– Ты знаешь, – понизив голос, призналась Юля, – я довольно равнодушна к шампанскому. И теперь стараюсь не есть много на ночь и особенно – по ночам. Влад улыбнулся и в тон ей ответил: – Думаю, мы все равно найдем, чем заняться. Скучать не будем. Так ты придешь? – Еще бы! 31 декабря 2016 года, 18.05 К шести часам большая часть коллег разошлась по домам, в отделении остались в основном дежурные, но капитан Соболев покидать пустынный кабинет не торопился. Не то чтобы у него были какие-то срочные дела. Неизвестный, перерезавший горло Татьяне Гусаровой, совершив таким образом четвертое убийство в серии, не оставил следов, как и в предыдущих случаях. Даже банальных следов ботинок: те, что можно было успеть рассмотреть на поляне, он затер, а остальное уничтожил снег, начавшийся так некстати. Настолько некстати, что суеверный человек мог усмотреть в этом постороннее сверхъестественное вмешательство. Соболев же считал, что засранцу просто сказочно везет. В кабинете своем Соболев сидел потому, что дома его никто не ждал. С тех пор, как он развелся, праздники вроде Нового года окончательно потеряли для него привлекательность. И сейчас, некстати вспоминая слова Кристины, он размышлял, не был ли действительно сам виноват в том, как все сложилось. Может, стоило иначе выстраивать приоритеты? С бывшей жены мысли сами собой перекинулись на Кристину и проведенную с ней… нет, не ночь, конечно. Время – так будет правильно. Соболев гадал, где она сейчас и что делает. Собирается отмечать с братом? Или уехала в Москву на какую-нибудь крутую вечеринку? Почему-то он склонялся ко второму варианту. Кристина представлялась ему в шикарном вечернем платье из какого-нибудь тонкого шелка, ласкающего бархатную кожу… Настолько тонкого, что под платье не надеть нижнего белья… Соболев так глубоко погрузился в собственную фантазию, что испуганно вздрогнул, когда дверь кабинета неожиданно распахнулась. Словно стремительно вошедший Велесов действительно застал его за чем-то непристойным. Но молодой следователь ничего не заметил. Он сосредоточенно хмурился, смотрел на какие-то бумажки и как-то совсем по-детски покусывал нижнюю губу. – Андрей, ты отправлял запрос по обстоятельствам гибели Надежды Пироговой? Соболев настороженно уставился на следователя. С чего это он вдруг тоже заинтересовался делом о гибели сестры Татьяны Гусаровой? – Да, надо было кое-что проверить. Но там не было ничего интересного. Почему ты вдруг спросил? – Потому что со мной связался Майоров, следователь, который вел это дело, – мрачно пояснил Велесов, присаживаясь к столу Соболева. – В частном порядке. Соболев нахмурился и подался вперед, упираясь локтями в столешницу. – Есть что-то, что не вошло в официальный отчет? – Мягко говоря. По его словам, на него тогда серьезно надавили и по сути велели скрыть настоящие обстоятельства дела и поскорее закрыть его как несчастный случай. Грозили проблемами и отправили на пенсию, как только он все сделал. – Так-так, – нетерпеливо отозвался Соболев, теперь поглядывая на бумажки в руках Соболева с жадным любопытством. – Он сохранил что-то? – Все, – кивнул Велесов. – Мол, чувствовал, что рано или поздно та история снова всплывет. А за последнее время ею интересовались дважды: один раз ты, а до тебя кто-то еще в неофициальном порядке. Но в первом случае Майоров не знал, откуда ветер дует, а потому не стал разговаривать, опасаясь проблем. А узнав о твоем запросе, поискал информацию о Шелково и прочитал про наши убийства. Вот и решил связаться со мной. – Слушай, не томи уже! – возмутился Соболев. – Что он рассказал? – Та гостиница сгорела не из-за неисправной проводки. Ее подожгли, чтобы скрыть следы произошедшего там преступления. Все якобы погибшие в пожаре постояльцы к его началу были уже мертвы: у обгоревших тел легкие совершенно чисты. На самом деле большинству их них перерезали горло. Лишь Пироговой разбили голову. То ли в очень ожесточенной драке, то ли в припадке гнева. Тела погибших находились в номерах, но следственная группа выяснила, что сгорели они… в подвале. А потом уже были перенесены в номера, после чего и была подожжена гостиница. Во всяком случае, так погибли шестеро из семи. – А как узнали про подвал? – удивился Соболев. – Огонь… Он же