— Значит, ваша светлость знает ее настоящее имя? — Я его знаю. Герцог поднес перо к бумаге. Фельтон побледнел. — И, зная это настоящее имя, вы все-таки подпишете, ваша светлость? — Конечно, и нисколько не задумываясь. — Я не могу поверить, — все более резким и отрывистым голосом продолжал Фельтон, — что вашей светлости известно, что дело идет о леди Винтер… — Мне это отлично известно, но меня удивляет, как вы это можете знать? — И вы без угрызения совести подпишете этот приказ, ваша светлость? Бекингэм надменно посмотрел на молодого человека: — Однако, сударь, вы предлагаете мне странные вопросы, и я поступаю очень снисходительно, отвечая вам! — Отвечайте, ваша светлость! — сказал Фельтон. — Положение гораздо серьезнее, чем вы, быть может, думаете. Бекингэм решил, что молодой человек, явившись по поручению лорда Винтера, говорит, конечно, от его имени, и смягчился. — Без всякого угрызения совести, — подтвердил он. — Барону, как и мне, известно, что леди Винтер большая преступница и что ограничить ее наказание ссылкой почти равносильно тому, что помиловать ее. Герцог пером коснулся бумаги. — Вы не подпишете этого приказа, милорд! — воскликнул Фельтон, делая шаг к герцогу. — Я не подпишу этого приказа? — удивился Бекингэм. — А почему? — Потому что вы заглянете в свою душу и воздадите миледи справедливость. — Справедливость требовала бы отправить ее в Тайберн. Миледи — бесчестная женщина. — Ваша светлость, миледи — ангел, вы хорошо это знаете, и я прошу вас дать ей свободу! — Да вы с ума сошли! Как вы смеете так говорить со мной? — Извините меня, милорд, я говорю, как умею, я стараюсь сдерживаться… Однако подумайте о том, милорд, что вы намерены сделать, и опасайтесь превысить меру! — Что?.. Да простит меня бог! — вскричал Бекингэм. — Он, кажется угрожает мне! — Нет, милорд, я вас еще прошу и говорю вам: одной капли довольно, чтобы чаша переполнилась, одна небольшая вина может навлечь кару на голову того, кого щадил еще всевышний, несмотря на все его преступления! — Господин Фельтон, извольте выйти отсюда и немедленно отправиться под арест! — приказал Бекингэм. — Извольте выслушать меня до конца, милорд. Вы соблазнили эту молодую девушку, вы ее жестоко оскорбили, запятнали ее честь… Загладьте то зло, какое вы ей причинили, дайте ей беспрепятственно уехать, и я ничего больше не потребую от вас. — Ничего не потребуете? — проговорил Бекингэм, с изумлением глядя на Фельтона и делая ударение на каждом слове. — Милорд… — продолжал Фельтон, все больше воодушевляясь по мере того, как он говорил. — Берегитесь, милорд, вся Англия устала от ваших беззаконий! Милорд, вы злоупотребили королевской властью, которую вы почти узурпировали. Милорд, вы внушаете отвращение и людям и богу! Бог накажет вас впоследствии, я же накажу вас сегодня! — Это уж слишком! — крикнул Бекингэм и сделал шаг к двери. Фельтон преградил ему дорогу. — Смиренно прошу вас, — сказал он, — подпишите приказ об освобождении леди Винтер. Вспомните, это женщина, которую вы обесчестили! — Ступайте вон, сударь! Или я позову стражу и велю заковать вас в кандалы! — Вы никого не позовете, — заявил Фельтон, встав между герцогом и колокольчиком, стоявшим на столике с серебряными инкрустациями. — Берегитесь, милорд, вы теперь в руках божьих! — В руках дьявола, хотите вы сказать! — вскричал Бекингэм, повышая голос, чтобы привлечь внимание людей в соседней комнате, но еще прямо не взывая о помощи. — Подпишите, милорд, подпишите приказ об освобождении леди Винтер! — настаивал Фельтон, протягивая герцогу бумагу. — Вы хотите меня принудить? Да вы смеетесь надо мной!.. Эй, Патрик! — Подпишите, милорд! — Ни за что! — Ни за что? — Ко мне! — крикнул герцог и схватился за шпагу. Но Фельтон не дал ему