Он каким-то непостижимым образом одолел их. Я ненавидел Свэггера, и в то же время любил его. Это великий воин. Как смог он выйти победителем, сражаясь в столь неравных условиях? Этот человек поистине бессмертен. Может быть, его, подобно Ахиллесу, в детстве окунули в настой бессмертия, держа за пятку, которую не удалось поразить ни одному лучнику? Хороший глоток водки успокоил меня, и я попытался реально оценить свое положение. Он не знает моего нынешнего имени, и ему придется начать поиски с нуля. Бог в помощь. Давно покойный Найлз Гарднер, придумавший мою новую биографию, возвел вокруг меня непроницаемую стену. Я полулежал, наблюдая за тем, как день постепенно уступает свои позиции ночи. Сегодняшний день длился так долго, что у меня возникло ощущение, словно эти дополнительные часы продлили мне жизнь. Они как будто служили доказательством того, что в конце концов благодаря своему долголетию и уму я одержу верх. Зазвонил телефон. Не мобильный, а спутниковый. Что такое? Неужели Ричард? Я нажал кнопку. – Ричард? – Нет. Он прячется в подвале. – Свэггер! – Я узнал его по лаконичности слога, сухости тона, южному говору, ироничности, отрешенности. – Да, сэр, наконец-то мы с вами встретились, – сказал он. – Между прочим, на тот случай, если вы хотите поговорить с вашими коммандос, они тоже не могут взять трубку. Выжившие находятся в больнице. – Черт возьми, – сказал я. – Вы находчивый человек. Горе тому, кто пытается перехитрить Боба Ли Свэггера. – Я вовсе не гениален, мистер Мичум, а просто наблюдателен. – Мне следовало знать об этом. В чем я допустил ошибку? – Подделка документов фирмы «Аберкромби и Фитч». Я было поверил в их подлинность. Но потом понял, что если бы они прислали вашему кузену винтовку нового калибра и попросили написать о ней статью, он непременно написал бы, соблюдая договоренность. Но я точно знал, что он не писал о.264, поскольку прочитал все его статьи. Лон! Оказывается, это он, уже покойник, выдал меня своей порядочностью! Я едва не рассмеялся. Меня подвела именно та черта Лона, которая мне так нравилась в нем. Я молчал, не зная, что сказать. И вдруг меня осенило. Лишь один вопрос имел для меня значение. – Зачем? Зачем вам было это нужно, Свэггер? Вы что же, так любили Джона Кеннеди? Вам хотелось быть доверенным рыцарем в Камелоте? Вы сходили с ума по Джеки? У вас разрывалось сердце при виде мужественных мальчика и девочки на похоронах? Зачем, Свэггер, зачем? – Молодой человек, служивший своей стране, был убит 23 ноября 1963 года. Все, кто знал его, восхищались им и верили ему. Все видели в нем героя. Его убили на улице, не оставив ему ни единого шанса. Пуля разнесла ему голову. Дети до сих пор горюют о нем, как и все, кто его знал. Возможно, вы слышали о нем. – Его звали Джон Фицджеральд Кеннеди. – Нет. Я говорю не о президенте Соединенных Штатов Джоне Фицджеральде Кеннеди, до которого мне нет никакого дела. Я говорю об офицере полиции по имени Дж. Д. Типпит, который, как и мой отец, был убит при исполнении служебных обязанностей. Я не народный мститель, не капитан Америка, мне плевать на Камелот. Я сын погибшего полицейского, и сделал то, что сделал, только для того, чтобы выяснить, кто в действительности убил офицера Типпита. – Свэггер, ты настоящий ублюдок. Я знаю, ты считаешь, что одержал победу. Но это не так. Ты понятия не имеешь, где я, кто я, как живу. Ты собираешься предъявить обвинение покойнику? Прах Хью Мичума развеян в окрестностях Хартфорда. Он признанный всеми герой, и если ты попытаешься потревожить память о нем, навлечешь на себя большие неприятности. Ты никогда не будешь знать, где я нахожусь, – в километре от тебя или на Северном полюсе