– Удачи вам. Должно быть, вы знакомы с олигархами. – Поскольку мне неизвестно, кто такие олигархи, затрудняюсь сказать, знаком ли я с кем-нибудь из них. Кстати, кто это? Я видел это слово в англоязычной газете. – Толстосумы. Воротилы бизнеса, миллиардеры, демонстративные потребители. Преимущественно бывшие сотрудники КГБ. Когда в 1993 году Ельцин демонтировал государственную экономическую систему, они, пользуясь приятельскими отношениями с ним, прибрали к рукам все богатства страны. Теперь они ездят на отделанных золотыми пластинами лимузинах, женятся на стюардессах, покупают американские спортивные команды и фактически руководят государством. Абрамович, Кралов, Алекперов, Вексельберг, Иксович. Один из них женат на дочери Ельцина. Уилл и я писали о них. Потанин, Таркио и другие, не могу вспомнить всех. – Я их все равно не запомню. Они для меня звучат одинаково. Очень мило с вашей стороны, что вы согласились со мной встретиться. – Ну а как же иначе? Я навела кое-какие справки, и если хотя бы половина этих слухов является правдой, это все равно что встретить Джона Уильямса, Теда Уильямса и Эдди Мэрфи в одном лице. Кроме того, ваша дочь называет вас плюшевым медвежонком. Именно она, Никки, работавшая репортером на телевидении в Вашингтоне, устроила ему встречу с Кэти Рейли, корреспондентом «Вашингтон пост» в Москве. К столику подошла официантка, и Кэти ознакомилась с меню, включавшим в основном мясо – обычное, не совсем обычное и совсем необычное. Естественно, она заказала мясо. – Ведь вы работали на ФБР, не так ли? – Отчасти. Так думает Никки, и так думают русские. Но они к тому же думают, что меня зовут Джерри Хоумэн и что я специальный агент. У меня есть все необходимые верительные грамоты, подтверждающие это. Во время встречи с человеком из нашего посольства, имеющим связи с Госдепом и ФБР, он принял меня за того, кем я представился. – Прямо шпионские страсти. Это становится занятным. А какова цель вашего приезда, если не секрет? – Если говорить коротко, меня попросили расследовать гибель в Балтиморе одного человека под колесами скрывшегося затем автомобиля. Незадолго до этого он вернулся из Далласа, где задавал острые вопросы. Я отправился туда и тоже задал эти острые вопросы. И там меня тоже кто-то попытался переехать на автомобиле. – Судя по всему, ему это не удалось. – К счастью, у меня есть знакомый в ФБР, с которым мы когда-то работали вместе, и он согласился использовать меня в качестве тайного агента на контрактной основе для расследования данного дела. Это, конечно, шито белыми нитками, но тем не менее сработало. Потом оказалось, что этот тип, который пытался убить меня, представляет собой неплохой, если так можно выразиться, трофей. Русский мафиозо, связанный с организацией, которая здесь называется из-май-лав-ская преступная группировка. – Как интересно! – Здорово, правда? – Очень здорово. – Интерпол разыскивал этого деятеля по всей Европе. Российская полиция – тоже, поэтому он перебрался на Кони-Айленд, где находится их аванпост, где получал заказы на убийства. Я приехал сюда, чтобы выяснить, на кого он работал. Меня интересует, кто конкретно – здесь или в Нью-Йорке – поручил ему убить того человека из Балтимора и меня и по какой причине. Через несколько дней у меня должна состояться встреча с одним из высших криминальных авторитетов, и я попытаюсь кое-что разузнать. – Вам не следует слишком близко сходиться с ребятами из измайловской группировки, поверьте мне. – Я всего лишь задам несколько вежливых вопросов и удалюсь восвояси. У меня нет нужды ввязываться в местные дела. – Это правильно. Скажу вам – но вы от меня этого не слышали, – что олигарх Кралов, по слухам, наиболее тесно связан с измайловскими. Его враги исчезают или погибают под колесами автомобилей, которые потом никто не может найти. – Кралов, – произнес Свэггер, стараясь запомнить эту фамилию. Тем временем официантка принесла заказ – разумеется, мясо, декорированное