Сегодня. Сегодня Стелла отведёт Берти к ветеринару: уже всё решено. Молли лежала в кровати, глядя в потолок. Вернее, в темноту, закрывающую потолок. Она тихонько встала, подошла к окну и, чуть отодвинув новую штору, чёрную и тяжёлую, выглянула наружу. На улице уже светало, но в комнате было темно, как самой глубокой ночью. Молли сама помогала маме клеить полоски чёрной бумаги по периметру оконного стекла, чтобы ни один лучик света не просочился наружу. Плафон лампочки под потолком тоже был обёрнут чёрной бумагой, но сейчас свет не горел. Стелла ещё спала и тихонько сопела в подушку. Мама наверняка тоже спит в своей комнате напротив. Мама и Стелла всегда спали крепко, наработавшись за день в магазине. Вчера вечером Молли решила, что не стоит выходить из дома посреди ночи. Девочка с собакой, бродящая по улицам Лондона в темноте, наверняка привлечёт к себе внимание. Кто-нибудь непременно её остановит и вернёт домой. Но рано утром – другое дело. Тем более что ей надо выспаться перед дорогой. Хотя выспаться не получалось. Молли очень долго не могла уснуть: всё размышляла о своём плане, мысленно перечисляя, что может пойти не так. Да всё что угодно! Их со Стеллой кровати стояли вплотную, и Молли слышала аромат фиалковой туалетной воды, которой всё время душилась сестра. Молли всегда ненавидела этот запах. Ей хотелось разбудить Стеллу и сказать: она не должна делать то, что велит ей мама. Но Молли знала, что это будет без толку. Стелла уже стала другой, хотя война началась только позавчера. Стелла записалась в армию, хотя мама ей строго-настрого запретила. И непослушание сошло сестре с рук. Стелла не будет ругаться с мамой из-за Берти и Тома. Сейчас, когда она победила в своей личной войне, ей не захочется вновь сердить маму. Стелла не вступится за Берти и Тома. Она сама отведёт их к ветеринару. Вечером Молли взяла с собой в постель щётку для волос и положила её на подушку, рассудив, что если она крепко уснёт, то, перевернувшись во сне, наткнётся щекой на щетину и сразу проснётся. Но Молли так и не уснула – разве что временами дремала, но в основном просто ворочалась с боку на бок и прислушивалась к часам на церковной башне в конце их улицы. Колокольный звон запретили, но часы по-прежнему отбивали каждый час. Совсем недавно пробило четыре. Если она собирается уходить, то уходить надо прямо сейчас. Вчера Молли весь вечер просидела в гостиной, помогая маме штопать чулки, и слушала по радио органную музыку. После музыки снова включился блок объявлений о мерах противовоздушной обороны, противогазах и именных ярлычках для детей. Стелла уже пришила к подкладке пальто Молли тканевый ярлычок: кусочек белой материи с надписью, сделанной несмываемыми чернилами. Они с мамой решили, что бумажный ярлык не продержится и дня. Мама заказала большую партию чернил и поставила на прилавок табличку, что к каждому купленному флакону прилагается столько-то кусочков ткани в подарок. Молли знала, что если она собирается сбежать из дома, ярлычок с именем и адресом надо оторвать сразу. Нельзя, чтобы кто-то узнал, кто она на самом деле. Она посмотрела на Стеллу. Хотя глаза уже привыкли к темноте, она всё равно почти ничего не видела. Стелла была просто холмиком под одеялом. Но, судя по ровному дыханию, она крепко спала. Молли бесшумно присела на корточки и вытащила из-под кровати маленький чемоданчик. Она собралась ещё с вечера, пока сестра была в ванной. Взяла всё, что успела найти: второе платье, жёлтую кофту, которую ей связала Стелла, несколько пар носков, несколько носовых платков. Летние сандалии: они чуть-чуть маловаты, но могут и пригодиться. Чемоданчик скрипнул по полу, Стелла тихонько всхрапнула и пошевелилась. Молли застыла. Но сестра не проснулась. Молли схватила платье, висевшее