— Этим и притягивала? — Нет, я не знал, что она любит другого, а мной крутит-вертит. Страсть принял за великое чувство, вот и ослеп. Она первой у меня была. И я думал, последней. Жениться собирался… Дурачок. — Это она тебя привораживала? — Ага. И если бы не Большой Папа, я бы сейчас гнил в португальской тюрьме. Но в оправдание Латифы могу сказать, что она делала все ради любви. — Наверняка к бандиту? — Точно. Это ж классика. Он мотал срок, а Латифа хотела его вытащить. Для этого нужны были деньги. Я белый мальчик из богатой семьи, который готов ради нее на многое. Меня поимели и подставили. Спасибо Манди, он раскрыл мне глаза. — Ты сейчас с ним общаешься? — Всех тех друзей я потерял. Со временем понял, что отец прав. Нужно дружить с людьми своего круга. И я сейчас не о происхождении, достатке, а о взглядах на жизнь, настоящую и будущую. Сын нашей горничной Хосе, второй мой лучший друг, стремился к знаниям. Он хотел учиться, получать профессию, чтобы его мать больше не убирала чужие дома. Не распространять наркотики и воровать, а именно развиваться. Папа помог ему. Мы вместе учились в Мадриде. Сейчас он работает инженером в крупной компании. Снимает хороший дом, в котором живет с мамой. Она больше не убирает у чужих, а занимается вышиванием и разведением птиц. — Жаль, ты не знаешь, что случилось с Латифой и ее бандитом. Вытащила ли она его? — Вы, женщины, все готовы превратить в сериал со счастливым концом! — Димон обернулся, чтобы посмотреть, несут ли кофе. Но официанта видно не было. — Я пытался найти Манди спустя три года после того, как мы расстались. Приехал навестить родителей и отправился в гетто. Там никого не осталось из моих приятелей. А Большой Папа был все еще жив. Больше духом, чем телом. Совсем высох, перестал ходить. Но отлично соображал и сохранял в себе дар. Он узнал меня сразу, хоть не увидел (был слепым). Сказал, что я изменился не в лучшую сторону. Был сгустком света, а стал солнцем, на которое смотришь через облачка. Не тучи, что хорошо. И все равно жаль. Я спросил его о Манди, Латифе, их родителях. Ответил, что не знает. После жестоких стычек с арабами за территорию, а потом полицией, пытавшейся прекратить конфликт, те, кто не погиб и не сел, сменили место жительства. Алжирцы и марокканцы вытеснили африканцев. Большого Папу не посмели изгнать. Его боялись. Но именно поэтому он ушел раньше срока. Об этом мне рассказал Хосе. Когда, отучившись в институте, он вернулся в Лиссабон и мой отец устроил его в свою фирму, он сходил в тот квартал. Уже арабский. Там в мечеть молния попала, и произошло возгорание. Все решили, что это Большой Папа наколдовал. Он все ругался на имама, сердился, что призыв к молитве ему спать мешает. — И что, старика убили? — Подожгли его дом. Око за око. Причем сам имам пытался потушить пожар, спасти Большого Папу. Истинно божий человек добр ко всем. Не важно, какую религию он исповедует. Этот разговор нужно было заканчивать. Пьяный Димон мог пуститься в теологические разглагольствования. А он только отвлекся. И почувствовал неизбежное: желание. Ада ему очень нравилась. Особенно такая, как сегодня: спокойная, чуть вымотанная, одетая по-простому, не накрашенная. — А почему больше не нужно изображать твоего парня? — спросил Димон. — Сегодня я поняла, как смешна в своих попытках вернуть бывшего. Пора начинать новую жизнь. — Новую жизнь с таким грустным лицом не начинают. Улыбнись. И станет всем светлей… Она посмотрела на Правдина будто в первый раз. — И слону, и даже маленькой улитке? — И пускай повсюду на земле… — начал петь он, а она поддержала. Когда официант принес кофе, то попросил вести себя тише. Оказывается, они своим ором заглушали доносящуюся из колонок расслабляющую музыку. — А поехали в караоке! — предложил Димон, разлив остатки коньяка. — Нас не пустят. — Это почему? — Ты в шортах, я в трениках. Да и не хочется мне куда-то. Давай тут посидим. — Становится холодно. — А мы сядем теснее. — Она перелезла на его шезлонг. Правдин прижал девушку к себе, накинул плед на них обоих. — За твою новую жизнь, — прошептал он. — И вот за это… — За что? Не поняла. — Улыбку. — А я сейчас?