не кормит. И вот вечером, когда родители Анны легли спать, она прокралась на кухню и стала искать в холодильнике, чего бы поесть. Яблоко Пенни не хотела. Сандвич тоже не хотела. Она не хотела остатки риса с яйцами и картофельные вафли. Похоже, Пенни не хотела ничего из того, что было в доме. Утром на следующий день, когда родители занялись тем, что у них было намечено на сегодняшний день, Анна объявила о том, что собирается поиграть с Пенни. Она притворилась, что не заметила недовольное выражение папиного лица, когда спустя всего два дня тот снова услышал это имя, однако останавливать ее он не стал. Анна достала из-под кровати все карманные деньги, какие ей удалось насобирать, тринадцать фунтов и сорок пенсов, и подруги сделали то, что до сих пор никогда не делали без родителей Анны: они вышли из здания. Анна прошла мимо стола, за которым сидел мужчина, который, как объяснила ее мама, не был полицейским, однако все говорили о нем как о полицейском, и сказала ему самым своим взрослым голосом, что мама послала ее одну за молоком. Какое-то страшное мгновение Анна боялась, что мужчине за столом известно, что у них в холодильнике еще достаточно молока, но он просто кивнул и сказал, чтобы она возвращалась поскорее. Но Анна и Пенни не пошли за молоком, и у ее подруги округлились глаза, когда Анна провела ее через раздвигающиеся двери «Макдоналдса» напротив. Аромат масла и химических добавок ударил подруг волной, и Пенни издала звук, который Анна никогда прежде не слышала. Обернувшись, она увидела свою подругу с улыбкой до ушей, из уголка рта вытекала тонкая струйка слюны, капающая на пол. Когда Анна сделала заказ, кассирша недоверчиво огляделась по сторонам в поисках взрослых, поэтому Анна указала на пожилого мужчину, сидящего у окна спиной к ним, и сказала, что это ее папа. Вскоре она спешила с двумя тонкими гамбургерами и бумажным пакетом блестящей картошки фри к липкому пластиковому столу, за которым уже устроилась Пенни. Пододвинув еду своей воображаемой подруге, Анна стала ждать. На одно мгновение, всего на одну-единственную безмолвную секунду Пенни встретилась взглядом с Анной, и у нее в глазах сверкнула глубокая благодарность. После чего они снова загорелись голодом, и она набросилась на лежащую перед ней еду. Пенни даже не потрудилась развернуть обертку, а нетерпеливо разорвала ее своими длинными тонкими пальцами и маленькими острыми зубами. Во все стороны полетели ломтики картошки и брызги соуса – началось жадное пиршество фаст-фудом. Челюсти Пенни лихорадочно работали, вся ее хрупкая фигурка тряслась, когда она расправлялась с остатками картошки фри. Наконец Пенни скользнула взглядом по дешевому пластиковому подносу перед собой, высматривая, что бы еще съесть, что бы еще сожрать. Но больше ничего не было. Анна наблюдала за своей подругой, потрясенная ее безграничной прожорливостью. Она никогда не видела, как Пенни ест по-настоящему, если не считать каких-то маленьких кусочков, которые ей перепадали иногда от Томми. Ей хотелось верить, что никто из присутствующих в зале не видел это отвратительное зрелище, но, похоже, никто даже не смотрел в их сторону. С пальцев Пенни стекал кетчуп, лицо ее было перепачкано маслом, и она, если такое только возможно, казалась еще более худой, чем прежде. Кости выпирали сквозь кожу, руки слегка дрожали, и она с тоской озиралась на полки фаст-фуда за кассами. Анне стало стыдно, что у нее не осталось больше денег, чтобы купить Пенни еще поесть, но она уже начинала думать, что ее подруга, наверное, будет голодна всегда. Хотя она не совсем это понимала. Определенно, она представляла себе Пенни не такой. Но опять же, она никак не думала, что воображаемые подруги вообще могут есть, однако правда была налицо. * * * В последующие несколько дней отношения Анны со своей лучшей подругой становились все более натянутыми. Атмосфера в доме была напряженной, родители притихли. Отец не переставал повторять, какая у них хорошая квартира, словно пытаясь убедить в этом себя, и для Пенни еды больше не было, что ее очень злило, хотя она все равно не ела здоровую пищу. Они с Анной часто ссорились, и Анна по крайней мере раз в день прогоняла ее, хотя потом быстро звала обратно. В тот вечер