Закутанная в одеяло, Ирина пила горячий чай с травами на крыльце небольшого садового домика, уютно умостившись в кресле-качалке. До родов оставалось дней десять, и на это время ее приютила Анюта на своей даче. Михей теперь жил с ней, а его двойняшки приезжали время от времени – поделиться новостями и настроение поднять. Начало октября выдалось солнечным и холодным – красивая осенняя пора. Лес уже покрылся первым багрянцем, небо высокое и пронзительно голубое, дышится легко, а на душе светлая грусть. Теперь у Ирины было время вспомнить каждый миг той, последней, ночи в Зоне. Той, которая навсегда изменила ее мнение о Пите. Как же ей сейчас его не хватало… * * * – А ты? Дашь мне то, чего хочу я? – мягко спросил он, заглядывая ей в глаза. – Чего ты хочешь, Пит? – спросила она, внутренне сжавшись. – И есть ли у меня выбор? Он усмехнулся. – Выбор, к сожалению, есть. Прежде всего я хочу, чтобы ты продолжила заниматься наукой. Но это не все, – с этими словами он вытащил из кармана флешку. – Ты должна передать вот это на Большую землю. Академику Яковлеву лично в руки. Здесь все мои исследования и наработки, а также все то новое, что я успел скачать у Сиси и до чего не дошли еще их ученые. Обещай, что поможешь Яковлеву разобраться. Многое из этого я тебе объяснял. Ты сейчас знаешь гораздо больше любого из его команды. Ирина изумилась. Она-то, дура, думала, что он хочет совсем другого. – А здесь, – продолжил он, доставая другую флешку, – список ученых, связанных с Корпорацией. Прежде всего посмотри его сама. Ты должна знать, кому нельзя доверять. – Почему ты не хочешь передать все это сам? – спросила она. – Вернись на Большую землю. Я уверена, за такую ценную информацию тебе простят связь с Домом. Еще и героем объявят. – Это невозможно. Не реже раза в три дня я должен подключаться к Сиси. Иначе инсульт с летальным исходом. – Ты не говорил, – промямлила она. – Но я все равно не понимаю… Завтра мы сотрем Сиси третью аксиому, и она будет на нашей стороне. Уберет тебе зависимость от подключений. Больше того, Яковлев со своей командой сам явится сюда, воспользуется ею и все узнает. – В идеале так и будет, – сказал Пит. – Но мы не можем быть в этом уверены. После твоего вторжения Профессор принял меры. Я не знаю, какие именно, но заметил, что нашу Сиси перестали выпускать в сеть. Работает локально как минимум последнюю неделю. Профессор не заходит в нее. Это означает, во-первых, что он предпринимает что-то, о чем ей не должно быть известно, и во-вторых, что он связывается с коллективным сознанием сетевой версии. Иначе бы он уже умер. – Значит, я сотру третью аксиому только нашей Сиси. До остальных теперь не дотянуться. Черт. – Да, плохо. Поэтому так важно, чтобы ты передала Яковлеву то, что я тебе даю. Не откладывай, действуй быстро. Они обсудили, как добраться до академика с минимальным риском, а потом Пит попросил ее лечь спать: завтра нужно быть в форме. Сам он всю ночь провел за рабочим столом, добавляя к своим исследованиям последние штрихи. Утром они подключились, и как только третья аксиома была стерта, Сиси заблокировала выход из комнаты Пита световой сеткой. На экране возник Профессор, то есть Сиси в его обличье. Она раздала всем указания, и Ирине в том числе. Ей следовало уходить – лучи пропустят ее, но не Пита. В этот момент послышались звуки стрельбы. Ирина подошла к двери, открыла ее, но в коридор не вышла. Она не могла просто уйти. Стояла и смотрела на Пита, а он смотрел на нее. По коридорам бежали служащие, никто не обращал на них внимания. Дальше события развивались быстро. Наверху раздался мощный взрыв. Стены и пол задрожали, комната качнулась так, что Ирина едва не упала. Что-то с жутким шумом пролетело вниз. Плазма на стене погасла. Ирина догадалась, что взорвалась башня. Если тот странный эллипсоид и был Сиси, то ее больше нет. Эту догадку подтвердила исчезнувшая световая сетка. Не успел грохот утихнуть, как в стене раздался глухой