некими подозрительными овощами, которые Боб не решился попробовать, и суп, тоже не вызвавший доверия. Мясо он съел с удовольствием, хотя так и не понял, какому животному оно принадлежит и как это животное приняло свою смерть. – Очень вкусно, – сказал он. – Никки просила, чтобы я проявила к вам внимание. Случается, здесь бывает очень даже неплохо. Мой муж сейчас в Сибири – нет, не я его туда отправила, он освещает нефтяную конференцию, – и у меня бывает свободное время. Так что я могу показать вам город, познакомить с людьми, если хотите. – Не уверен, что вам следует появляться в моем обществе. Это серьезные люди. Поэтому я и попросил вас встретиться со мной в темное время суток, поближе к дому и в шумном, многолюдном месте. – Вы думаете… – Не знаю. Но мне известно, что тот, кто сует нос в дела русской мафии, может неожиданно умереть. У меня имеются некоторые навыки, которые помогут мне выбраться из опасной ситуации, но я сомневаюсь, что вам – если только вы не прошли подготовку по программе «морских котиков»[22] – удастся это сделать. – Я постараюсь. – Никки сказала, что вы хорошо говорите по-русски, и еще лучше читаете. – Могу свободно общаться с людьми на улице, а читаю как на родном языке. – Я хочу раздобыть кое-какие записи, и прежде, чем что-то копировать, мне нужно понять, сто́ит ли это хоть что-нибудь. Надеюсь, вы прочтете их для меня или хотя бы просмотрите. Постараюсь устроить это таким образом, чтобы никто ничего не узнал и вы не подверглись опасности. Это возможно? – Думаю, да. А что вы ищете? – Русского Джеймса Бонда, – ответил Свэггер, – действовавшего в 1963 году. Я чувствую его. Вижу его талант, его воображение, его волю, его решительность, его изобретательность. Суперагент, который, возможно, провел в 1963 году операцию века. Я приехал в Москву из-за него. Это была еще одна коробка, гораздо более крупная. Никакого кирпича, нечто вроде желтой штукатурки, десять этажей, декоративные элементы, характерные для конца XIX и начала XX века. Крыша, усеянная антеннами. Расположенное недалеко от Красной площади здание занимало в длину почти целый квартал. – Это оно? – спросил Свэггер. – Оно самое. Источник зла, коварства, насилия, убийств, заговоров, предательства, мучений. Едва ли кто-нибудь захотел бы вызвать гнев людей в этом здании. – Понятно. – Атмосфера там совсем не военная, – сказал Михаил Стронский. – Сплошные шпионские игры и издевательства над людьми. Сначала здесь располагалась штаб-квартира царской полиции[23], затем – ЧК, ГПУ, ОГПУ, НКВД, МГБ и КГБ, а теперь ФСБ. Во время чисток многих людей, живших в роскошном отеле Свэггера, «Метрополе», где содержались оппозиционеры и инакомыслящие, привозили сюда и убивали в подвалах выстрелом в затылок. Никто не знает, что потом делали с телами казненных. Может быть, они до сих пор остаются там. – Наверное, все-таки трудно ненавидеть здание. – С этим никаких проблем. Стронский был грузным коренастым мужчиной с сердитым лицом, вызывавшим ассоциацию с картой, на которой были изображены неудачи Восточного блока. Из-под копны его седоватых волос смотрели холодные глаза. Глядя на него, можно подумать, что он способен раздавить пальцами алмаз. Стронский одной со Свэггером профессии, но его воинское подразделение называлось «спецназ», и практиковался он в своем искусстве в Афганистане – пятьдесят шесть трупов. Американский автор, пишущий об оружии, который приехал в Россию, чтобы написать о новой русской снайперской винтовке КСВК калибра 12,7 мм, разыскал его и взял интервью. Свэггер прочитал его, обратился к автору за адресом электронной почты и рекомендацией и связался через океан со своим коллегой, таким же мастером проникновения в тыл противника и попадания в цель с одного выстрела, который многое знал об определенных предметах, но не хотел об этом говорить. Стронский слышал о Свэггере – в конце концов, земной шар не так уж и велик. У них много общего. Оба убивали во