как вода, только еще хуже: уничтожает все следы и место преступления в придачу. – Подвал в пожаре не пострадал, – пояснил Велесов, подцепляя одну из бумажек и протягивая ее Соболеву. – Там опера обнаружили вот такую картину. Соболев взял бумажку и всмотрелся в черно-белую распечатку фотографии с места преступления. Распечатка была не лучшего качества, но в груди все равно заворочалось что-то холодное и колючее. На изображении была отчетливо видна начерченная на полу пентаграмма, чем-то похожая на те, с которыми они имели дело в последнее время. Следы от огня и осыпавшийся пепел давали понять, что пять тел лежали вокруг пентаграммы, образуя пятиугольник, а еще одно – по центру. Там и сгорели. – Твою ж мать, – пробормотал Соболев. – Это все началось еще там и тогда… – Да. И кто-то достаточно влиятельный решил замять эту историю. Соболев посмотрел на Велесова исподлобья. – У тебя есть предположение, кто это мог быть? – Согласно протоколу, журнал учета гостей – да, в Озерки цифровой документооборот пока не добрался, – сгорел в пожаре, список постояльцев восстанавливали со слов спасшейся сотрудницы гостиницы. Но на самом деле она вынесла его, когда спасалась сама. Машинально, просто схватила то, что лежало под рукой. У Майорова сохранился снимок разворота со списком постояльцев. Велесов протянул Соболеву еще одну распечатку, следя за выражением его лица. – Посмотри последнее имя. Еще не сфокусировав взгляд на буквах, Соболев уже знал, какое имя там увидит. Федоров Владислав Сергеевич. Заехал около полудня. Вместе с Надеждой Пироговой. – Я проверил: гостиница сгорела в тот же день… – Когда Федоров попал в свою аварию, – мрачно закончил за следователя Соболев. – Значит, он все-таки был там… – А ты, значит, тоже проверял, причастен ли он к тем событиям? – догадался Велесов. – Он очень удивился, когда узнал, что у Татьяны Гусаровой была сестра, но откуда-то знал, как она погибла. Сослался на свои пророческие рисунки, но… – Ты не очень-то веришь в предсказания, – хмыкнул Велесов. – Но это не Федоров замял то дело, – проигнорировав последнее замечание, заявил Соболев. – Он тогда впал в кому, потом его парализовало. И он вообще ничего не помнит о том, что случилось тогда. Он даже к гипнологу обращался, пытаясь вспомнить, но ничего не вышло. – Это мог сделать его брат или отец, – предположил Велесов. – Кто-то из них мог решить замять историю, когда его имя всплыло. Или они оба. Вопрос в том, почему? Могли ли они по какой-то причине предположить, что он убил тех людей? – Да вряд ли… – не слишком уверенно пробормотал Соболев. – Скорее, просто не хотели, чтобы его имя ассоциировалось с кровавой бойней или он попал под подозрение. Это плохо для бизнеса. – Может быть, – согласился Велесов. – Но, согласись, тот факт, что Владислав Федоров присутствовал на месте первого преступления, заставляет по-новому взглянуть на его переезд в Шелково, после которого здесь началась целая серия убийств. И снова пентаграммы. И сестра Пироговой переезжает сюда же… И как я понимаю, Федоров был с ней знаком, так? А теперь она мертва, как и сама Пирогова. Все это очень похоже на повторение истории… – Да, я понимаю, как это выглядит, – согласился Соболев мрачно. – Я уже тоже думал об этом, когда увидел в его аптечке нитразепам… Нет, подожди! – осадил он встрепенувшегося следователя. – Дай договорить. Да, Федоров переехал сюда чуть ли не в день первого убийства. Да, он каждый раз оказывается втянут в происходящее. Рисует свои пророческие картинки, лезет везде. Да, у него есть нитразепам, у него было что-то вроде отношений с Гусаровой, а с ее сестрой он, как выяснилось, приехал на место массовой резни незадолго до ее начала. Его алиби на ночь убийства Рязановой весьма хлипкое, потому что сестра ночью спала, возможно, очень крепко, если он напоил ее чаем со снотворным. И, наверное, имея сообщника, не так уж сложно приезжать на места преступления без штатного водителя и убивать практически бессознательных жертв. Все так. Но есть вещи, которые совершенно не вяжутся с версией «Федоров – убийца». – И какие же? – заинтересованно уточнил Велесов. – Во-первых, если на самом деле он помнит, что произошло в день его аварии, то зачем ему гипнолог? Если не помнит, но все