… — Да. — Он чокнулся с ней. — Я не слон и не улитка, но мне становится теплей. — Мы под двумя пледами. Может, в этом причина? — Нет. Только в твоей замечательной улыбке. Если я ее не поцелую сейчас, буду дураком, сказал себе Димон. И выпил для храбрости. Но коньяк, как говорится, попал не в то горло. Правдин закашлялся. Изо рта полетели слюни. — Прости, — просипел он и стал вытирать лицо Ады — они как раз на него попали. — Я ожидала не этого, — рассмеялась она. — Думала, ты меня поцелуешь. — Я и собирался. А видишь, как вышло… — Значит, не время. — Ты мне очень нравишься, Ада. — И ты мне… Без «очень» после плевков в лицо. И все же. — Она чмокнула его в щеку. — Давай выпьем кофе и поедем. Я весь день мотаюсь, толком еще семью не видела. — Ада вылила коньяк в чашку, бросила туда сахар, перемешала. — А ты со своими как часто встречаешься? — В последнее время больше по видеосвязи общаемся. Но в феврале летал на Мадейру. Родители с материка прибыли на пароме. Потом Хосе с женой. То была замечательная неделя, но она быстро пролетела. — Не хочешь вернуться в Португалию насовсем? — Сейчас нет. Может, в будущем, когда родители станут старенькими. Надеюсь, у меня тогда уже будет семья, дети. Мы станем жить вместе в большом доме в Лиссабоне. На выходные ездить в Каравелуш, обязательно на электричке. И я наконец освою серфинг. — Можешь начать завтра. Тут неподалеку база, а волна будет нормальной. — Нет, спасибо, я хочу оставить что-то на зрелость. А то всему научусь сейчас. И что потом? Ему понравилось, как Ада сгладила неловкость. Они болтали, как друзья. Шутили. Сексуальное притяжение никуда не делось, а напряжение улетучилось. Димон встал с шезлонга, затем подал даме руку. — Стаканчики не забудь, пригодятся еще, — сказал он. — Станут походными. — Жалко, разобьются. Я тебе компактный набор для пикника подарю. Они зашли в кафе, Правдин расплатился. — Можно некорректный вопрос? — обратилась к нему Ада, когда они вышли на набережную. — Интимного характера? — кашлянул он. — Дурак, что ли? — Девушка ткнула его кулачком в плечо. — Хотела спросить, хорошо ли ты зарабатываешь. — Лучше бы спросила, какую позу в сексе я предпочитаю, — выпалил Димон и отбежал, чтобы не получить еще. — Но так и быть, удовлетворю твое любопытство: сейчас средне. Времена на ютубе тяжелые. И если дела не пойдут лучше, придется менять профессию. — На какую? — Я знаю несколько языков. Могу переводчиком работать или преподавать. Есть возможность устроиться на телевидение, но я не хочу. Правда ни нашему, ни западному «ящику» не нужна. — Можно вести «Колесо фортуны». — Точно! Пойдешь ко мне буквы на табло переворачивать? — С детства об этом мечтала. — Она достала телефон, сообщила: — Вызываю такси. — Слушай, а почему ты спросила о финансах? — По виду ты босяк босяком, что по-европейски. А деньги тратишь по-русски легко. — Да, растранжирил сегодня целых семь тысяч. Меньше ста евро. Это ж целое состояние… — Для тех, кто носит футболки за пятьсот рублей, да. — Обижаешь, я купил ее за триста пятьдесят на распродаже. А шорты в секонд-хенде откопал. — Тебе все равно, что носить? — Ага. Главное, чтоб было удобно. И чисто, естественно. Есть у меня и дорогая одежда (мама дарит фирменную на праздники), даже костюм для выходов имеется, но, к счастью, мне сейчас все это не требуется. Хожу, в чем хочу, не соблюдая дресс-код. — Машина наша. — Она указала на приближающееся авто с фирменной наклейкой «Я» на «морде». — Твой бывший наверняка модник? В Сочи мужчины очень заботятся о своей внешности, я заметил.