Анна прогнала Пенни после того, как та долго приставала к ней, требуя удрать из квартиры и поиграть в «Секретных агентов». Но Анна устала, общение с возбужденной подругой отнимало слишком много сил, поэтому она прогнала ее и легла спать. Ей не понравилось лицо Пенни, когда она сказала ей, чтобы та уходила, но она решила, что всегда можно будет извиниться утром. Часов в комнате у Анны не было, поэтому она не могла узнать, сколько было времени, когда она проснулась посреди ночи. Кондиционер не работал, в комнате было душно, а слабенький ночник не давал обычного уюта, поскольку мебель вокруг отбрасывала резкие черные тени. Что-то было не так. – Пенни! – негромко окликнула Анна, стараясь изо всех сил показаться храброй. Ответа не последовало. Анна укуталась в одеяло, хотя на самом деле в комнате было тепло, и постаралась снова заснуть. За дверью ее комнаты послышалось какое-то движение – медленные тихие шаги маленьких ног по дубовому паркету. Анна выбралась из кровати и, пользуясь тем, что коврик у кровати заглушил звуки ее шагов, медленно и бесшумно приблизилась к двери и распахнула ее. Больше всего в этот момент она боялась разбудить своих родителей, но это чувство быстро изменилось, когда, выглянув в коридор, она увидела маленькую, щуплую фигурку удаляющейся Пенни. Анна окликнула свою воображаемую подругу, и та обернулась. У нее на лице застыла все та же улыбка, и она подмигнула Анне своим большим глазом. После чего вошла в спальню ее родителей. Анна помедлила мгновение, гадая, что Пенни там понадобилось. С нарастающим в груди недобрым предчувствием она поспешила следом за подругой, стараясь не шуметь. Дверь была распахнута настежь, и Анна проскользнула в коридор, дожидаясь, когда ее глаза привыкнут к темноте. Пенни стояла на большой кровати между родителями Анны. Она медленно переходила от одного к другому, наклоняясь и всматриваясь в их лица. Ни матрас, ни постельное белье не проминались под ее шагами, что было разумно, поскольку Пенни не существовало. Но в таком случае почему Анна так встревожилась? Почему у нее в груди поселился гложущий страх, отчетливо врезавшийся в память образ странной девочки, пожирающей мусорную еду, заполнившую поднос? Рот Пенни растянулся в широкой улыбке над головой у мамы Анны, и, несмотря на то, что они провели вместе так много времени, Анна в очередной раз поразилась тому, как же много у ее подруги зубов. – Пенни, уходи! – прошипела Анна, отчаянно стараясь не разбудить родителей. Пенни не обращала на нее внимания. – Уходи! Ее отец вздохнул и перевернулся во сне, и у Анны замерло сердце, но затем он снова успокоился. Но этого оказалось достаточно для того, чтобы наконец привлечь внимание Пенни. Она повернула свое бледное лицо к Анне, и они уставились друг на друга. – Я так хочу есть, Анна, – наконец сказала Пенни. Голос ее прозвучал громко и отчетливо, однако родители Анны даже не шелохнулись, поскольку слышать его могла она одна. – Извини, – в отчаянии прошептала Анна, – но ты должна уйти. Пенни подползла к краю кровати, свесила вниз тонкие ноги, встала и направилась к Анне. – Я так хочу есть, – повторила она и взяла Анну за руку. Анна в прошлом притворялась, будто чувствует прикосновение своей воображаемой подруги, однако никогда еще кожа Пенни не была такой холодной, рука ее не сжималась так крепко. Какой-то частице Анны захотелось закричать, разбудить родителей, попросить их помочь. Другая ее частица хотела развернуться и бежать прочь. Но в то же время где-то в глубине сердца у нее оставалось желание поплакать о бедняжке Пенни, стиснуть ее в объятиях и сказать, как она жалеет о том, что та воображаемая, поскольку еда в доме есть только для настоящих людей. Ей по-прежнему хотелось помочь. Возможно, именно поэтому Анна не сопротивлялась, когда Пенни взяла ее руку и поднесла ее к своему рту. Два ряда крохотных острых зубов раскрылись, пристраиваясь к руке, готовые укусить. Анна чувствовала порывистое дыхание подруги и острые как иголки кончики ее зубов, надавившие на кожу. Она приготовилась закричать. Но тут, совершенно неожиданно, Пенни отпустила ее руку и беззвучно расхохоталась – движение это оказалось настолько внезапным, что Анна не удержала равновесия и повалилась