— Та ночь… — начала я. Пожалуй, будет лучше рассказать как есть, тогда он поймет всю серьезность ситуации. По ходу рассказа мне несколько раз приходилось прерываться и спрашивать, на связи ли он еще, настолько тихо становилось в трубке. Я не стала рассказывать о задержании Даниеля, ведь все уже закончилось, сказала только о том, что полиция хочет проверить мои показания. Чистая формальность. — Представляю, каково тебе сейчас, — посочувствовал он, — но я не испытываю желания оказаться втянутым в это дело. — Это просто бумажка. — Я не уверен, что она у меня осталась. Еще как осталась, подумала я, ты постоянно сохраняешь все чеки, вычитаешь свои издержки на налоги или оставляешь их организатору турне, сколько раз ты писал мое имя на квитанциях, с ошибками или очень неразборчиво, потому что проверяющий требует, чтобы в чеке было проставлено имя. — Я буду тебе очень благодарна, если ты поищешь, — сказала я. — Само собой, поищу. Пришлю тебе, как только найду. — Спасибо. Снова тишина, пока мы подыскивали подходящие слова для прощания. — Созвонимся, — сказал Поль. — Созвонимся, — сказала я. * * * Мне захотелось подвигаться, и я спустилась вниз. На стойке регистрации никого не оказалось, зато в обеденном зале был накрыт чай с печеньем, я взяла себе еще пригоршню карамелек. В баре за кружкой пива сидел один-единственный посетитель. И хотя я не смотрела в его сторону, мне показалось, что он наблюдал за мной, когда я снова пошла наверх. Время было еще не совсем позднее, и я решила позвонить Даниелю. — Прости, — сказал он, прежде чем я успела вымолвить хоть слово. — Тебе не нужно просить прощения. — Я наговорил ужасных вещей. Я сглотнула и поглубже забралась под одеяло, в гору из гостиничных подушек, во что-то мягкое. — Отчасти это было правдой. Я действительно хочу, чтобы все всегда было хорошо, и зачастую не желаю видеть вещи такими, какие они есть на самом деле. — Мне показалось, что я слышу на заднем плане шум воды, должно быть, он стоял на берегу реки. — Это не так уж и плохо. Желать, чтобы все было хорошо, — заметил Даниель. Пока длилась пауза, я успела во всем раскаяться, в том, что уехала, что предала его и разговаривала с Полем, несмотря на то что с ним уже покончено, да, покончено. Раскаялась во всем, что я сделала или, наоборот, не сумела сделать. — Как ты себя чувствуешь? — спросила я. — Я снова был в полицейском участке, — сообщил Даниель. — Это еще зачем? Я вылезла из постели, снова ощущая потребность в движении. Четыре шага до одной стены комнаты и пять шагов до другой — это напомнило мне тюремную камеру. — Ничего страшного, они только хотели, чтобы я взглянул на снимки. Молодые люди, все как один темноволосые. Должно быть, они всех цыган собрали с округи с тем, чтобы я указал на одного из них. — И что ты сделал? — Я ведь никого не видел в то утро. Я им много раз это повторял, и все же они настояли, чтобы я взглянул. У меня сложилось впечатление, что они очень хотят, чтобы я на кого-нибудь указал, не важно, виновен человек или нет, главное — чтобы они могли считать дело раскрытым. — А я встречалась с отцом Анны Джонс, — призналась я. — Я тебе все расскажу, когда вернусь домой. — А когда ты вернешься? * * * После звонка сон еще долго не шел ко мне. Тогда я устроилась с ноутбуком и принялась записывать для памяти, чтобы ничего не забыть. Во всех моих записях его имя было изменено. Он не будет в это втянут. Поль. Я решила назвать его Полем. * * * В окне верхнего этажа виднелся силуэт. Желтый свет ночника в его комнате. Ахо Геллер не спал. Я вышла, только чтобы немного прогуляться, подышать свежим воздухом и подумать. Звонить так поздно я не собиралась, но внезапно над входом зажегся яркий свет. Кто-то вышел наружу. Молодой парень, должно быть, временно исполняющий обязанности медбрата, катил по гравию велосипед. Я поздоровалась и ухватилась за створку ворот прежде, чем они захлопнулись. — Вам сюда? — Совсем ненадолго, — заверила его я, — у меня здесь родственник, который… Но он уже вскочил на велосипед и покатил прочь. Слабый свет фонаря делал дорожку едва различимой, под густыми кронами деревьев царила тьма. У дверей зловещий свет зажегся снова, датчик движения уловил мое присутствие. Я постучала, чтобы не производить звонком слишком много шума, и в ожидании, пока мне откроют, постаралась придумать причину, почему я здесь. — Простите, что так поздно. — Кто вы? Ночная сиделка была маленькой и хрупкой, вероятно, лет тридцати, хотя по виду ей нельзя было дать больше двадцати двух. Я назвала свое имя, сказав, что я друг семьи. Что накануне я была здесь и теперь, прежде чем покинуть Гросрешен, хотела бы узнать, как старик чувствует себя после известия о смерти дочери. По-моему, неплохо придумано. — Входите. Оказалось, что сиделка уже наслышана о том, что случилось, и принесла мне свои соболезнования. На ее приколотом к груди бейдже стояло имя Шарлотта, но девушка представилась мне как Лотта. — Вчера я не заметила никаких перемен в его состоянии, и сегодня вечером тоже. Он был взбудоражен и взволнован, но я не сказала бы, чтобы его тревога отличалась от обычной. — Голос девушки оказался куда более глубоким, чем могло показаться по ее телосложению, этакий густой и мелодичный альт. — Только что я совершала обход, и они все спали. — Мне кажется, я видела его в окне. — Да, когда я вхожу к нему в комнату, то часто его там застаю. Бывает, даже посреди ночи. Порой он стоит в одних трусах или вообще голым. — Заведующая сказала, что по ночам у него более ясное сознание. — Не уверена, что это подходящее определение. Я бы назвала его более активным. Мы все еще топтались в вестибюле, и сиделка искоса разглядывала меня. Она выглядела слегка обеспокоенной, должно быть, уже жалела, что впустила меня. — Думаете, это плохая идея — попробовать снова с ним поговорить? — спросила я. — Пусть не о его дочери, но знаете, оказывается, я купила усадьбу с виноградником, где он вырос. Я могла бы рассказать ему о том, что там сейчас растет, игры, детские воспоминания… — Виноградник? — Девушка повторила это слово не с тем мечтательным изумлением, к которому я успела привыкнуть, а скорее задумчиво и слегка встревоженно. — Вот черт! Вы имеете в виду настоящий виноградник? — Со своей собственной маркой вина, — подтвердила я. — Мы нашли в подвале бутылки, датированные 1937 годом. Я так думаю, он только-только родился, когда они заложили это вино. Лотта попросила меня проследовать за ней в кабинет. — Я здесь не одна, — сообщила она, словно ей внезапно пришла в голову мысль о том, что я могу оказаться сумасшедшей. — Мой коллега тоже на дежурстве, здесь разрешают спать, пока что-нибудь не понадобится. Днем он учится. Я бужу его, только когда что-то случается. Внутри было прохладно, одно окно было распахнуто в сад. Вдалеке между деревьями поблескивало озеро, в котором отражался месяц. Тихий шелест ветра в кронах дубов. Непогода пришла и ушла. Сильно пахло жасмином.