на спинке стула: она оденется в кухне. Когда Молли спустилась в кухню, Берти радостно бросился к ней, довольный, что она поднялась так рано. В темноте Молли чуть об него не споткнулась. Присев на корточки, она потрепала пёсика по ушам и прошептала: – Тише! Хороший мальчик… Только не лай. Не надо лаять. Можно ли включить свет? Дверь на второй этаж плотно закрыта, мама со Стеллой ничего не заметят. Молли всё же решилась и дёрнула за выключатель. Поставив чемоданчик на стол, она открыла его, быстро переоделась и положила ночную рубашку ко всем вещам, собранным накануне. Уже надевая пальто, она вспомнила, что Салли, Джин и все остальные ребята носили свои ярлычки на груди. Не рукодельные матерчатые ярлычки вроде того, который Стелла пришила к подкладке её пальто, а настоящие, отпечатанные в типографии – не только с именем, но и с названием школы. Если она собирается затесаться в группу школьников на вокзале и сделать вид, что едет с ними, ей тоже нужен такой ярлычок. «Есть у нас в магазине багажные бирки?» – подумала Молли, кусая губы. Она таких ни разу не видела, но в магазине столько всякой всячины, что она могла просто их не заметить. Но где их искать, вот вопрос! Молли закрыла чемоданчик, уже мысленно придумывая, что скажет, если кто-нибудь спросит, почему у неё нет ярлычка, и вдруг рассмеялась, тут же зажав рот ладошкой, чтобы не разбудить маму и Стеллу. Бирка была прямо на чемодане! Немного потёртая, с выцветшей надписью на одной стороне бумажки в прозрачном окошке: папино имя – Альфред Мейсон – и адрес магазина. Но другая сторона оставалась чистой. В буфете, в сувенирной кружке, стояла старая папина авторучка. Она чуть-чуть подтекала, и никто ею не пользовался, но сейчас она подойдёт как нельзя лучше. Молли и раньше брала эту ручку – когда точно знала, что её никто не увидит, – и писала по несколько слов на обрывках бумажных пакетов или на старом автобусном билете. Папина ручка писала красиво и чётко, яркими чёрными чернилами. Надпись, сделанная такой ручкой, будет смотреться гораздо солиднее, чем каракули карандашом или маминой царапучей перьевой ручкой, которую надо макать в чернильницу. Старательно выводя печатные буквы, Молли написала своё имя и адрес. Она точно не помнила, что ещё значилось на ярлычках Салли и Джин, но там текст был отпечатан, и если кто-то присмотрится повнимательнее к её бирке, то сразу поймёт, что она не настоящая. Но для беглого взгляда вполне сойдёт. Рядом с кружкой с папиной ручкой стоял старый фарфоровый соусник – в нём мама держала деньги на домашние нужды. Молли не хотела брать деньги, но когда их увидела, уже не смогла отвести взгляд. Деньги ей будут нужны. Надо взять хоть немножко. Наверняка эвакуация из Лондона ещё продолжается и она сможет сесть в поезд вместе с другими детьми – но если нет, ей придётся покупать билет. Про себя Молли рассуждала так: эти деньги мама так и так потратила бы на неё и на Берти. Но, пока Молли отсчитывала десять шиллингов, в животе всё равно неприятно бурлило. Она ощущала себя воровкой. Да, она взяла не все деньги. В соуснике их осталось немало, но эта мысль её совершенно не утешала. Хватит ли ей десяти шиллингов? Молли никогда не покупала билет на поезд – она и не ездила в поездах, ей никогда не было нужно куда-то ехать. Она даже не знала, куда отправится теперь. Мама Джин не сказала, куда именно увезли её школу. В какую-то деревню неподалёку от Херефорда. Хотя если бы Молли и знала куда, она всё равно бы туда не поехала. Салли не умеет хранить секреты: если Молли появится в той деревне, Салли наверняка напишет об этом маме. Придётся поехать… куда-нибудь подальше от Лондона. А потом идти пешком. Молли спрятала деньги в карман, подошла к вешалке на стене у задней двери, где висели противогазы