– Но разных «славов» еще много, и обычно Славиками называют Вячеславов, потому что первая часть ни в какое толковое имя не складывается. А так еще есть Ростислав, Мстислав, Ярослав, Святослав… Нельзя же всех называть Славами! Он заявил это крайне возмущенно с какой-то детской обидой в голосе, что совершенно не вязалось с его обычным поведением, и Юля против воли улыбнулась. – И ведь он делает это специально, потому что знает, как мне не нравится это имя, – продолжил Влад тем же тоном обиженного восьмилетки. – Тебе бы понравилось, если бы тебя звали Лилей только потому, что в твоем имени есть слог «ли»? – Одна учительница в школе упрямо звала меня Олей, – пожала плечами Юля. – Я сначала поправляла, а потом забила. Влад недовольно поджал губы, давая ей возможность вернуться к поеданию супа. – А еще есть Станислав и Бронислав, – добавил Влад сердито почти две минуты спустя. Юля не выдержала и рассмеялась: таким она Влада еще не видела. Он сидел, нахохлившись, как потревоженный попугай, и тема с именем его по какой-то причине не отпускала. – Милослав. Мирослав. Данислав… – Влад! – Борислав. Родослав… – Нет таких имен! – Я тебя уверяю – есть, я когда-то гуглил… Ярослав! – Был уже! – смеясь, напомнила Юля и взмолилась: – Влад, перестань, я от смеха есть не могу. – Зато ты снова смеешься в моем присутствии, – заметил он уже своим обычным тоном. – Давно этого не было. Ее смех резко оборвался. Юля вдруг совсем иначе взглянула на всю эту поездку и поняла, что Влад затеял ее не ради подарка для сестры. Он хотел вернуть их прежние отношения. Потому что сама она никак не могла к ним вернуться. В ее голове словно что-то щелкнуло. Ну что она делает? Зачем ведет себя как обиженный ребенок? В конце концов, Влад ведь не виноват в том, что не влюбился в нее так, как она в него. Случается, ничего страшного или смертельного. С ним самим судьба обошлась куда круче, превратив в инвалида в тридцать лет, когда жизнь и карьера только начинались. Но ничего, он не страдает и не плачет, просто идет дальше. А к ней он всегда был добр, щедр и внимателен. Влад – хороший друг, потерять такого будет настоящей трагедией. – Извини, в последнее время я вела себя… по-идиотски, – тихо признала Юля. – Я исправлюсь. Это далось ей нелегко, но теперь она могла сказать, что справилась: она больше не избегает его, снова остается после уборок на чашку кофе и «поболтать». Даже пару раз интересовалась, не нарисовал ли он чего-то нового и не пора ли им заняться расследованием еще какой жути, связанной с легендами их небольшого города, но пока этого не произошло. Юля мысленно вернулась к кошмару, от которого проснулась сегодня. В прошлый раз все тоже началось с тревожного сна. Если и в этот раз окажется, что он стал предвестником нового «приключения», впору будет решить, что она заразилась от Влада экстрасенсорикой. Мама так и не дождалась от нее более внятного ответа, чем безразличное пожатие плечами, но и задавать новых вопросов не стала. Взглянув на часы, она вдруг осознала, что уже опаздывает, и принялась подгонять Семку. Юле торопиться было некуда, поэтому она спокойно доела завтрак, пролистывая ленты соцсетей и ставя лайки забавным постам. Проводив маму и брата, она вернулась в свою комнату и включила музыку: одну из тех зажигательных композиций, под которые они танцевали на тренировках. Несколько минут Юля импровизировала, используя свои самые любимые движения. Это стало еще одним новым утренним ритуалом, ради которого она и вставала пораньше: движения разгоняли кровь по венам, заряжали бодростью и позитивом, каких Юля никогда не испытывала в начале дня раньше. Но сегодня даже во время «танцевальной зарядки» она никак не могла отделаться от тревожных мыслей. Образы из сна воскресали в памяти и крутились перед глазами, пока Юля неожиданно не поймала себя на осознании: во сне она искала не фигуру в темном балахоне, а что-то другое. Но вот что именно, так и не смогла вспомнить. Глава 2 26 декабря 2016 года, 11.05 Капитан Соболев не любил серийников. Не то чтобы он любил каких-то