под военным псевдонимом «Санта-Клаус». – Не так быстро, мистер Мичум. Может быть, вы вовсе и не столь предусмотрительны, как вам кажется. Ваш приятель Найлз Гарднер разделял с вами любовь к русскому писателю Набокову. Найлз любил межъязыковые каламбуры, игру слов. Как и его кумир, он обладал одной особенностью, которая носит название «синестезия». Люди, обладающие этой особенностью, видят некоторые цифры в цвете. Найлз видел цифру «девять» в красном цвете и поэтому называл пистолет, лежавший на его столе, «Маузер Красная Девятка». Работая над своей последней и лучшей биографией, предназначавшейся для приятеля и тоже поклонника Набокова, Хью Мичума, он отдал дань русскому писателю и его увлечению игрой слов, использовав синестезию в качестве ключа. Вы родились заново благодаря синестезии. Вы сын «Красной Девятки», мистер Мичум. – Это ничем не обосновано и ни о чем не говорит, Свэггер. – Я еще не закончил. Его самым хитрым трюком был код, который вовсе не являлся кодом. Это было именно тем, чем казалось. Вы даже ничего не поняли, не правда ли? – Чушь какая-то, – сказал я. – Ты сошел с ума. – Он дал вам имя, которое выдает вас с головой, если внимательно его рассмотреть. Оно начинается с букв I и X. Межъязыковый каламбур, английский и латынь. IX означает «девять». Вы сын «Красной Девятки». Ваше имя Дмитрий Иксович Спазный. Найлз щедро намазал набоковским майонезом этот сэндвич. Это произвело бы впечатление на старого коллекционера бабочек. Найлз! Знал бы ты, как я пострадал спустя столько лет из-за твоего изощренного ума… – Когда пришло время «умирать», вы перебрались в Россию, где у вас были хорошие связи, и стали там Дмитрием Иксовичем Спазным, бывшим сотрудником КГБ. Вы даже приобрели оружейную компанию и производили девятимиллиметровые пистолеты. Я пользовался таким во время перестрелки в Москве. Будучи приятелем Ельцина и состоятельным человеком, вы владеете также электростанциями, газетами, транспортными компаниями, измайловской бандой, радиостанциями, телеканалами, большей частью запасов воды, половиной Бельгии, тремя четвертями Гонконга, и чем там еще? – К тому времени, когда ты доберешься до меня, я уже буду кем-нибудь другим. – Я старался говорить спокойным, безразличным тоном, хотя сердце бешено колотилось у меня в груди. – Ты недостаточно быстр, а мозги без скорости мало чего стоят. – Тогда откуда мне известно, что сейчас на вас охотничьи брюки и зеленая рубашка? Откуда мне известно, что вы сейчас сидите в шезлонге, на вас темные очки, а в руках желтый блокнот? Откуда мне известно, что вы пьете водку? Откуда мне известно, что вы сидите на заднем крыльце и видите перед собой луг, обрамленный с двух сторон сосновыми рощами и простирающийся на полтора километра, до реки? Я почувствовал, что мне не хватает воздуха, и в страхе начал всматриваться в кроны деревьев, пытаясь рассмотреть наблюдателя с биноклем, следящего в этот момент за мной. – Вы сидите в шезлонге на своей даче, обнесенной стальным забором, в полутора километрах от Москвы-реки, в зоне, патрулируемой специальным батальоном МВД. Сейчас там садится солнце, но для снайпера еще достаточно светло. Стронский! Там где-то прячется Стронский. – Его палец на спусковом крючке. КСВК 12,7. Ни понимания, ни сочувствия, ни сожаления. Только снайперская пуля. Это был последний случай практического применения принципов Нового Критицизма. – Тогда увидимся в аду, сержант. – До скорого свидания, – сказал Свэггер и положил трубку. Ну, что же, пусть так и будет. Я прожил хорошую, может быть, замечательную жизнь. Любил свою жену и никогда не обманывал ее. Своих сыновей, и они на моих глазах стали прекрасными людьми и отцами