Очередь двигалась, Васька кидал по людям глазами, но его никто так и не спросил, зачем он здесь. Только продавщица, взяв карточки, поинтересовалась: — Что-то я тебя не помню. Первый раз? — Ага, — робко выдавил из себя Васька. — Чей же ты? Васька торопливо объяснил, и, когда продавщица сказала: «A-а, знаю, знаю…», он обрадовался, улыбнулся облегченно, переступил с ноги на ногу. — Какой тебе — белый, серый?.. — Что? — не понял Васька. — Хлеб какой будешь брать? Сегодня есть и белый. Васька замешкался — не знал, как ему быть. Мать на этот счет ничего не говорила… Да и кто ж знал, что тут можно выбирать. — Белого, конечно, — подсказал кто-то из очереди. — Не каждый день он бывает… — Ага, белого, — сказал Васька. Продавщица бросила на весы круглую высокую буханку. Румяная макушка ее чуть скособочилась, разорвав с одной стороны тесто и образовав шершавую корочку. Васька смотрел на эту корочку и глотал слюнку: «Вот бы такую краюшку натереть чесноком! Только куда она столько?.. Целую буханку! — удивился Васька и тут же с горечью подумал: — Сейчас снимет и отрежет..» Но продавщица не сняла хлеб с весов, а взяла с прилавка еще порядочный кусок и положила на буханку. Только теперь весы качнулись, и продавщица сняла хлеб. — Бери. — Это все мне? На один день?! — поразился Васька. — А что? — насторожилась продавщица и снова положила хлеб на весы. — Ну-ка дай твои карточки. Васька подал ей карточки, она посмотрела их и вернула. — Все правильно: два килограмма. Забирай и не морочь мне голову. Следующий. Покраснел Васька до самых ушей, запихнул хлеб в сумку и подался домой. По дороге несколько раз заглядывал в сумку, нюхал теплый дух свежего хлеба, крутил перед глазами довесок, но съесть его не решился — хотелось донести все домой и показать всем, сколько они получают теперь хлеба. Принес, ребята обступили Ваську, а он прикрыл сумку руками и смотрел на них хитро: — Угадайте, сколько? — Два кила, — сказала Танька. — Два-то два, а сколько хлеба? — Полбуханки, — опять поторопилась Танька. — Не… — Вот столько! — растянул руки Алешка. — Эх вы!.. — И Васька выпростал из сумки буханку, положил на стол. Как от яркого света, ребята тут же откачнулись от хлеба и смотрели на него, будто на диковинку. Танька всплеснула руками да так и держала их вместе у своей груди, а Алешка, растянув в улыбке рот до ушей, только произнес: — Ого-го!.. — Это еще не все! — И Васька таинственно, будто маг-чародей, сунул руку в сумку и вытащил оттуда еще кусок. Покрутил им перед глазами и водрузил осторожно на буханку. — Ну? — Дай мне эту горбушку, — протянул Алешка руку. — Не трожь, — отвел его руку Васька. — Давайте потерпим: пусть и мама посмотрит, сколько нам хлеба дают. И они терпели. До самого вечера. То смотрели на хлеб издалека, то брали буханку в руки, нянчили ее, нюхали. Алешка не удержался, лизнул шершавую корочку и долго чмокал от удовольствия. И никто не рискнул отщипнуть хотя бы крошку — ждали мать. А мать вошла и тоже, как и Танька, всплеснула руками и долго смотрела на хлеб со стороны. — Боже мой! Как солнышко! А я уж думала, что мы так никогда и не увидим такого хлебушка. — Она взяла буханку в руки, перекрестилась и поцеловала ее, как святыню. — Почему ж вы не ели? — Тебя ждали, показать хотели. — Радость-то какая! — согласилась мать. — Слава богу. Хоть работа тяжелая, но зато теперь с хлебом будем. Вася, дели, дети есть хотят… ОТЦОВСКАЯ КЕПКА Саженцы Васькины принялись хорошо, особенно акация. Она быстро выбросила мелкие нежные листочки и заметно стала тянуться вверх. Кленки же долго сидели, поникнув головками, и только благодаря Васькиным стараниям, который утром и вечером поливал их, наконец ожили, ободрились и выпустили третью пару листков. Поливая деревца, Васька всякий раз долго просиживал над ними на корточках, любовался ими, будто какой диковинкой. Однажды, возвращаясь с работы, мать подошла к Ваське в палисаднике, присела рядом: — Принялись? — Ага! Акация вон уже на сколько выросла. Видишь новый стволик, зелененький? И клены тоже начали расти… — Ну, пусть, сказала мать. — Может, и вырастут. Тень летом будет… — И тут же похвасталась: — А я с получкой! Пойдем в хату, считать будем: ишо никогда столько не получала! — Длинные черные ресницы торопливо смахивали с ее смеющихся глаз слезинки. — А плачешь? — Так — от радости! — сказала она просто. — Получку дали, премию и ишо талон на промтовар в «закрытый» магазин. Во! Увидел ба отец — удивился б. В воскресенье поедем с тобой в город, купим кое-какую обновку к празднику — тебе, Тане, Алеше… — А тебе? — Может, и мне… На харчи мало останется, да ничего, как-нибудь перебьемся. Обновку к празднику надо обязательно… В комнате она бросила на стол деньги и, оставив детей считать ее получку, сама тут же пошла к Карпу советоваться. Тот часто бывает в городе, знает, где что продают и почем. Карпо сидел после обеда на скамеечке у приоткрытой плиты — курил. На приветствие невестки кивнул и снова уставился на тлеющие угли в плите. Мужик он был суровый, неразговорчивый. Зато жена его Ульяна — маленькая шустрая бабенка — говорила всегда за двоих. — А я к тебе, кум, за советом. — Шо случилось? — Да пока, слава богу, ничего. Мужской совет нужен. В город в воскресенье собралась ехать… — И она рассказала деверю все свои планы. Карпо выслушал ее, хмыкнул неодобрительно: — Балуешь ты их… Празднику один день, а ты им обнову покупать. С какого жиру? — Ну как же? Праздник большой — Май. — И тут же стала почему-то оправдываться: — Праздник — то так, предлог только. Ходить же им все равно в чем-то надо. Праздник не праздник… Штанишки, обувка… — Скоро тепло — босиком будут бегать, — стоял на своем Карпо. — А пока холодно, хоть сандалетки какие купить. Мальчишка уже большой, в школу надо доходить. И праздник все-таки, никуда не денешься — надо… — Да тебе-то што? — прикрикнула на Карпа Ульяна. — У тебя о чем спрашивают? На то и отвечай. Карпо не обратил внимания на жену, продолжал в том же тоне: — Ну, гляди сама. Тебе видней. В городе зевка не давай — быстро облапошат. — Как так? — А так. Ты вещь, скажем, поглядела, понравилась тебе. А пока ты деньги достаешь, они ту вещь завернули в газетку. Ты заплатила, взяла, приехала домой, развернула, а там какая-нибудь тряпка старая. Подменили. Вот так. — Карпо развел руки и долго смотрел сначала на мать, потом на Ульяну, какое впечатление произвел его рассказ. — На это они мастаки! — подтвердила Ульяна. — Жулья разного хватает. — А то еще такие случаи бывают, — разговорился Карпо. — Продает сапоги. Хромовые, новые, ненадеванные. Кожа на подметках спиртовая, не придерешься. Купил, привез домой, надел, пошел в гости, а обратно босиком: подошва разлезлась — оказалась из картонки. — А как же так?.. — удивилась мать. — Как же узнать?