Но этого ведь не может быть! Не бывает безвыходных ситуаций! И нет никакой ловушки! Но мысли кружились в голове, как осенние листья. Да, точно. Осенние (сухие, уже мертвые), они путались, сталкивались, распадались на клочки. А, ладно! Что она, в самом-то деле, так взволновалась. Ничего особенно страшного пока не случилось. И не случится – она уж постарается. Она сможет. Что-нибудь непременно придумается. Попозже. Например, завтра. Да, завтра. Все завтра. Сейчас надо просто выкинуть все из головы, остановить это бестолковое мелькание бессмысленных мыслей… Бессмысленных мыслей – забавно звучит… Завидев входящего во дворик Петеньку, Мия почти обрадовалась. Ее бывший одноклассник зануда, конечно, и вообще странный, но отвлечься – сойдет и он. Пусть у мальчика будет сегодня праздник. Пусть сводит Мию в какое-нибудь кафе – она позволит. Сегодня – да. Петенька, однако, прошел мимо. Потом в обратную сторону. И еще раз. Мия наблюдала за этими странными маневрами, размышляя, окликнуть его или нет. Но он, видимо, решился сам. Свернул со своего «туда-сюда», подошел к качелям: – Ты ходила в женскую консультацию! Это был не вопрос – утверждение. Мия изумилась. Петенька, конечно, со странностями, но это уже было чересчур. Что он себе позволяет? – Ты следил за мной? – Ты ходила в консультацию, – повторил он сурово, словно обвинял Мию в чем-то нехорошем. В левой руке у него был пластиковый пакет. Держал его Петенька как-то странно: не за ручки, а как будто за горловину. Часть «горловины» оттопыривалась в сторону. Сперва Мия подумала, что в пакете сидит Смоки, но тут же поняла, что этого не может быть: Петенькин кот здоровенный, а в пакете лежало что-то не очень большое. Да и зачем бы таскать кота в пластиковом пакете, когда он с удовольствием на Петиных плечах катался? И переноска у них есть, Мия сама видела. На мгновение она почему-то вдруг решила, что в пакете – пистолет. Большой, черный, блестящий. Как в кино. И Петенька хочет из этого пистолета ее, Мию, застрелить. Направить ствол (или это называется дуло?) ей в грудь и нажать на курок. Или на что там нажимают? И из черной дырки вылетит злой горячий шарик… Интересно, как-то отстраненно думала Мия, это очень больно? И насколько долго будет больно? Наверное, недолго. Ведь в груди, куда вопьется злой горячий шарик, – сердце. Оно еще вздрогнет – раз, два, может, три, – выплескивая наружу теплую Миину кровь. И станет темно… И это совсем не страшно. Потому что тогда ни о чем не надо будет думать, беспокоиться… Раз – и все. Это было, конечно, очень глупо. Подобное случается только в кино, где сценаристы специально сочиняют пострашнее. Или в книжках. В жизни такого не бывает. То есть бывает, конечно, но не с простыми людьми вроде Мии. В ней ведь, кроме внешности, ничего особенного, по сути, нет. И почему она вдруг подумала про этот дурацкий пистолет? Наверное, из-за бунинского рассказа «Легкое дыхание». Про девушку Олю, совсем юную, еще гимназистку, которую застрелил влюбленный в нее офицер. Она с ним сначала спала, а после тот ей надоел, и она его прогнала. Что-то в этом роде. И он ее застрелил – на вокзальном перроне, среди нарядной гуляющей толпы. Тогда, сто лет назад, модно было так гулять. Мия помнила, что вроде бы даже Бунин сочинил рассказ, глядя на настоящую могилу. И финальный крест с фарфоровым медальоном, с которого смеется большеглазая девушка, был настоящий. Только история эта случилась сто лет назад – не фигурально, а буквально сто лет назад, даже немного больше. Вряд ли сегодня возможны такие шекспировские страсти. И вряд ли Мия способна подобные возбуждать. И уж тем более – в ком? Петенька – и пистолет?! Очень глупо. Петенька