и поводок Берти, и вдруг увидела Тома. Он сидел на буфете и настороженно смотрел на неё, явно не понимая, что происходит. Они с Берти знали домашний уклад. В такую рань в доме никто не встаёт. Молли потянулась было за поводком, но уронила руку. Она была полностью готова к выходу. Уже в пальто, уличных туфлях и даже в зимнем берете. Она ведь не знает, долго ли ей придётся скитаться вдали от дома. Ей осталось лишь прикрепить поводок к ошейнику Берти – и можно выходить. Но как же Том? С тех пор как Молли узнала об усыплении животных, она переживала только из-за Берти. И хотя та несчастная банка сардин вызвала у неё подозрения, Молли не собиралась брать Тома с собой. Он ей даже не нравился, если честно. Том вовсе не был ласковым, милым котиком – лишь иногда ластился к маме. Он знает, с какой стороны бутерброд мажут маслом, говорила Стелла. Она называла его рыжим бесом, потому что он вечно бросал в её туфли мышиные хвосты. Том мог позволить себя погладить и даже жмурился, будто ему приятно, а уже в следующую секунду выпускал когти и норовил откусить тебе полруки. И всё же… если оставить его дома, мама со Стеллой отнесут его к ветеринару, чтобы тот его усыпил. Кошачья корзинка уже стояла наготове в углу кладовой рядом с коробкой с детскими чепчиками. Мама думала, что Молли ничего не заметит? Да, Том не нравился Молли – но это не значит, что его надо убить. Девочка вздохнула и пошла в кладовку за корзинкой, морщась каждый раз, когда пол скрипел под ногами. Том так и сидел на буфете – и явно не собирался спускаться. – Кс-кс-кс… – прошептала Молли, но он лишь подобрал под себя передние лапы и отвернулся к стене. Позу он принял настолько красноречивую, что Молли чуть не рассмеялась. Молли открыла холодильный шкаф, взяла промасленный свёрток с обрезками жира от бекона и, встав на цыпочки, помахала им перед носом у Тома. Она была абсолютно уверена, что кот поймёт её хитрость – кончик его хвоста характерно подрагивал, – но у неё у самой потекли слюнки от густого солёного запаха беконного жира. Берти тоже почуял соблазнительный запах – виляя хвостом, он так и вился у ног Молли. – Иди сюда, – прошептала Молли. Том поднялся на лапы, выгнул спину и зевнул, словно его совершенно не интересовало, что делает девочка. Потом спрыгнул с буфета на разделочный стол рядом с раковиной и сел ждать, когда ему подадут угощение. Молли отщипнула крошечный кусочек жира и протянула его на ладони Тому. Тот слизал его вмиг, и Молли невольно поморщилась от прикосновения шершавого кошачьего языка. Она отщипнула ещё один кусочек – побольше, чтобы Тому пришлось жевать. Уронив свёрток на пол, Молли схватила кота поперёк туловища и запихнула в открытую корзинку. Том сражался как лев. Когда Молли всё-таки закрыла крышку, у неё на обеих руках кровоточили и саднили глубокие царапины от когтей. Молли слизала кровь: она не хотела открывать кран – вода в трубах будет зашумит. Берти смотрел на неё совершенно счастливыми глазами, облизываясь: он съел всё подчистую – даже бумагу, с беспокойством сообразила Молли. Оставалось надеяться, что ему теперь не станет плохо. Но он хотя бы позавтракал. Молли пристегнула поводок к его ошейнику и подхватила сердито шипящую корзинку. Надо скорее уходить, пока Том не взбесился и не начал орать на весь дом. Молли по-прежнему сомневалась, стоит ли брать Тома с собой, но она не могла его бросить. – Вообще-то ты мог бы сказать мне спасибо, – пробормотала она, чуть не уронив трясущуюся корзинку. – Сиди тихо! Выскользнув из дома через заднюю дверь, она миновала дворик и открыла калитку, ведущую в переулок за домом. У кошачьей корзинки не было ручки, и Молли пришлось нести её под мышкой, а в другой руке держать чемоданчик и поводок Берти. Она ещё даже не вышла из переулка, а у неё