имя целей, которые впоследствии представлялись им сомнительными, и потеряли немало боевых друзей. И их ремесло все еще было востребовано. – А это что за женщина? – спросил Стронский. – Она не из нашего мира, что мне нравится. Умная. Все правильно понимает. Я не стал рассказывать ей все. Она читает на вашем языке, как на родном… – Она мне уже нравится. – … и чрезвычайно толковая. Будет хорошо, если мне удастся внушить ей, что она не подвергается никакой опасности. Как и у всех американцев, это здание наверняка вызовет у нее страх. Они сидели в изысканном ресторане, по иронии судьбы носившем название «Шпион» и находившемся на площади Дзержинского, в двухстах пятидесяти метрах от Лубянки. Их столик стоял на балконе четвертого этажа. Они ели блины с икрой и тонкими ломтиками копченого лосося. Стронский пил водку, Свэггер – воду. – Мы тоже с опаской относимся к этому зданию. В Афганистане один мой товарищ, Тиболотский, хороший малый, классный наблюдатель, работавший со мной, смелый до отчаяния, высказал однажды сомнение в целесообразности этой войны. Он участвовал в ней и имел на это полное право, разве нет? Кто-то донес в КГБ, и парень исчез. Ради чего он храбро сражался, чтобы потом оказаться в камере, или хуже того? Вот почему я так ненавижу этих проклятых ублюдков. – Политики всегда были засранцами, – сказал Боб. – Я тоже однажды потерял наблюдателя, и виноваты в этом чертовы политики. Какую страну ни возьми, везде политики оказываются засранцами. – Это точно, – согласился Стронский. – Вы обо всем договорились? – Да. Деньги у вас с собой? – В ботинке. Вы доверяете этому человеку? – Доверяю. Не потому, что он смел, а потому, что в Москве коррупция – это такой же бизнес, как и любой другой. Не продаст секрет он – это сделает его конкурент. В конце концов, этот подполковник торгует не своей честью, которой у него, разумеется, нет. – Если Стронский говорит «да», я тоже говорю «да», поскольку доверяю ему. – Я такой же, как и все они. Мне просто приятно оказать услугу собрату-снайперу, не более того. – Спасибо. – Теперь суньте руку под стол и возьмите. – Взять что? – Увидите. Свэггер сунул руку и взял то, что ему передал Стронский. На ощупь это было похоже на «Глок 19» с 3– или 4-дюймовым стволом, не 1911, но тем не менее довольно мощный пистолет, обладающий внушительной убойной силой. Затвор-кожух изготовлен из стали, правда, с керамической отделкой для придания матового блеска и повышения долговечности; корпус – из какого-то суперполимера. Не вынимая пистолет из-под стола, Боб осторожно рассмотрел его. Темный и тупоносый, без предохранителя. Он принадлежал к более современному поколению, нежели флегматичный тевтонский «глок», и его эргономика выглядела лучше. Боб повернул его и увидел маркировку на кириллице, под которой на затворе-кожухе была надпись на английском: IxGroup, 9mm. Свэггер заткнул его под ремень за бедром под пальто. – У меня есть враги. Возможно, через меня они доберутся и до вас. В Москве полным-полно опасных людей, и вычислить их сразу невозможно. Этот пистолет только что украден с завода, у него нет серийного номера. В случае необходимости используйте его и тут же от него избавьтесь. Его происхождение невозможно проследить. – Это не «глок»? – ГШ-18. Это лучше, чем «глок». 18-зарядный магазин, двойного действия. Из Инструментального конструкторского бюро КРВ в Туле. Произведен компанией «Иксгруп», владельцем которой является Иксович, один из наших новоявленных олигархов. – Я уже слышал это имя. Они договорились о дальнейших действиях. Не полюбить «Метрополь», этот знаменитый старый отель, где остановился Свэггер, просто невозможно. Имевший богатую историю, он имел и роскошные апартаменты, возможно, восстановленные до уровня их дореволюционного шика. Всюду сверкала латунь и отливал матовым блеском мрамор. Интерьеры изобиловали изысканно одетыми людьми. Даже обосновавшиеся в баре проститутки принадлежали к высшей категории.