— Что это было? — спросил он. Воздух вокруг наполнился этим запахом. Саломея повернулась, сверкая глазами в предвкушении. — Что ты пела? — В обуреваемый гормонами мозг закрался страх. Саломея не ответила. Его возбуждение начало спадать. — Ты когда-нибудь пробовал человеческую кровь? — спросила она тихо, но с вызовом. Трумэн с трудом проглотил комок в горле. Возбуждение полностью исчезло. Ночной воздух теперь казался душным; от бетона по-прежнему исходил полуденный жар. По спине Трумэна заструился пот. И тут он увидел в ее руке нож. Маленький, изящный, идеальный для женской ладони. На остром лезвии отражались языки пламени. Саломея быстро провела им по запястью, по ладони потекла кровь. — Это усиливает возбуждение, — сказала она. Вот только все возбуждение уже прошло. Трумэн не мог отвести взгляд от ножа. Тяжелый запах одурманивал мозг. Он изо всех сил старался заставить непослушные мускулы повиноваться. Она взяла его руку, повернула ладонью вверх и коснулась ножом его запястья. Он уставился на свою руку, желая, чтобы та наконец зашевелилась. Рука не слушалась. — Доверься мне, — прошептала Саломея. — Черта с два. Титаническим усилием он высвободился из ее хватки. Кончик пальца обожгло болью: порез. — Ты что вытворяешь? — Доверься мне, — повторила Саломея, снова потянувшись к его руке. Трумэн отступил назад. Сердце бешено колотилось в груди. Боль от пореза прояснила затуманенное сознание. — Ты что, чокнутая? Саломея застыла на месте. В ее глазах сверкала злость. — Что, струсил? — Нет, черт побери. Но я не такой идиот, чтобы обмениваться с тобой кровью. Не хочу подцепить какую-нибудь заразу. — Мне следовало догадаться, что ты не дорос до такого. Нож исчез в сумочке. Его гордость была уязвлена, но не настолько, чтобы он протянул свое запястье. — Майк сказал, ты ведьма. Улыбка медленно расплылась по лицу Саломеи. Она наклонила голову и взглянула на него сквозь густые ресницы. Обольстительна как сирена. — Это не помешало тебе пойти со мной. — А ты в самом деле ведьма? Снова эта дразнящая улыбка. — Веришь в ведьм? — Она приблизилась и положила ладонь ему на грудь. — Намек на опасность может сильно возбуждать. Трумэн отступил еще на шаг. — Ладно, хватит. Она остановилась. Дейли мог поклясться, что на долю секунды в ее взгляде мелькнуло облегчение, после чего Саломея опять превратилась в искусительницу. — Эта ночь могла стать лучшей в твоей жизни, — прошептала она. — Ты никогда не узнаешь, что упустил. Ее язык коснулся середины верхней губы. На секунду Трумэн снова ощутил желание, но тут же прогнал его. Черта с два. — Ну и ладно. Он повернулся к ней спиной и направился обратно на вечеринку. Уже в дверях оглянулся — она смотрела вслед. Глаз было не видно, но он все равно чувствовал ее призывный взгляд. Ее соблазнительная фигура в свете пламени снова поманила его. Опасность. Трумэн рывком распахнул дверь. В разгоряченное лицо ударил охлажденный кондиционером воздух. Я только что избежал большой ошибки. * * * …От этих воспоминаний у Трумэна, который уже дошел до церкви, пробежали мурашки. Я был молод и глуп. К счастью, разгоряченные алкоголем гормоны не взяли верх над здравым смыслом. А иначе что произошло бы? Трумэн выбросил эту мысль из головы. Не надо об этом думать. Войдя в церковь, он испытал дежавю. Уже второй раз за неделю. Перед ним в коридор вышел мужчина, который держал ковбойскую шляпу. Повернулся пожать руку кому-то невидимому. — Спасибо, Дэвид. Увидимся за ужином на следующей неделе. Он повернулся к Трумэну. Карл Килпатрик. Отец Мерси. Его я тоже встречаю второй раз за неделю. Трумэн поздоровался и пожал руку сначала Килпатрику, потом священнику. В глазах обоих светилось любопытство. Наступил неловкий момент: Карл стоял и выжидающе смотрел на него. Дейли понимал, что Килпатрик надеется узнать цель его визита. — Передайте Деборе еще раз спасибо за вчерашний пирог. — Надо будет снова испечь такой же, — вежливо отозвался Карл. И, поняв намек, направился мимо Трумэна к выходу. — В следующий раз Мерси обязательно присоединится к нам, — сказал шеф полиции ему вслед. Карл замедлил шаг, но не остановился. Только махнул рукой в знак согласия. Что ж, попытаться стоило. Дейли повернулся и обнаружил, что священник пристально наблюдает за ним. — Они по-прежнему не ладят? — Пока что ледяная стена не треснула. Мерси пытается. И я делаю, что могу. — Рано или поздно они воссоединятся. Карл Килпатрик — один из самых упрямых людей, которых я знаю, но, мне кажется, он гордится Мерси… пусть ему и не нравится ее работа. — Дэвид, дело не только в этом. Их отношения были очень непростыми. Мерси злится, что он вычеркнул ее из семьи, когда ей было восемнадцать. А Карл злится, что она выбрала свой путь в жизни — не тот, который хотел он, — вкратце пояснил Трумэн. Пятнадцать лет отчуждения между отцом и дочерью — следствия недоверия, предательства и разбитого сердца Мерси.