уже разболелась рука. Том в корзинке шипел, как закипающий чайник. Берти, встревоженный этим шипением, напрыгивал на корзинку и тихонько скулил. Молли приходилось то и дело его одёргивать, и при этом ещё надо было не налетать на фонарные столбы. Вокруг царила пугающая темнота. Молли никогда не выходила на улицу в затемнение – и теперь не узнавала привычные места. Когда горят фонари, всё иначе. Теперь же не видно вообще ничего. Уже в двух шагах – непроглядная темнота. Хорошо, что Берти почти весь белый. Будь он чёрным, Молли бы постоянно об него спотыкалась. Она знала дорогу к вокзалу на Ливерпуль-стрит, откуда уехала в эвакуацию её школа, но в темноте, кажется, перепутала улицы, и примерно через полчаса поняла, что заблудилась. Окончательно и бесповоротно. Молли отошла не так уж далеко от дома, но совершенно не представляла, где находится. Она остановилась и попыталась поправить корзинку под мышкой. Корзинка стала ужасно тяжёлой и постоянно съезжала из-под руки, потому что Том всё время ёрзал внутри. Берти – ему, видимо, надоело, что они еле ползут непонятно куда, – опять попытался напрыгнуть на Тома. Молли не удержала корзинку, и она грохнулась на мостовую. Хлипкий крючок на крышке слетел. Том как ошпаренный выскочил из корзинки и стремительно умчался прочь: бледно-рыжее пятно в темноте. Молли укоризненно поглядела на Берти, и тот заскулил, виновато опустив голову. Хотя не так уж и виновато, если по правде. Том уже скрылся из виду, исчез без следа. – Наверное, он побежал домой… – пробормотала Молли, оглядевшись по сторонам. То ли ей показалось, то ли на улице и вправду стало чуть-чуть светлее. Наверное, скоро рассвет. Если она попытается вернуть Тома, то может наткнуться на маму, которая уже спустится в кухню, чтобы готовить завтрак. Но если его не забрать… Молли вздохнула и подняла пустую корзинку. – Ему хорошо. Кошки видят в темноте… – прошептала она и уныло поплелась вперёд, продвигаясь чуть ли не на ощупь, чтобы не наткнуться на чей-то почтовый ящик, или на выставленный на улицу мусор, или на дорожный знак. Раньше Молли никогда не задумывалась, что на улице столько всего, на что запросто можно налететь и удариться. На столбах некоторых дорожных знаков были полоски специальной краски, тускло светящейся в темноте – но далеко не на всех. Молли шла вперёд, всё ещё надеясь, что Том не умчался домой, что вот сейчас она повернёт за угол – и там будет Том, и ей даже удастся его поймать… а потом тротуар у неё под ногами внезапно закончился. Молли споткнулась и чуть не упала на проезжую часть. – Убежал – ну и ладно! – сказала она Берти, потирая ушибленную лодыжку. – Зачем нам этот рыжий бес? И крючок на корзинке сломался, она уже не закрывается. И я его всё равно не поймаю, даже если увижу. После того как я его запихала в эту глупую корзинку, он теперь не подпустит меня к себе целый год. – Молли проглотила комок, вставший в горле. У Тома нет целого года. Хотя, может быть, мама со Стеллой не понесут его к ветеринару, раз уж у них теперь нет корзинки? Молли очень на это надеялась. Она поставила корзинку на крыльцо какого-то магазина и уселась на неё как на стул. – Ты нарочно её уронил? – спросила она у Берти: тот улёгся у её ног, уткнув нос в передние лапы. Молли погладила его по голове. – Ты что, не хотел, чтобы он пошёл с нами? Если честно, я сама не хотела, но ещё больше я не хотела, чтобы его… чтобы его… Молли не знала, как ветеринар усыпляет котов. Она слышала, что котят иногда топят, – но же не станет ветеринар топить большого, взрослого кота?! В кладовой маминого магазина полно картонных коробок, куда как раз поместится кот. – Хотя он так разозлился, что, наверное, никого к себе не подпустит, – рассуждала вслух Молли, обращаясь к Берти. – Они его не поймают, даже