Надежда разрасталась внутри хрустальным шаром – звонким, прозрачным, сверкающим, как северное сияние. Если опять все – вдребезги, если нежный хрусталь еще раз разлетится миллионом острых, колючих, режущих осколков… нет, она этого просто не переживет… И… Мия прикусила губу… Нет, не хрустальный шар – прекрасный, но… мертвый. Надежда росла внутри пушистым игривым котенком. Веселым, задорным – живым! Вот он – как карандашный эскиз, вот тонкие линии рисунка проросли красками, объемом, движением… шевельнулось ухо, смешно сморщился крошечный носик, маленькая лапка замахнулась – давай поиграем? И если вот это – теплое, живое! – на булыжную мостовую?!! Вдребезги, в кровь?!! Словно не замечая ее смятения, Платон продолжал деловито: – Я договорился с твоим лечащим, с утра придет… как они называются-то? Ну, в общем, специалист, который посмотрит, что, как и в каком порядке надо делать. В смысле, восстановительной пластики, это, говорят, процесс довольно сложный. Когда здешние разрешат, тебя переведут в другую клинику, как его, косметологическую, что ли. А может, на амбулаторном лечении оставят, я уточню после консультации. Скоро же занятия начинаются… – Занятия? – переспросила она. – Ну да. Ты все-таки к постели не прикована, жалко время терять. Нет, я понимаю, тебе в повязках перед всеми светиться не хочется, но… Ты же сильная, что тебе чьи-то взгляды? Ну… ладно… первое время, наверное, можно как-то… дистанционно. Договориться, чтобы лекции тебе записывали и всякое прочее. Я зайду сейчас к тебе на факультет, выясню, что можно сделать. Учишься ты хорошо, думаю, пойдут навстречу. Чтобы год не пропадал. Он уже все распланировал! На мгновение Мие показалось, что она слышит не Платона – Алена! А он продолжал: – Потому что… ну… я понимаю, было бы легче, если бы кто-то постоянно рядом находился, но… у меня тоже учебный год начинается. Не получится тебя все время за руку водить. Я буду, конечно, приезжать, прилетать то есть, и звонить, но… – За руку меня водить? – Дурацкое выражение, но ты не обижайся. Тебе сейчас нельзя расстраиваться. – Вот оно что! – Мия вдруг разозлилась. – Ты пытаешься позаботиться о своем будущем, так сказать, братике? После того ток-шоу? – Да нет, о тебе. Зачем бы мне? Шоу я только вчера на ютубе посмотрел. А там именно братик? – спросил он без всякого выражения, как спрашивают: «Тебе одну ложку сахара в чай или две?» Это было почему-то обидно. – Да никого там нет, не парься, – процедила она сквозь зубы. Он же только плечом пожал. Но глядел выжидательно. Точно был уверен: сейчас она сама все объяснит. – Да я не специально, – с досадой проговорила Мия. – То есть не сочиняла про беременность. Сама была уверена. – О манипуляциях с припрятанным в морозилку использованным презервативом она благоразумно промолчала. – Все так совпало: и тошнило, и тест положительный… и вообще… – почему-то ей неловко было произносить слово «задержка». – А потом у меня спазмы начались, я испугалась ужасно. Ну и пошла на УЗИ, а там говорят: вы что, серьезно? Подумаешь, две полоски! Ложноположительный тест – не такая уж прямо редкость. И еще про какую-то ложную беременность толковали. Я не поверила сперва, но когда тебе на экране все показывают, как тут не поверить. А после консультации уже ко мне Петька подвалил. Пургу какую-то нес, как будто обвинял. И… и все… Слезы навернулись внезапно. И горло перехватило – сильно, больно. – Тихо-тихо-тихо, – забормотал Платон, гладя Мию по ладошке. – Сейчас твои датчики засигналят, что с тобой что-то случилось, мониторы взбесятся, прискачет медсестра и выгонит меня. Тебе правда нельзя расстраиваться, я это не просто так сказал. Мне лечащий твой толковал, что ожоги гораздо неприятнее обычных ранений. Главное, говорит, положительные эмоции, чтоб организм сам захотел справляться. А какие тут положительные эмоции? – Он обвел взглядом белый закуток. – А хочешь, я тебе планшет с киношками принесу? Какие ты любишь? Хочешь французских комедий? – Хочу… – робко улыбнулась Мия. – Но… почему? – Почему – что? – Почему ты все это делаешь? Ну… готов делать. Он хмыкнул: – Потому. При всей бессодержательности такого ответа Мия поняла, о чем он. Или, тут же одернула она сама себя, ты опять что-то придумываешь? – Потому, говоришь… И тебе не… Она хотела сказать «неприятно», но Платон ее перебил: – Из-за отца, что ли? Подумаешь! Даже плюс своего рода. Он девушек всегда себе выбирал исключительно высшего сорта, так что роман с ним – это практически знак качества. Ну да, грубо звучит, не обижайся. Но это действительно ерунда. – И много их было… девушек со знаком качества? – Почему-то ей вдруг показалось это очень важным. Хотя чего там: она-то, дурочка, считала себя единственной и неповторимой, а получается… – Примерно раз в полгода. По моим наблюдениям, конечно. Свечку я ему не держал. – А… Леля? Она – знала? – Да ты что! Мама с ума бы сошла, она таких вещей не понимает. – А… Янка? – Вряд ли. Даже наверняка – нет. Да забудь. Это все не имеет никакого значения. Мия пялилась на него, как на лилового жирафа. Или как на инопланетянина. Что он несет? Как такое вообще возможно? Про тех, кто «примерно раз в полгода», ладно, пусть. Но она-то – здесь. И Платон – здесь. Возле нее, которая крутила роман с его собственным отцом. Ай, ладно, обойдемся без эвфемизмов, она спала с его собственным отцом, она всей стране поведала о своей от этого самого отца беременности… Ну пусть не было никакой беременности, но «слава» – то уже на всю страну, ничего не попишешь. И это не считая итогов Петенькиного нападения. То есть, по всем канонам, она, Мия, что называется, «порченая». А этот мальчик… этому мальчику словно бы… наплевать… Он говорит – «ерунда» и «не имеет значения». Как такое может быть? Он тоже… псих? Вроде Петеньки? – И какая разница – отец или еще кто-то? – продолжал Платон. – Ясно же, что у тебя раньше были отношения. Красивая, умная, самостоятельная – странно, если бы у такой девушки не оказалось прошлого. – И тебе не… – Ни в малейшей степени. Девушка – это ж не финишная ленточка, где победитель – тот, кто первый до нее добежал и дотронулся. В жизни все наоборот: победитель – как раз последний. Тот, кто не только дотронулся, но и удержать сумел. И те, предыдущие, кто не сумел, пусть локти кусают. – Сумел? – Я постараюсь суметь, – очень серьезно произнес Платон. – Пока что я пытаюсь тебя просто поддержать. Но – да, постараюсь и удержать. – А не боишься, что твоя мама будет против этих… намерений? – Леля? При чем тут она? Ну да… у нее сейчас нелегкое время, но я не перестаю быть ее сыном. А одобрит, не одобрит… Может, не одобрит, и что? Не она же на тебе жениться собирается. – Жениться?!! – Ну… в итоге – да. А что, у тебя уже есть какие-то другие планы? Мия зажмурилась, замотала головой, так что в забинтованной шее засаднило. А, пусть! Что он такое сказал?! Это неправда! Не может быть правдой! Или… все-таки… может? Должно быть, она прикусила губу – вместо мерзкого привкуса лекарств на языке появился вкус крови. Острый, соленый – ослепительно живой!