довольно долго молчал, сверля Мию испытующим взглядом. Будто ждал чего-то. Каких-то слов. Но что, простите, можно ответить на явный бред? Ну да, она ходила в консультацию – и что теперь, ей нужно перед ним оправдываться? Она убила кого-то? Что-то украла? Он же вроде в прошлый раз согласился с ее доводами… Погрустнел, конечно, но ушел, не затевая скандала… Нижняя Петенькина губа как-то странно задрожала, он сунул в оттопыренную горловину пакета правую руку, завозился там… Чего он возится? Неужели и вправду пистолет? Или бейсбольная бита? Или это она себя после удручающей беседы с узисткой накручивает, а в пакете просто-напросто букет? Или даже коробочка с обручальным кольцом? Петенька так убеждал ее в тот раз, что он ее любит и это самое главное, мог додуматься и замуж позвать… Вот только Мие никакого обручального кольца не нужно – от него. Надо ему «нет» как-нибудь помягче сказать. Как-нибудь милосердно, типа, я не готова к замужеству, дело во мне, а не в тебе, ты очень милый… Петенькины губы шевельнулись: он произнес что-то – тихо, практически беззвучно. Что-то странное… И глаза… Какие странные у него стали глаза – как будто стеклянные! Господи, он ведь и в самом деле хочет ее убить! Надо было сразу бежать! Бежать! Но для этого – подняться с качелей (таких неустойчивых!), обогнуть стоящего вплотную Петеньку… нет, не успеть… И она зажмурилась – чтобы не видеть, как ненормальный, абсолютно свихнувшийся псих станет ее убивать… Эпилог. Сломанная кукла Первая мысль была почему-то опять о литературе. В скольких романах героиня, обнаружив себя в центре белого пространства, решает, что попала на небеса или в чистилище, в соответствии с собственными верованиями, – в общем, на тот свет. А после приходит кто-то в белом халате и сообщает, что она в больнице. Чудесно, ей-богу. Могла бы и сама догадаться. Раз все вокруг белое – значит, это больничная палата. Мия обвела глазами окружающую белизну. Да уж, вряд ли это намного лучше, чем «тот свет». То есть раз она в отдельной палате. Ясно же, что заплатить за подобное некому. А если бесплатно… Где-то она не то читала, не то слышала, что в отдельный бокс переводят умирающих. Чтобы не травмировать прочих пациентов зрелищем агонии. Значит, она… умирает?! Господи, что этот ненормальный с ней сделал?! Все-таки у него был пистолет? Нет, никакого пистолета – ни большого черного, ни еще какого-нибудь – Мия не помнила. Последнее, что осталось в памяти – это безумное Петенькино лицо. Нет, не безумное. Какое-то… отчаянное, что ли? И губы… Он сказал что-то странное, фантастически неуместное. Что-то вроде «прости». А потом – словно жаркий взрыв прямо перед лицом. Она зажмурилась (это Мия тоже помнила), однако почувствовала его. Но она же – видит? Значит, не взрыв? И не выстрел? Оглядевшись еще раз, Мия поняла, что «отдельный бокс» – кусочек, отгороженный ширмой от большего помещения. Впрочем, это, наверное, мало что меняло. Раз отгородили, значит, дела ее все-таки не слишком хороши. Она поморгала, пошевелила губами (справа что-то тянуло и саднило, но терпимо), попыталась что-нибудь произнести. Сперва получилось какое-то сиплое шипение, но на третий раз Мия услышала вполне отчетливый шепот: – Я тут. Это больница. Петенька гад. Получилось. А что толку? Появившийся из-за ширмы белый халат (мужчина показался Мие очень высоким, прямо телеграфный столб, наверное, потому что она глядела на него снизу), однако, держался бодрячком: – Вот и наша спящая красавица проснулась! Красавица? Он что, издевается?! Петька же что-то ужасное сделал: или гранату взорвал, или… ей вспомнились интернет-страшилки про съезд крыши на почве безнадежной любви… кого-то ножом