вперед, упав на пол с громким стуком, разбудившим ее родителей. Потом, ночью, Пенни заверила Анну в том, что это была лишь шутка. Анна не поверила подруге, но она больше не могла собраться с духом, чтобы снова ее прогнать. На следующее утро родители Анны удивились, получив письмо, адресованное Анне, и были совершенно ошеломлены, когда, вскрыв конверт, увидели приглашение. ТОБИАС ФЕЛЛ любезно приглашает АННУ ХАН, ПЕННИ И КОГО-НИБУДЬ ИЗ ВЗРОСЛЫХ присутствовать на званом вечере по адресу Баньян-Корт, 1, вечером 16 августа 2014 года. Доступ в пентхаус будет обеспечен посредством грузового лифта Они долго обсуждали это, много ругаясь, как в последнее время происходило постоянно, и в конце концов решили, что отказаться нельзя. После того как Приша осталась без работы, арендная плата за дорогую квартиру легла непосильным бременем на семейный бюджет, и раз владелец здания хочет с ними встретиться, нужно по крайней мере выяснить, что ему нужно. Родители нервничали, не зная, как объяснить это дочери, но как оказалось, переживали они напрасно. По-видимому, Пенни уже обо всем ей рассказала, и подруги собирались устроить какую-то необыкновенную игру. Пятая. Входящая почта Гиллиан Барнс. Баньян-Корт, 80 Поморщившись от боли, Гиллиан непроизвольно отдернула палец, но рубиновая капелька крови уже успела сорваться на листы кремовой бумаги, разложенные на столе. Из всех бед и невзгод своего ремесла порезы, нанесенные плотными листами бумаги, которую фирма «Акман Блейн» использовала для ведения документации, были у нее уверенным претендентом на самое нелюбимое. Гиллиан встала из-за стола, сожалея о времени, которое придется потратить впустую, и направилась в ванную за пластырем. Несмотря на влажную летнюю ночь, голый деревянный пол под ногами был холодным, и Гиллиан машинально потянулась за записной книжкой, чтобы добавить «шлепанцы» в перечень того, что ей было нужно в квартире. Когда у нее появится время. И деньги. В кармане было пусто, и только дойдя до ванной, Гиллиан вспомнила, что записная книжка осталась на столе, так как она только что записывала в нее. Пожалуй, оно и к лучшему. Список покупок уже растянулся на три страницы, и конца ему не предвиделось. Заклеив ранку пластырем с капелькой антисептического крема, Гиллиан закрыла шкафчик в ванной, один из немногих предметов обстановки, являющихся частью квартиры. После чего задержалась на секунду, разглядывая свое лицо в зеркале. Что она ищет? Если честно, она сама не знала. Быть может, морщинки? Расползающиеся из-под налитых кровью глаз по темному холсту кожи? Нет, до них еще было далеко. Возможно, все дело было в том, что у лица в зеркале было то же самое выражение, которое Гиллиан видела на протяжении уже почти года. Когда она в последний раз улыбалась? Гиллиан медленно и тяжело вздохнула, прогоняя эту мысль прочь. В грядущие годы у нее будет достаточно времени для улыбок. А сейчас ей нужно погрузиться в работу, оттрубить свой срок, протиснуться из чистилища в жизнь, которую она для себя выбрала. Диплом дался ей с огромным трудом, это правда, однако настоящее испытание ей предстоит сейчас. Если она собирается получить сертификат юридического поверенного, ей нужно пройти через годы «квалификационной» стажировки. За которую платят сущие гроши, которая не пользуется уважением, но, тем не менее, является жизненно необходимой для дальнейшей карьеры юриста. Гиллиан напомнила себе, что ей очень посчастливилось найти место в «Акман Блейн», это серьезная контора, и когда она отбудет в ней свой срок, ни у кого не возникнет никаких вопросов относительно ее квалификации. Вот только до тех пор фирма будет стремиться выжать из нее все соки. Словно в качестве доказательства этой мысли, у Гиллиан зазвонил телефон. Она взглянула на экран. На нее смотрело самоуверенно-серьезное лицо Тимоти А. Симмонса, своим темно-синим костюмом и серебристым шелковым галстуком безмолвно корящим ее за то, что она ответила не сразу. Тимоти (никак не «Тим», покорнейше благодарю) был один из тех многих, кто, обоснованно или нет, считал себя начальником Гиллиан. Она хотела было разозлиться на то, что он звонит ей в такой поздний час, но вместо этого просто нажала на зеленую кнопку, отвечая на вызов.