семейств. Любил свою страну и служил ей верой и правдой. Я воевал за нее… Все в порядке. Когда жить осталось несколько секунд, нужно смело смотреть правде в глаза. Лживый рассказчик! Убийца с изящным стилем в прозе! Я убил Джимми Костелло, выдав его Королевской канадской конной полиции. Я знал, что он не сдастся живым. Сожалею об этом, и всегда буду сожалеть, но что, если бы через несколько лет он… Я просто ничего не мог поделать. И я убил Лона. Знал, что Свэггер силен, а моя команда слаба, и буквально вынуждал его принять участие в этой последней, нелепой операции. В конце концов он уступил, согласился и погиб. Мне очень жаль обоих. Я заслуживаю любой кары, какая только может меня ожидать… Глава 24 Свэггер швырнул телефон в кусты. «Счет закрыт», – подумал он. Оглядевшись, Боб не увидел ничего, кроме зелени. Нужно решить, что делать дальше, но он не мог сосредоточиться. Обследовал рану в бедре. Крови было больше, чем он ожидал. Возможно, пуля не срикошетила, как ему показалось, а застряла в тканях. У него не было с собой ни аптечки, ни бинта. Боб снял с себя куртку, свернул ее и приложил к кровоточащей ране, но ткань оказалась бесполезной, быстро пропитавшись кровью. «Наверное, лучше выйти на дорогу, к людям», – подумал он. Однако спуск по склону холма с раненым бедром был делом весьма и весьма нелегким. Спустя некоторое время Боб почувствовал, что нога начала неметь, а потом и вовсе перестала слушаться. Однажды он споткнулся и кубарем полетел вниз, раздирая одежду в кустах ежевики и ударяясь о камни и деревья разными частями тела, а главное, головой, и без того уже пострадавшей в результате столкновения с черепом британского майора. Поднявшись на ноги, Боб прикоснулся рукой к ране. Кровотечение не было слишком сильным, но он ощущал пальцами ручеек теплой жидкости. Спустившись еще немного вниз, он почувствовал, что воздух стал прохладнее, и увидел, как поднимается туман. Наконец, преодолев бугор, Свэггер вышел на дорогу. Он не помнил, что в какой стороне было, но это уже не имело значения. Ему совсем не хотелось возвращаться в дом, где находились эти двое парней, чьи имена он не помнил и не хотел вспоминать. Его начал бить озноб. Черт подери, до чего холодно… Боб поднял голову в поисках солнечных лучей и увидел в плотной завесе крон деревьев широкую прогалину, залитую светом. Он заковылял в ее сторону, упав по пути, и, когда добрался до нее, решил прекратить борьбу с гравитацией и лег прямо в дорожную пыль. Стало теплее. Спустя некоторое время Свэггер заметил, что к нему кто-то приближается. Попытался подняться, но человек махнул ему рукой, давая понять, что он может не утруждать себя. Боб увидел, что это его отец, Эрл. – Отец! – крикнул он. – Здравствуй, Боб Ли, рад видеть тебя, мой мальчик. Подтянутый и деловитый Эрл, в униформе полиции штата Арканзас – как и тогда, в 1955 году, в последний день его жизни – подошел к нему и опустился на колени. У него было доброе и мудрое лицо героя, и он воплощал в себе все, что только мог любить сын в своем отце. – Отец, боже мой, как же я скучал по тебе! – Теперь у нас будет много времени, и ты расскажешь мне обо всем, что увидел в своей жизни. – Отец, ты… – Боб Ли, отдохни. Я горжусь тем, что у меня такой сын. – Я очень старался, отец, потому что не хотел тебя подвести, и… – Он приходит в себя. Боб присмотрелся и увидел, что это не его отец, а какой-то молодой человек. Он закашлялся и осознал, что этот парень пустил через его тело заряд наружного дефибриллятора. – Еще один разряд! – крикнул другой врач. – Не нужно, он в порядке. Дыхание восстановилось, пульс прощупывается. Свэггер чувствовал, как его легкие наполняются свежим воздухом.