Преувеличенно резкими движениями Либор собрал папки с меню и улыбнулся паре средних лет за соседним столиком — голландцы, наверное, — наполнил их бокалы вином, но, прежде чем отправиться дальше, обернулся ко мне: — Здесь, кстати, кое-кто был, спрашивал о вас. Сразу после того, как вы уехали. — Кто же? — Вы хотите знать, кто он на самом деле или кем назвался? Либор криво улыбнулся мне и продолжил дальше лавировать между столиками, несколькими минутами позже я увидела, как он прошел к стойке регистрации. Он бросил визитную карточку передо мной тем же движением, с каким смахивал крошки со стола. Кусок мяса застрял у меня в глотке. Я оттолкнула от себя тарелку. — Здесь вроде бы указано бюро переводов. Антон Адамек. Что ему от меня было надо? Что-то с Даниелем? Или что-то еще? Но тогда почему он ничего не сказал мне, когда я звонила ему из поезда? — Он сказал, в чем дело? — Он спросил, куда вы направились и вернетесь ли. Это выглядело так, словно кто-то проникся к вам симпатией. В том, как он это сказал, было что-то ехидно-едкое. Покраснела ли я? Не знаю, но то, что мне стало жарко, это точно. Впрочем, в зале ресторана и без того было душно и влажно от дыхания и пота. Что-то изменилось в тоне хозяина гостиницы. Не покривил ли он душой, когда сказал, что в его заведении больше нет свободных мест? Я поблагодарила его и отвернулась к окну. Выпила вино и попыталась сосредоточиться на том, что мне теперь делать. Следует ли мне с кем-нибудь связаться? Посольство, адвокаты? Впрочем, время для подобных вещей уже позднее. Где проходит та грань, когда нужно действовать вразрез с желаниями другого человека? Снаружи в темноте было мало что видно, только оконные отражения сидящих за столиками людей, тени и фигуры, сквозь которые проглядывало мое собственное отражение. Ощущение, что я должна что-то понять, разглядеть некую связь, которую мне никак не удается увидеть. Я заметила снаружи чей-то силуэт на углу улицы, едва различимый на фоне темной стены дома. На мгновение мне показалось, что это Антон Адамек, стоит и смотрит на меня. Я наклонилась, спрятавшись за занавеской. Или это просто какой-то подросток? Когда я выглянула снова, его уже не было. Я вдруг поняла, что смертельно устала. Почти бессонные ночи, когда я засыпала на короткое время с тем, чтобы проснуться в тревоге, бесплодные раздумья. Страх сделал меня очень восприимчивой. Мне даже показалось, что я снова видела того мужчину из бара в отеле «У озера», его заурядную физиономию, там, на вокзале, когда делала пересадку в Дрездене. Все, хватит! Надо взять себя в руки и мыслить трезво. Вспомнилось, как садовник говорил о возможности увидеть то, чего не существует, о людях, которые восставали из мертвых и блуждали по округе. Как тот мальчишка в больших башмаках и с белой повязкой на рукаве, что несется вверх по улице и вбегает в переулок, где находится книжный магазин, чтобы оттолкнуть деревянную крышку, забраться в люк и спрятаться в нем навсегда. Я положила на столик оплаченный счет. * * * Время близилось к девяти часам вечера, с минуты на минуту начнут соревноваться между собой колокола, отбивая время. Я не знала, чей звон кому принадлежит: ратуше, протестантской церкви или католической для судетских немцев. Часть богатых возвращенцев из Западной Германии оплатила восстановление своих забытых святынь после падения железного занавеса, от кого же я это слышала? Кажется, от Курта Леманна. Их бог будет оберегать покой оставшихся здесь мертвых. Какое-то время я не знала, куда мне направиться. Обратно в усадьбу, мириться с тамошним одиночеством? Я шла к машине, когда вспомнила о выпитом мною бокале вина. Выяснять, какое максимальное количество промилле разрешено в этой стране, у меня не было ни малейшего желания. Вместо этого я свернула в улочку напротив, следуя по следам перепуганного двенадцатилетнего мальчишки, который завернул за угол и мчался по переулкам. За витриной книжного магазина было темно, но из окон квартиры наверху лился теплый свет. Я набрала номер телефона Марты и заметила внутри за занавесками