Но краснокожий вместо приглашения огляделся, словно ища кого-то, потом спросил: — Не вижу здесь краснокожего, который сидел с тобой рядом. Куда он пошел? — Вышел, наверное, в другое помещение. — Я не заметил, как он выходил. Если ты Шеттерхэнд, то он наверняка Виннету, вождь апачей? — Да, это он. А где твоя лошадь? — Я не езжу верхом. — Как? Апсарока в стольких днях пути на юг от своего племени и без лошади? Ты загнал ее в дороге? — Нет. Я не брал ее с собой. — И не брал оружия, кроме этого ножа? — Мой брат прав. — На то должны быть очень веские причины! — Я поклялся, что пойду с одним ножом. — Почему? — Потому что команчи тоже были безоружны, только с ножами, и шли пешком. — Команчи? Где они были? — У горы, недалеко от наших старых пастбищ в Дакоте. — Команчи так далеко на севере?! Странно… Голос Олд Шеттерхэнда выражал сомнение. Индеец взглянул на него почти с иронией и произнес: — Шеттерхэнд не знает, что каждый индейский воин один раз в жизни должен отправиться в Дакоту за священной глиной[15] для трубки мира? — Не каждый должен это делать, и не каждый делает. — Но команчи пошли туда. Они натолкнулись на нас, меня и моего брата. Его они закололи ножами, а мне удалось бежать. После этого я дал клятву и теперь без коня, с одним ножом иду по их следу. Юварува не успокоится, пока не отомстит! — Ты напоминаешь мне о священных обычаях и, стало быть, должен знать, что на пути к этим каменоломням никто не имеет право совершать убийства! — Но команчи напали на нас! — Хм! Что это за странный обет?! Без лошади и с одним ножом! Как же ты охотился, чем добывал еду? — Разве я должен об этом рассказывать? — надменно спросил индеец, уверенный, что окончательно сбил с толку Олд Шеттерхэнда. — Нет, — спокойно ответил тот, — но не могу понять, как можно в такую даль отправляться без коня… — Я дал клятву и сдержу ее! — оборвал индеец. — Ну нет! Даже если ты и давал ее, то уже нарушил! — Докажи! — Сегодня ты сидел в седле. — Уфф! — Во время дождя. — Уфф! — повторно вырвалось из груди индейца, уличенного в обмане. Теперь в его голосе звучало больше страха, чем упрямства. Он вскочил, застыв в воинственной позе перед охотником. А тот, резко наклонившись, как ни в чем не бывало быстро пробежал обеими руками по леггинам индейца. — Твои штаны снаружи мокрые, а внутренняя сторона их совершенно сухая. Сухими во время ливня они могли остаться, только если человек ехал верхом! Опровергнуть такой бесспорный довод индеец был не готов, однако его хитрость быстро позволила ему оправдаться: — Даже ребенок знает, что внутренняя часть штанов и намокает меньше, и сохнет быстрее. Олд Шеттерхэнду надо еще многому поучиться! Это уже граничило с наглостью, но охотник, казалось, пропустил слова краснокожего мимо ушей. В разговоре с индейцем он пользовался английским, который дикарь знал довольно сносно. Теперь же Олд Шеттерхэнд задал вопрос на языке апсарока, но не получил ответа. Спросил снова — опять молчание. В итоге он опустил тяжелую ладонь на плечо индейца и спросил по-английски: — Почему не отвечаешь? Или ты не знаешь наречий родного племени? — Я поклялся не говорить ни с кем на родном языке, пока смерть брата не будет отомщена! — повысил голос мнимый апсарока. — Не перестаю я удивляться твоей клятве, такой странной и удивительной! А еще более удивительна твоя глупость, с которой ты вообразил, что обвел меня вокруг пальца. Твой акцент как раз и выдает тебя! Я прекрасно знаю, как разговаривают по-английски воины разных племен. Ты не из племени апсарока, ты — команч! Найди в себе мужество признаться в этом! — Ты хочешь