других убийц, но серийники, кроме прочего, вызывали у него еще и страх, в котором трудно было себе признаться, поэтому он предпочитал считать это чувство отвращением. В преступлениях с мотивом найти убийцу в разы проще: он, как правило, находится в ближнем окружении жертвы. Даже в случаях с заказными убийствами, с которыми в Шелково сталкивались не так уж часто, концы можно отыскать. Не всегда реально доказать, но это уже другое дело. А вот серийные убийцы редко связаны или хотя бы знакомы со своими жертвами. Часто те выбираются случайным или почти случайным образом, убийства происходят в разных местах, и, прежде чем удается вычислить закономерности и определить почерк убийцы, успевает погибнуть много ни в чем не повинных людей. И это не говоря о том, что у некоторых серийных убийц даже толкового почерка нет: они просто убивают, когда становится невмоготу, порой переезжая с места на место, меняя способы и типаж жертв. Таких даже вычленить сложно, а поймать и вовсе можно только случайно. Вот и в истории с серийником, существование которого в Шелково им недавно пришлось признать, пока мало что было понятно, хотя он убил по меньшей мере уже троих. Они, конечно, надеялись, что список жертв ограничивается теми, о ком им известно, но последний труп по ряду причин едва не пропустили, а значит, могут быть еще. Два тела из трех убийца оставил в таких заброшенных местах, что только счастливая случайность позволила обнаружить их достаточно быстро. Заварив себе свежий кофе и щедро насыпав в кружку сахар, Соболев подошел к доске, на которой они собрали информацию по всем известным случаям, пессимистично оставив достаточно места для еще такого же количества жертв. Хотелось надеяться, что остановить маньяка удастся раньше, чем потребуется доска побольше. Но пока ситуация выглядела не очень радужно. Об убийце более или менее уверенно они предполагали всего две вещи: он, скорее всего, местный и по той или иной причине неравнодушен к мистическим городским легендам, коих в Шелково оказалось неожиданно много. Первой жертвой в начале сентября стала Ирина Рязанова, студентка двадцати лет, работавшая в службе эскорт-услуг. В ночь на третье число она приехала с кем-то в полуразрушенную усадьбу рядом с Шелково – Грибово. С кем и на чем ехала, доподлинно установить так и не удалось. Известно было только то, что отправилась она туда с закрытой презентации, организованной холдингом «Вектор». Единственный свидетель утверждал, что она садилась в такси с другой женщиной. Но до сих пор они не нашли ни то такси, ни женщину. Поэтому не могли точно знать, поехали ли они сразу в Грибово или Ирина встретилась потом с кем-то еще, с кем туда и отправилась. Утром тело девушки нашли в одном из помещений дворца в круге пентаграммы. Она захлебнулась водой из местной реки, что стало своеобразной иллюстрацией местной легенды о призраке Хозяйки: деревенской девки, любовницы хозяина, утопленной за ведьмовство. Вторую жертву обнаружили в октябре на местном кладбище: Соколов Иван Андреевич лежал задушенный на могиле своего полного тезки. Пентаграммы в тот раз не было, по крайней мере, они ее не разглядели, поэтому и не связали случаи, но тело лежало в той же позе: раскинув руки и ноги «звездочкой». Парень был местным, работал менеджером, ни в каком сомнительном бизнесе не замешан. Незадолго до гибели поссорился с подружкой. Та решила, что он ей изменяет, и ночью на кладбище вызвала Ночного Смотрителя – призрака, способного наказать любого. Так утверждает еще одна местная легенда: Смотритель забирает названного недруга и душит на могиле тезки. В каждом из двух случаев за первым убийством последовало похожее второе, поэтому Соболев убеждал себя, что найденные убийцы совершили оба. Хотя нестыковки, конечно, были. И преступники, признаваясь, отрицали свою причастность к первому случаю. Но кто же им верил? Соболев вот не верил. Пока они не нашли третий труп – Ярослава Бойко – в подвале главного корпуса заброшенного детского лагеря. Тело лежало в уже знакомой пентаграмме, а рядом