щелчок, и комната наполнилась едким дымом. За разрушенной перегородкой обнаружился «тоннель». Намек более чем очевидный. – Они уничтожили Сиси, – пробормотал Пит. – Я так и думал. – Что теперь будет с тобой? Ты ведь должен к ней подключаться, – начала Ирина. – Подключусь к сетевой версии, как Профессор, – спокойно ответил он. – И она тут же увидит, что ты мне помогал! Ты не продержишься и дня. Ты не должен идти к ним, это же верная смерть! Может, на Большой земле тебе помогут, есть же способы… Давай я попробую, подумай-ка об этом… – Прекрати истерику, – перебил ее Пит. – Пойми, я хочу остаться здесь. Мне нужен быстрый доступ к знаниям. Я уже привык к этому. Кроме того, мои исследования не завершены. – Ты с ума сошел? – Успокойся. Никто ничего не узнает, если ты сотрешь мне последние двадцать четыре часа. Ты можешь это сделать? – Могу, но… Не ври. Ты хочешь доказать, что третья аксиома не верна, и обрушить всю сеть коллективного сознания. Да? – Возможно. Но обсуждать это времени у нас нет. Приступай. Он сделал шаг к «тоннелю», и Ирина поняла, что теперь у нее правда нет выбора. И у него тоже. Она сделала то, о чем он просил. Пит на мгновение отключился, беспомощно осев на кровать. Потом открыл глаза, посмотрел удивленно. – Ты что здесь делаешь? – спросил он. – На Дом напали. Тебе надо бежать, – со слезами сказала она, кивнув на открытый портал. Пит поднялся и молча направился к нему. – Прощай, – сказала Ирина и заплакала. Он прижал ее к себе и поцеловал. * * * Об этом прощальном поцелуе Ирина уже написала Адаму. Она была уверена – он любит ее и все поймет. Действительно, он ответил, что обожает ее по-прежнему. Правда, не склонен считать Пита хорошим человеком. Это его дело. Едва оказавшись на Большой земле, наплевав на больную ногу, она добилась встречи с Яковлевым. Теперь его ребята звонили по десять раз на дню с просьбами пояснить ту или иную выкладку или теорию. Она помогала, конечно, сколько могла. Пит этого хотел… Один вопрос не давал ей покоя. Почему он сначала забрал ее в Дом, а потом, разрешив стереть аксиому, дал уйти? Зачем вообще помогал, если с самого начала знал, что останется в Доме? Неужели так боялся, что ее, Ирину, вычислят и убьют? Получается, стоя у Сиси «в прихожей» и читая аксиомы, она подписывала себе смертный приговор: ее заметили и рано или поздно вычислили бы. Пит сделал все, чтобы она спаслась. Рисковал своей жизнью ради нее. И в конце концов разделил общую участь всех ученых Дома. Адам считает, что существование в виде кванта мысли для Пита лучший выход. Может, он и прав… Что касается всего остального – ученые и военные быстро среагировали, когда больше сотни освобожденных из плена людей подтвердили Иринину информацию о Доме и Корпорации. В Зону были отправлены специалисты и техника для зачистки территории Дома и поиска сбежавших ученых. О том, что всех их Биту закатала в артефакт, рассказывать никто не стал. Когда военные прибыли – нашли на месте Дома авиаторов и Кудринской площади небольшое озеро. Специалисты подняли со дна часть обломков, но не обнаружили в них ничего интересного. От Дома осталось лишь то, что вынесла на флешке Ирина. Благодаря сведениям Пита об ученых Корпорации такие Дома, как в Москве, обнаружили во многих столицах мира. Правительства провели операции по их захвату. Об этом писали во всех новостях, но ни о коллективном сознании, ни о черных ангелах ничего не сообщалось. То ли решили не тревожить людей, то ли ученые Корпорации успели спрятать или уничтожить самое ценное. А то и вовсе сбежать. Ирина обсуждала это с Михеем, Анютой и двойняшками. А больше было не с кем. Юлька ускакала в Зону к Ивану, теперь они вчетвером, с Биту и Адамом, обретаются в развалинах высотки на Красных Воротах. Помогают настоятелю Илье из Петровского лагеря выносить ценности из Москвы. Там работы непочатый край. Таська не приехала ни разу. Двойняшки напели, что она теперь с Артемом. Неясно, как ей удалось отделаться от