равно убивает, зачем давать кому-то доступ к своему подсознанию именно здесь, в Шелково? Он ведь мог проговориться во время сеанса! Во-вторых, он был одним из первых, кто пытался убедить меня в том, что убийства по мотивам легенд связаны между собой. А сам понимаешь: чем раньше дела объединяются, тем раньше начинают ловить маньяка, тем сложнее ему работать. Зачем ему были эти проблемы? Зачем он позвал меня на встречу с Гусаровой, чтобы я следил за ее реакцией на его вопросы? Он же мне сам и велел обратить на нее внимание, еще когда убийство на кладбище произошло. Ну и смерть Гусаровой: ее определенно убил кто-то зрячий. Ткачева видела его. Видела, как он схватил Гусарову, перерезал ей горло и бросил в колодец. Судя по описаниям, действовал он уверенно. Не на ощупь. Она бы заметила, будь это так, она с Федоровым каждый день общается! – А он точно слепой? – без особой надежды поинтересовался Велесов. – Выглядит здоровым… – А ты думаешь, можно три года притворяться слепым так, что ни врачи, ни родные не заметят? – парировал Соболев. Велесов задумался, помрачнев. Соболев его, в принципе, понимал: очень многое сходилось на Федорове, он был почти идеальным подозреваемым. Даже тот факт, что неизвестный в балахоне убил Гусарову и спас этим Юлю, говорил не в его пользу. А сама Юля не видела неизвестного и Федорова одновременно. Тот мог уйти, спрятать где-то балахон и вернуться на поляну уже как друг. Но зачем он позвал Соболева, если собирался разыграть такой спектакль? Эти постоянные «но» путались под ногами. Соболев отчасти радовался им: ему не хотелось верить в то, что Федоров – убийца. Но в то же время ему очень хотелось остановить маньяка, а других подозреваемых у них не было. – Притворяться, наверное, нельзя, – согласился Велесов после долгого молчания. – Но есть одно состояние, при котором человек может иногда быть слепым, а иногда – зрячим. Особенно если физически глаза у него на месте. Это же состояние может объяснить и остальные нестыковки в его поведении. Теоретически – даже фокус с рисунками. – Это что за состояние такое волшебное? – засомневался Соболев. – Ты знаком с термином «расщепление личности»? Соболев настороженно промолчал. – У Федорова это может быть следствием травмы, если в той гостинице он был всего лишь случайным свидетелем. А может быть, травма в его жизни произошла гораздо раньше, породив вторую личность – маньяка-убийцу. Вторая личность может до сих пор быть зрячей… – Ты ври, но не завирайся! – Нет, я читал об этом! Описаны случаи, когда разные личности, существующие в одном теле, страдали разными заболеваниями. То есть, например, у тела возникали симптомы диабета только тогда, когда проявлялась та личность, которая им страдала! Федоров тоже может не видеть, когда он – это он, но зрение может возвращаться, когда приходит другой. А личность-посредник пытается донести до него намерения или деяния темного альтер эго через рисунки. Об этом в той книге тоже писали: иногда альтернативные личности бывают неполноценными. Например, не умеют говорить. Вполне может существовать личность, когда умеет только рисовать. Поэтому Федоров рисует то, чего никогда не видел: это видел тот, другой. Видел или представлял себе, а потом воплощал в жизнь. Та часть подсознания, которая знает об этом, пытается донести это до той, которая от знания закрывается. – И сколько, по-твоему, в нем личностей? – теперь уже просто полюбопытствовал Соболев. – Пока вижу только три, – задумчиво протянул Велесов. – Но если уж сознание начало дробиться, то чаще всего оно порождает именно несколько альтер эго, а не два, как принято считать, когда говорят о раздвоении личности. Соболев повертел в голове безумную версию, но та со всех сторон выглядела вполне рабочей. Она разом объясняла все нестыковки. В нее вписывалось даже нападение на него в доме прабабки Гусаровой: Федоров единственный знал, что он туда едет. Возможно, узнала об этом и альтернативная личность, вот и поехала следом. – Так действительно бывает? – наконец спросил Соболев, угрюмо глядя на следователя. – Надо бы, конечно, проконсультироваться со специалистами, – вздохнул Велесов. – Но исходя из того, что знаю я… Федоров может быть нашим убийцей. И может сам об этом не подозревать.