сидела кукла. По легенде куклы в этом лагере по ночам оживали, похищали и потрошили отдыхавших там ребят, потому что сами мечтали стать настоящими детьми. Вспомнив тот подвал, Соболев непроизвольно поежился. Прошел месяц с тех пор, как он остался в нем один на пару минут. Точнее наедине с проклятой куклой, которую не успели упаковать как вещдок. Целый месяц он пытался убедить себя в том, что зловещий смех в пустом помещении ему почудился, а движение головы куклы и нахальное подмигивание нарисовала потревоженная фантазия, но получалось плохо. Соболев не был впечатлительной барышней и никогда не замечал за собой склонности к подобным выкрутасам подсознания. Он всегда воспринимал реальность такой, какой она была, ему никогда ничего не мерещилось. Даже по пьянке: он всегда знал меру и до чертей не допивался. А в тот вечер был на службе и соответственно трезв как стеклышко. Так что же тогда произошло? Ну не могла же кукла взаправду смеяться, крутить головой и подмигивать? Не могла! Соболев сфокусировал взгляд на фотографии с места обнаружения третьего трупа, на сидевшей рядом с телом кукле. Фотографии не лгут: вот она сидит и смотрит на парня со вспоротым брюхом, а чуть позже она смотрела прямо на него, на Соболева! Он сделал глоток стремительно остывающего кофе – отопление в отделении всегда оставляло желать лучшего – и вновь заставил себя не думать о кукле, как делал весь месяц. Следовало сосредоточиться на убийствах. Итак, три месяца, три легенды, три трупа. Логично было ожидать четвертого в декабре, но вот уже месяц близился к завершению, а пока ничего похожего они не нашли. У убийцы кончились сюжеты? Или он испугался? Или в этот раз он спрятал тело так, что его не найдут никогда? Они, конечно, пытались собирать местные легенды, им даже подсказали группы в соцсетях, где их публиковали, но историй там было много, проверять все – долго и сложно. Да и не всегда возможно. Чего только стоит та история про лифт, уезжающий в преисподнюю: ни в одной версии легенды не упоминалось, в каком именно здании он находится. И таких абстрактных страшилок хватало. Так что идти от легенд казалось бесперспективным. Идти от личности убийцы было еще сложнее: они с уверенностью не могли сказать даже, какого он пола. В первом случае убить мог кто угодно, во втором эксперт уверенно говорил о больших мужских руках, задушивших жертву, а в третьем гипотетическая свидетельница утверждала, что некая «она» позволила посмотреть ей на убийство Бойко. Правда, полагаться на ее слова Соболев не мог: девчонка явно сбрендила в ту ночь, когда на ее глазах убили парня. Ничего конкретного так и не сказала, а потом и вовсе впала в буйное состояние, ее пришлось успокоить и усыпить лекарствами, а после пробуждения она пошла в отказ и принялась утверждать, что ничего такого не было. То ли у нее действительно память отшибло, то ли она пыталась косить под невменяемость: пока даже врачи не были уверены. В любом случае девица так и не сказала, кем была та загадочная «она». И Соболев иногда задавался вопросом, не могла ли девчонка иметь в виду куклу? Бред, конечно, но в голову то и дело лезло. Он сделал еще один глоток кофе, переводя взгляд на другую фотографию – ту, что висела центральнее, не примыкая ни к одному из трех случаев. Но от нее тянулись стрелочки ко всем. Потомственная ясновидящая, адепт Школы Двенадцати Сфер – или просто ведьма – Аглая, в миру Татьяна Гусарова, мелькала в этой истории с самого начала и возникала каждый раз, когда происходило новое убийство. Ирине Рязановой она нагадала предложение, которое приведет ее к богатству, а потом и некоего «пикового короля», который будет с ней до конца жизни. В результате девушка стала эскортницей и, познакомившись на той злосчастной вечеринке с кандидатом в пиковые короли, отправилась в Грибово пытать на предмет светлого будущего портрет Хозяйки. Почему ее вдруг перестало устраивать гадание Аглаи – неизвестно. Подруге Ивана Соколова она нагадала измену жениха, а потом еще и надоумила натравить на него Смотрителя, когда бестолковая