если найдут, в чём его можно нести. Молли огляделась по сторонам. Она совершенно не представляла, куда забрела. Хотя темнота чуточку рассеялась, всё равно было ничего не видно. Молли примостилась рядом с витриной – и даже не могла разглядеть, что в ней лежит. Надо дождаться рассвета, а потом идти дальше. Лишь бы не оказалось, что она сделала круг и уселась прямо на крыльце маминого магазина. Глава пятая Молли проснулась, вырвавшись из кошмара: в нём она гонялась за Томом по бесконечным серым улицам. Она резко вскочила на ноги. Сердце бешено колотилось где-то у горла. Уже почти совсем рассвело. Чуть дальше по улице какой-то дяденька поднимал металлические жалюзи на витрине магазина. – Берти, пойдём. Нам нельзя спать. Я не думала, что засну… Я просто присела передохнуть. Пойдём, а то опоздаем на поезд. Молли подхватила свой чемоданчик и с сомнением уставилась на корзинку. Ей не хотелось тащить её с собой, но и бросить на улице было бы как-то неправильно. Хотя, может, она для чего-нибудь пригодится тому, кто её найдёт, подумала Молли, глядя на золотистое небо. Сейчас, когда стало светло, она поняла, что отошла не так уж далеко от дома и свернула как раз на ту улицу, где находилась ветеринарная клиника. Молли невольно поморщилась. Она шла в правильном направлении, что уже хорошо, но надеялась добраться до Ливерпуль-стрит ещё до рассвета. Впрочем, Молли не знала, когда начинают ходить поезда. Может, даже лучше чуть-чуть припоздниться? Наверное, будет подозрительно, если она придёт слишком рано? Если она собирается потихоньку примкнуть к группе школьников, едущих в эвакуацию, надо, чтобы на вокзале было побольше народу. Впереди уже показались кирпичные башни на здании вокзала, и Молли увидела первую группу детей, идущих по улице нестройной колонной. Все одеты по-зимнему, потому что никто не знал, когда закончится эвакуация, все держали в руках чемоданы или свёртки с вещами. Они были так похожи на ребят из её школы – малыши жались друг к другу или цеплялись за руки старших сестёр и братьев, – что Молли чуть было не бросилась к ним, отыскивая глазами Салли и Джин. Но, наткнувшись на пристальный взгляд незнакомой девочки, застыла на месте, залившись краской. Как можно быть такой глупой! Джин и Салли уехали три дня назад. Молли уставилась себе под ноги, избегая любопытного взгляда той незнакомой девчонки. Нельзя, чтобы её кто-то заметил. Нельзя, чтобы её кто-то запомнил. Надо примкнуть к остальным потихоньку. Как будто она шпионка. Колонна детей прошла мимо, и Молли зашагала следом за ними, держась чуть поодаль. Она никогда не бывала на вокзале и не знала, в какую дверь надо входить. Здание оказалось очень большим, просто огромным, с высокими башнями, кучей входов, и выходов, и пандусов для такси: те въезжали прямо внутрь. Колонна школьников повернула на дорожку, ведущую в здание через проход под аркой. Молли пристроилась следом. После яркого утра крытый узкий проход показался ей сумрачным, даже тёмным, но в главном зале было светло и всё видно. Молли думала, что на вокзале будет полно детей из разных школ и она без труда пристроится к самой большой группе. Свой класс каждый учитель знает, но всех детей в школе – вряд ли. В пятницу к ним в магазин приходила одна покупательница, которая провожала дочь до вокзала. Молли слышала, как она рассказывала Стелле, что там было не протолкнуться: одна сплошная толпа, шум и гам. И даже корреспондент радио Би-би-си, который брал интервью у детей, едущих в эвакуацию, специально просил, чтобы они отвечали весёлыми, бодрыми голосами. Покупательница говорила, что на платформу её не пустили: ей пришлось остановиться у металлического барьера и наблюдать, как её малышка идёт к поезду совсем одна и всё время оглядывается на неё. Женщина