движение. Кажется, у нее были гости. Я извинилась за то, что позвонила так поздно. Марта ответила, что пустяки, беспокоиться совершенно не о чем, но ее голос звучал преувеличенно бойко, словно ей и в самом деле помешали. — Если вы завтра будете в книжном магазине, — начала я, — то не могли бы вы посмотреть там одно имя, где-нибудь в книгах или документах внизу, конец тридцатых — первая половина сороковых годов… Мальчик из судетских немцев, его звали Людвик Блау. — Разумеется, могла бы, — ответила она. — Я обязательно заплачу вам за потраченное время. — Это тот самый мальчик, которого вы искали? — В 1945 году ему было двенадцать лет. Его мать могли звать Миленой. Странно, но я вдруг подумала, что судьба Людвика мне гораздо понятнее и ближе, чем судьба Анны Джонс или то, что случилось с Даниелем. Я не могла себе толком объяснить почему, все так угрожающе запуталось, но мальчика я видела очень отчетливо, его лицо, постоянно — по ночам, когда не могла заснуть, во сне и вот теперь, когда я стояла на этой улочке. Марта предложила мне зайти в магазин на следующий день с утра, в это время она там будет. — Как вы? — спросила она напоследок. — Нормально, — ответила я, — просто слишком много всего. — Понимаю, — отозвалась она. Тишина, спазм в животе. Да что она понимает? — У нас тут болтают, — она замялась, — ну, вы знаете, как это обычно бывает… — О чем же болтают на этот раз? — Мне очень жаль, но просочилось, что ваш супруг арестован за убийство Анны Джонс. — Задержан, — поправила я. — Это разные вещи. — Простите, я, наверное, только хуже сделала, что сказала вам об этом. — Люди в самом деле верят в то, что он убийца? — Люди верят в то, во что хотят верить. — Марта двигалась по квартире, и ее силуэт мелькал в щели между гардинами. Я быстро переместилась из-под уличного фонаря в тень. Человек, стоящий под чьими-то окнами, может вызывать разные мысли, по большей части не очень хорошие. — Я подумала, что будет лучше, если вы узнаете, — добавила она. — Спасибо, — сказала я, — теперь я знаю. — Люди ведь рады испытать облегчение, что преступник схвачен и что это кто-то со стороны, а не один из нас. Они не любят бояться. Как только все прояснится, они станут говорить о чем-нибудь другом, и тогда им будет стыдно за то, что они ошибались. — Так вы думаете, что они ошибаются? — Увидимся завтра, хорошо? * * * Помедлив, я все же села в машину и вставила ключ в замок зажигания. В конце концов, всего один бокал вина, да и то с тех пор прошел почти час. Не будь такой шведкой, подумала я и завела мотор. Собравшись с духом, чтобы все-таки, несмотря ни на что, оказаться в собственных владениях. Снаружи кто-то наклонился к окну машины и постучал в стекло. Я вздрогнула. Темные волосы. Стоило мне опустить стекло, как машину наполнил мужской аромат вперемешку с запахом табака. — Я так и думал, что это вы, — сказал Антон Адамек. — Вы сегодня приехали? — Вечером. — Хорошо провели время? Крепкая рука легла на край опущенного стекла. — Замечательно, — отозвалась я. — Очень познавательно. Слышала, вы спрашивали про меня. Я собиралась вам завтра позвонить. — Но сейчас мы здесь, — сказал он и сделал жест в сторону пассажирского сиденья, — если вы, конечно, не собираетесь поехать домой и лечь спать. — Нет, все в порядке. Свет в салоне погас, едва он сел в машину, но я оставила все как есть и специально включать не стала. Еще не хватало светиться, особенно учитывая гуляющие по округе слухи. Наверное, мне просто захотелось посидеть в темноте. На короткое время почувствовать себя чуть менее одинокой. Защищенной. — Вы виделись с Даниелем? — спросила я. — Вам известно, как он себя чувствует? — Честно говоря, не очень хорошо. — Хотите сказать, что они всерьез полагают, что он мог это сделать? — Я не вправе распространяться об этом. — Простите. Я знаю. Впрочем, это и так ясно, но я не знаю, что мне делать. Когда я звоню в участок, мои звонки сбрасываются. Завтра я отправлюсь туда и выясню все лично. Его глаза блеснули во тьме рядом со мной. — Вы можете рассчитывать на мою помощь, — сказал он. — Спасибо.