изрезали, кого-то кислотой облили… кого-то… больше не вспоминалось, но и того довольно. – Повезло вам, девушка! – все так же радостно вещал «телеграфный столб». – Глаза в порядке, лицо практически нетронуто… – Практически? – переспросила Мия. – Ну… так. Несколько капель попало. Вот тут, справа… – Несколько капель… чего? Он меня чем-то… облил? «Халат» на мгновение помрачнел: – Кислотой. Мия попыталась отыскать в памяти хоть что-то из школьных уроков химии. Какая там кислота самая едкая? Плавиковая, кажется. А еще есть соляная – это та, из которой у нас желудочный сок. Там она, правда, более-менее разбавленная. И еще – смешное название – царская водка, смесь такая. Вот зачем она пытается это вспомнить? Для нее сейчас одно важно: какие будут последствия Петькиного нападения! Да уж, повезло с поклонничком… – Можно посмотреть? – Только вы сразу не расстраивайтесь очень уж. Я ж говорю, ничего непоправимого. Хотя выглядит, конечно, не слишком симпатично. Но это временно! Перед глазами возникло зеркало. На мгновение Мия прикрыла глаза – смотреть было страшно. Но – что делать? Страуса изображать? Типа, если не вижу, этого нет. Шея – в чем-то белом – была затенена, но главное, что Мию интересовало, – лицо. На правой щеке бугрился багровый струп, очертаниями напоминающий главный остров Японии. Как, бишь, его там? Хонсю? Кюсю? Впрочем, какая разница! «Японский остров» занимал едва ли не полщеки и выглядел устрашающе. То ли гной из него, как лава из вулкана, сочился, то ли это мазь на нем такая… жуткая. И это «несколько капель»? Врач, однако, продолжал излучать оптимизм: – Пустяки, в общем. Видите, на щеке уже подживает. Ничего такого, с чем не справилась бы косметическая шлифовка. Должно быть, у вашего… поклонника рука не поднялась такую красоту разрушить. Ну, косметическая шлифовка – еще не самое страшное. Значит, лицо поддается восстановлению. Это, безусловно, хорошая новость. Вот только… не единственная ли? – А… почему я не могу пошевелиться? – Как это не можете? Очень даже можете. Мия потащила из-под накрывавшей ее простыни руку – непослушную и почему-то непривычно длинную. Как резиновый шланг. С третьей попытки «шланг» удалось дотянуть до лица – ничего не длинная рука, нормальная. Только намотано на ней что-то, но пальцы свободны. – Рукой вы, должно быть, закрыться попытались, на нее тоже кислота попала. Но немного, в общем, ничего страшного, думаю, даже шрамов не останется. Руки, они, знаете ли, вообще неплохо восстанавливаются… Опасливо, кончиками пальцев, Мия ощупала то место, где предполагалась шея. Сразу ниже подбородка вместо привычной гладкости кожи топорщились жесткие марлевые холмы. А может, и не марлевые, черта с два на ощупь разберешь. Да и какая разница? Значит, отвратительный струп а-ля карта Японии – это не самое страшное. Там, ниже, все гораздо хуже. – Да, с лицом повезло, – все так же бодро повторил врач и, не меняя тона, добавил: – А вот о декольте пока придется забыть. – Пока? В каком смысле – пока? – встрепенулась обнадеженная Мия. – Ну… – Он замялся. – Современная пластическая хирургия творит настоящие чудеса. Это раньше кожу для пересадки брали с внутренней стороны бедра или, простите, с пятой точки, где, понятное дело, тоже шрамы оставались. Сегодня из малюсенького лоскутка выращивают заплатки нужного размера. Подкожные мышцы у вас более-менее сохранены, так что все поправимо. Ну… долго это все, да. И недешево. – Недешево – это сколько? – Я же не специалист. Разве что приблизительно. Ну, примерно… – Он назвал сумму и, видимо заметив, как исказилось ее лицо, торопливо проговорил: – Главное – ничего непоправимого с вами не случилось, все не безнадежно.