тихо расплакалась, и Стелла попросила Молли принести ей воды. Молли встала в сторонке, рядом с газетным киоском, и огляделась, крепко сжимая в руке поводок Берти. Народу было не так уж много. Гораздо меньше, чем она ожидала. «Может, я опоздала?» – с беспокойством подумала Молли. Надо было прийти в пятницу – но тогда она ещё не знала… В пятницу она отчаянно жалела себя: все подруги уехали – а она осталась. У всех увлекательное приключение – а у неё ничего. Сейчас, уже задним числом, она понимала, что это глупо. Она жутко сердилась на маму, но это просто ерунда по сравнению с побегом из дома ради спасения Берти – и Тома. Молли поморщилась и попыталась не думать о Томе. Берти тихонько повизгивал и возбуждённо вилял хвостом. Вокруг столько нового и интересного! Правда, на вокзале было не так много народу, как надеялась Молли, но не так уж и мало. Наверное, прибыл какой-то поезд, потому что зал вдруг наполнился мужчинами в тёмных костюмах и шляпах-котелках. Они все спешили к выходу в город. Видимо, приехали на работу. Никто из них не обращал внимания на то, что в тени за газетным киоском прячется испуганная девочка, а к её ногам жмётся маленькая взволнованная собачка. Колонна школьников остановилась у входа на одну из платформ. Молли всё раздумывала, присоединиться ей к ним или нет. Она уже поняла, что выбрала не самое удачное место для наблюдения: отсюда почти ничего не видно – и уж точно не разглядеть, что происходит при входе на вторую платформу. Вокзал такой большой, непонятный. Прямо посередине его прорезают рельсы в несколько рядов. Над ними, словно огромная паутина, висят металлические мосты с коваными перилами, по мостам ходят люди. Молли решила, что надо подойти ближе к платформам. – Пойдём, – сказала она Берти и строго добавила: – Веди себя хорошо. Обычно он так себя и ведёт, но он ещё никогда не бывал в таком шумном и удивительном месте. Молли вдруг пришло в голову, что пёс не взволнован, а просто напуган. И она совершенно не представляла, как он поведёт себя в поезде. Она даже не представляла, как сама поведёт себя в поезде. Однажды она прокатилась в метро вместе со Стеллой, но ведь это совсем другое. В метро поезда ходят по подземным тоннелям, защищённые со всех сторон, – там безопасно и вовсе не страшно. А железнодорожные поезда – их она видела только в кино – казались ей какими-то дикими и очень сердитыми. На этот раз Молли встала под одной из больших металлических колонн, поддерживающих стеклянную крышу. Отсюда ей был виден почти весь вокзал – но и её тоже могли увидеть. Молли становилось спокойнее, когда она прижималась спиной к чему-то твёрдому. Не то чтобы она боялась, что кто-то нападёт на неё сзади, но так всё равно было спокойнее. И всегда хорошо знать, рассуждала она, что от этих огромных страшных поездов тебя отделяет толща металла. К дальней от неё платформе как раз подходил поезд, такой тяжёлый и мощный, что земля под ногами у Молли тряслась, даже воздух ощутимо дрожал. Поезд издал резкий гудок, и Берти залаял, звонко и яростно. – Смотри, у неё собака! – раздался тоненький голос, и Молли ещё сильнее вжалась спиной в колонну. – Тише, Викки! Молли осторожно посмотрела в ту сторону, откуда доносились голоса, и увидела девочку, возмущённо глядящую на неё. Она была чуть младше Молли и шла вместе с группой девчонок в серой школьной форме. Они направлялись к платформе ровной колонной, разбившись на пары. Девчонка постарше – видимо, старшая сестра той, которая заметила Молли, – тянула её за собой, чтобы не отстать от колонны и не потеряться в толпе пассажиров, но младшая упрямо стояла на месте и смотрела на Берти. – C Бисквитом всё будет хорошо, Викки, – убеждала старшая младшую. – Он должен был остаться с мамой. Иначе ей будет очень одиноко.