времени обнажить ее: на груди он держал наготове нож, которым ранила себя миледи, и одним прыжком бросился на герцога. В эту минуту в кабинет вошел Патрик и крикнул: — Милорд, письмо из Франции! — Из Франции? — воскликнул Бекингэм, забывая все на свете и думая только о том, от кого это письмо. Фельтон воспользовался этим мгновением и всадил ему в бок нож по самую рукоятку. — А, предатель! — крикнул Бекингэм. — Ты убил меня… — Убийство!.. — завопил Патрик. Фельтон, пытаясь скрыться, оглянулся по сторонам и, увидев, что дверь открыта, ринулся в соседний зал, где, как мы уже говорили, ждала приема депутация Ла-Рошели, бегом промчался по нему и устремился к лестнице, но на первой ступеньке столкнулся с лордом Винтером. Увидев мертвенную бледность Фельтона, его блуждающий взгляд и пятна крови на руках и лице, лорд Винтер схватил его за горло и закричал: — Я это знал! Я догадался, но, увы, минутой позже, чем следовало! О, я несчастный! Несчастный!.. Фельтон не оказал ни малейшего сопротивления. Лорд Винтер передал его в руки стражи, которая, в ожидании дальнейших распоряжений, отвела его на небольшую террасу, выходившую на море, а сам поспешил в кабинет Бекингэма. На крик герцога, на зов Патрика человек, с которым Фельтон встретился в вестибюле, вбежал в кабинет. Герцог лежал на диване и рукой судорожно зажимал рану. — Ла Порт… — произнес герцог угасающим голосом, — Ла Порт, ты от нее? — Да, ваша светлость, — ответил верный слуга Анны Австрийской, — но, кажется, я опоздал… — Тише, Ла Порт, вас могут услышать… Патрик, не впускайте никого… Ах, я так и не узнаю, что она велела мне передать! Боже мой, я умираю! И герцог лишился чувств. Между тем лорд Винтер, посланцы Ла-Рошели, начальники экспедиционных войск и офицеры свиты Бекингэма толпой вошли в комнату; повсюду раздавались крики отчаяния. Печальная новость, наполнившая дворец стенаниями и горестными воплями, вскоре перекинулась за его пределы и разнеслась по городу. Пушечный выстрел возвестил, что произошло нечто важное и неожиданное. Лорд Винтер рвал на себе волосы. — Минутой позже! — восклицал он. — Одной минутой! О, боже, боже, какое несчастье! Действительно, в семь часов утра ему доложили, что у одного из окон замка висит веревочная лестница. Он тотчас бросился в комнату миледи и увидел, что комната пуста, окно открыто, прутья решетки перепилены; он вспомнил словесное предостережение д'Артаньяна, переданное через его гонца, затрепетал от страха за герцога, бегом кинулся в конюшню и, не дожидаясь, пока ему оседлают коня, вскочил на первого попавшегося, во весь опор примчался в адмиралтейство, спрыгнул во дворе наземь, взбежал по лестнице и, как мы уже говорили, столкнулся на верхней ступеньке с Фельтоном. Однако герцог был еще жив: он пришел в чувство, открыл глаза, и в сердца всех окружающих вселилась надежда. — Господа, — сказал он, — оставьте меня одного с Ла Портом и Патриком… А, это вы, Винтер! Вы сегодня утром прислали ко мне какого-то странного безумца. Посмотрите, что он со мной сделал! — О милорд, — вскричал барон, — я навсегда останусь неутешным! — И будешь неправ, милый Винтер, — возразил Бекингэм, протягивая ему руку. — Я не знаю ни одного человека, который заслуживал бы того, чтобы другой человек оплакивал его всю свою жизнь… Но оставь нас, прошу тебя. Барон, рыдая, вышел. В комнате остались только раненый герцог, Ла Порт и Патрик. Приближенные герцога искали врача и не могли найти его. — Вы будете жить, милорд, вы будете жить! — твердил, стоя на коленях перед диваном, верный слуга Анны Австрийской. — Что она мне пишет? — слабым голосом спросил Бекингэм; истекая кровью, он пересиливал жестокую боль, чтобы говорить о той, кого любил. — Что она мне пишет? Прочитай мне ее письмо.