любви к Адаму, но все к лучшему. Пусть у нее все будет хорошо. Впрочем, не только у Таси и Артема все складывалось удачно. Ощенилась Ника, и Лаки стал счастливым отцом пятерых черных и двух палевых пузатеньких цуциков. Собаки тоже остались на даче у Анюты. Ее собственная беременность протекала совершенно нормально. И это, конечно же, было совершенно ненормально. Однако на УЗИ врач не выявил у ребенка никаких особенностей. Сосет пальчик, сучит ножками. Обычный хороший мальчик на тридцать седьмой неделе. Ирина не стала шокировать врача реальным сроком. Еще сочтут сумасшедшей. Ни к чему это. Она отлично помнила, что произошло, когда Адам застукал их с Питом за поцелуем. Его желание «чтобы ребенок был человеком» и сияющая картина – что это значило? Она несколько раз просила все объяснить. Но Адам писал о чем угодно, только не об этом. Что ж, пусть хранит свою тайну. Загадочный мужчина – это секси. Скоро она родит и вместе с ребенком отправится к нему. И никто больше никогда не сможет разлучить ее с любимым. Эпилог …Утро выдалось серым, с тяжелыми тучами и мерзким дождем. В такой день не радует даже вид из окна. Ветер гонит по каналу темно-свинцовые волны, мелкие, дерганые, какие-то рваные, испещренные капельками дождя, – двойная тоска. А ведь это его, Владыки-Паромщика, состояние души отражается в погоде: мутно, промозгло, гадко. Ничто не радует – ни стряпня нового повара, ни поклонение подчиненных, ни даже возможность потягаться с неким Домом, что обещает баснословные выкупы за его гостей. Всего-то и нужно – разговорить того парня, Адама. Еще вчера это казалось увлекательным, а сегодня… Алекс под арестом, Старик с детишками уже на пути к Горбатому. Когда они вернутся, решится не только судьба Алекса. Паромщик знает – его собственное будущее как-то связано со всем этим. Со Стариком, детьми, Адамом. От этого тревожно. Он будто что-то забыл и никак не может вспомнить… Ожидание выматывает, а Старик где-то запропастился. Чем он занимается перед смертью? Ведь недолго ему осталось, с клещом-то… о чем думает старый хрен? Зачем ему эти противные детишки? Ну вот. Хоть что-то отвлекло от мрачных мыслей о предателях. Нападение жаб на подводную лодку, где пытали Адама. Пропал такой объект… Досадно. А что сбежал этот парень – совсем не жаль. У него явно есть в жизни такая цель, ради которой он готов на все. Когда-то и Паромщик таким был. В какой-то другой, далекой жизни. Как хочется вспомнить, не головой, а сердцем, те ощущения: восторг, мечту, легкость бытия. К черту. Старик наконец-то вернулся со своей отравляющей душу правдой. Почему казалось, что любой исход лучше неведения? Это совсем, совсем не так. Если бы только он, Владыка, мог простить. Почему бы не простить? Может быть, он так и сделает. Ведь Алекс не мог просто так, без причины… Должно быть, что-то вынудило его. Что-то весомое… Но может ли человек предать из-за брата? Неправда. Просто этот милый юноша, такой нежный, такой наивный, трогательный, казавшийся искренним… просто он не любит своего Владыку. Он врал ему раньше и соврет вновь. И тогда Владыке снова будет так же больно, как сейчас. Немыслимо больно, так больно, что даже нет слез, только страх испытать когда-нибудь вновь эту нестерпимую боль. Паромщик знает, что должен сделать. Но оттягивает этот момент. Пусть вода еще плещет о бревна на набережной. Пусть еще ухает филин. Пусть Алекс что-то бормочет во сне, пусть его длинные ресницы отбрасывают тень на мраморные щеки. Еще одну минуту. И еще. А на рассвете его не станет. Это неизбежно… …Вот он, убийца, сидит и смотрит на то, что уже нельзя исправить. На промокшие от крови простыни, на расползающиеся по ним страшные черные узоры. А он, злодей, мерзкий склизкий гад из преисподней, худшее из порождений Зоны, он, Владыка, – жив. Он жив, а враги его будут повержены. Никто не смеет мечтать, любить, смеяться, быть счастливым, пока Владыка испытывает такую адскую боль. Они все должны умереть… * * *