сказать, что я обманщик? Таков у белых обычай — оскорблять краснокожих гостей? Я ухожу! Сказав это, индеец хотел направиться к дверям. — Стой! — приказал Олд Шеттерхэнд, снова схватив его за плечо. В то же мгновение в руке индейца сверкнул нож. — Кто остановит меня? — злобно усмехнулся он. — Любому, кто встанет у меня на пути, я воткну клинок в сердце! Олд Шеттерхэнд еще сильнее сжал плечо краснокожему левой рукой, а резким ударом правой выбил оружие. — Не торопись! Погоди, пока вернется Виннету, тогда и решим, уйдешь ты идти или нет. Сядь на место! При попытке бежать получишь пулю! Охотник оттолкнул краснокожего от себя. Тот оступился и загремел на дощатый пол, но тут же вскочил, готовый, как пантера, ринуться на противника, однако в последний момент передумал и медленно опустился на корточки у огня. Белый охотник тем временем занял свое место и вернулся к трапезе, предварительно положив рядом на стол револьвер — единственный на Западе метод убеждения. Прерванный ужин продолжили, но разговор не клеился. Через некоторое время вернулся разведчик-метис и спокойно сел на свое место. Увидев индейца в прежней позе, он, конечно, и вообразить не мог того, что происходило здесь всего несколько минут назад. Но кладовщик с мастером, сидевшие рядом, не преминули поведать ему об этом. В этот момент через центральный вход в барак вошел Виннету. При его появлении метис ощутил, как бешено колотится у него сердце. Могло оказаться, что апач что-то пронюхал. Но Виннету спокойно сел рядом с Шеттерхэндом, который сразу поведал ему о разговоре с индейцем, после чего спросил у апача: — А что скажет мой брат? — Виннету нечего сказать — это была ошибка. — А знак, который разведчик подал индейцу? — Возможно, это просто случайность. — Значит, я тоже ошибся, в чем я, честно говоря, сомневаюсь. Этот индеец не апсарока, он команч! — Сделал он что-нибудь против тебя или кого другого? — Пока что нет. — Тогда мы не вправе считать его врагом, по крайней мере сегодня. Пусть мой брат Шеттерхэнд отпустит его. — Что ж, будь по-твоему, но сделаю я это неохотно. Обратившись к краснокожему, охотник объявил ему, что тот свободен. Индеец неторопливо поднялся и остался стоять на месте в ожидании своего ножа. Получив оружие, краснокожий засунул его за пояс со словами: — Этот нож еще послужит мне — отныне я даю новую клятву! Олд Шеттерхэнд скоро о ней узнает! Сказав это — а его слова были явной угрозой, — разгневанный воин быстро удалился из барака. Еще несколько минут назад в глазах метиса сквозило явное беспокойство и напряжение, теперь же его лицо приняло откровенно издевательское выражение. Виннету шепнул Олд Шеттерхэнду: — Пусть мой брат посмотрит на метиса! — Я смотрю на него. — Он смеется над нами. — К сожалению, мы сами дали ему повод. Его жест наверняка был условным знаком. Но моему брату не удалось проследить за ним на улице. Кто знает, где он был и что за дьявольскую штуку они затевают. Надо не спускать с него глаз! Это очень опасный тип! Олд Шеттерхэнд не ошибся, назвав метиса «опасным типом», ибо там, на улице, в самом деле произошли поистине дьявольские события, о которых Виннету из-за кромешной тьмы не смог ничего узнать. Когда разведчик покинул барак, он сразу отпрянул в сторону от полосы света, падающего из дверного проема. Затем по прямой метис быстро удалился от шопа и, пройдя по дороге примерно три сотни шагов, свернул в сторону. Тут же он услышал, как его тихо окликнули по имени. Но это было не то имя, каким привыкли называть его здесь, на станции Пихтовый Лагерь. Таинственный голос звал: — Ик Сенанда, иди сюда! Мы здесь!