легковерная девица решила отомстить за поруганные мечты. Позже, по ее собственному признанию, Аглая напоила самого Ивана нитразепамом, испугавшись его праведного гнева. В ту же ночь Иван погиб, совершенно не сопротивляясь убийце: спал под действием снотворного. Совпадение? Или уснувший где-то парень просто стал легкой добычей? Соболев сомневался и в том, и в другом. Не верил он в такие совпадения и случайности. Их маньяк определенно относится к организованным убийцам, поэтому и жертву он, скорее всего, выбирает заранее. И, вполне вероятно, как-то «ведет» ее к неизбежному финалу. Тогда кто в данном случае Аглая: убийца или просто сообщник? С одной стороны, маньяки редко работают в паре, с другой – на шее Соколова остались следы крупных мужских рук. «Видимо, это был тот, другой парень… Настоящий Смотритель», – вспомнились Соболеву еще одни показания. Возможно ли такое? Он криво усмехнулся. Ну да, ведьма подгоняет разным сверхъестественным монстрам – Хозяйке, Смотрителю, Кукле – своих жертв, убивая их руками… Обалденная версия, в суде ей будут очень рады. Смущало и то, что никакой прямой связи Аглаи с заброшенным лагерем и последней жертвой не наблюдалось. Если только, конечно, таинственная «она» – это не… она. Соболев прикрыл глаза и потер лоб, но это не особо помогло стимулировать мыслительный процесс. В третьем деле Аглая появилась, но только в качестве спутницы Владислава Федорова, который и сам по себе был довольно интересным персонажем. Он тоже возникал в каждом расследовании, утверждал, что его направляют мистические пророческие картинки, которые кто-то якобы рисует его рукой. В общем, тоже полный псих, слишком много знающий о местах преступлений и самих убийствах. Он был отчасти связан с первой погибшей девушкой: холдинг «Вектор» принадлежит его семье, но с другими жертвами пересечений не обнаружено. Влад активно старался помочь полиции в расследованиях, но порой вел себя очень подозрительно. От обвинения его защищали только слабенькое алиби на первое убийство и слепота, определенно затруднявшая подготовку столь сложных преступлений. Имелся в деле и третий странный фигурант: Юля Ткачева, подруга первой жертвы и соседка Влада. По совместительству не то его подружка, не то действительно просто помощница. Нет, Соболев не думал, что убийцей может оказаться она, но что-то с ней было не так. Она, конечно, не называла себя ведьмой и не рисовала пророчеств, но Соболев до сих пор не мог понять, как хлипкая девчонка может разорвать веревки, которыми связаны ее запястья. А Юля это сделала, да еще и веревки каким-то образом подпалила в нескольких местах. Пожалуй, в личном хит-параде странностей Соболева эти веревки занимали почетное второе место сразу за двигающейся и посмеивающейся куклой. Неожиданно скрипнувшая дверь кабинета отвлекла его и от размышлений, и от бесполезного созерцания доски. – О, привет, – бодро поздоровался Михаил Велесов – следователь, ведущий дело маньяка и с чего-то вдруг решивший навестить. – Так и думал, что ты тут один. – Здоро́во, – отозвался Соболев сонно, протягивая для приветствия руку. Ему бодрости не придал даже только что выпитый кофе. Зато Велесов едва ли не подпрыгивал на месте от возбуждения, что сразу давало понять: пацан что-то придумал. Вообще-то он был не настолько младше, чтобы считать его пацаном, но выглядел моложе своего реального возраста лет на десять, из-за чего не совсем правильно воспринимался коллегами. Соболев напомнил себе, что пора бы избавиться от дурной привычки считать следователя неразумным ребенком: в отличие от них всех он еще со второго убийства твердил о возможной связи и начинающейся серии. Но никто не воспринимал его слова всерьез. Велесов бросил взгляд на доску и поинтересовался, рассеянно пожимая протянутую руку: – Тоже думаешь об этом деле? – Угу, – мрачно отозвался Соболев, допивая кофе. – Надумал чего? – Пока нет. Разве что… То ли наш маньяк в этом месяце филонит, то ли трупы лучше прятать стал. – Вот! И я как раз об этом хотел поговорить! – радостно заявил Велесов.