– Вторая тоже связана с экономикой. Но и тут уже все решено. Вам ведь теперь как необоснованно замороженному причитается компенсация… за моральный и материальный ущерб. – Какая? И Бобби Сергеевич оглашает сумму, настолько непомерную, что я поначалу ушам своим не верю – переспрашиваю. Но нет, никакой ошибки, все расслышано правильно. Видимо, пока я спал условно вечным сном, инфляция в отличие от меня не дремала. – А сколько это будет… по тогдашнему курсу? Сумма приуменьшается, но все равно остается откровенно грандиозной. – Знаете что… – решительно говорю я. – Отметьте там у себя: никаких претензий к наследникам своим не имею! Рыбка задом не плывет… Бобби Сергеевич потрясен. – Господи… – еле выговаривает он, чуть отшатнувшись и глядя на меня едва ли не с благоговением. – Да что ж вы за человек такой!.. * * * Зеркальная дверь отворяется, и входит следователь. – А-а, явились?.. – недобро произносит он, бросая на стол древнюю картонную папку с траурно-черным оттиском: «Дело №…» (надо полагать, совсем уже кого-то допотопного разморозили). Следователь относительно молод, но крайне утомлен и рассержен. Плюхается в свое полукресло за столом и с неприязнью смотрит на Бобби Сергеевича. – Как же ты меня достал… – цедит он. – Как же вы все меня достали! Правозащитники хреновы!.. Бобби Сергеевич отвечает ему умильной улыбкой. – Ну вот… – укоризненно говорит он. – А я тебя обрадовать хотел… – Обрадовать?! – взвивается тот. – Мало мне нынешних бандюганов, а тут еще ты со своими мерзляками!.. – Да погоди ты, – пытается урезонить его мой друг Бобби. – Досказать дай… Не дает: – Вы чего добиваетесь? Чтобы Холодильник совсем опустел? Опустеет! – Так на вас же работаем. Есть теперь куда класть. – Ну, вот кого ты привел? – не слушая, бушует следователь. – Кого ты мне привел? Смотрел я его дело! Ну подставили, ну… И где я подставщика этого буду теперь искать? Либо помер давно, либо тоже лежит… зябнет… – Хозяин кабинетика берет себя в руки, малость успокаивается. – Ладно… – бурчит он. – Садись пиши заяву… Последняя фраза, судя по всему, адресована мне. – Не буду, – говорю я. Бобби Сергеевич сияет. Следователь недоверчиво смотрит на него, на меня, опять на него. – Не понял… – Чего ты не понял? Не будет он… – Почему? – Не хочет. Оживили – и счастлив. Всем все простил… Следователь, однако, еще не верит нежданной удаче. – Погоди… – бормочет он. – Но дело-то еще не закрыто… – Какое дело? О подставе, что ли? Если нет заявления от потерпевшего, то и дела нет! Несколько мгновений следователь сидит неподвижно. Затем встает, подходит к зеркальной двери и указательным пальцем чертит на ней косой крест. Упирается ладонью, проверяет, закрылась ли. Закрылась. Надо же, до чего у них техника дошла! Оборачивается. Это уже совсем другой человек: приветливый, радушный. – Ребята… – растроганно говорит он. – Ну просто нет слов… Давайте отметим… Лезет в стол, выставляет початую бутылку бренди. Тут же спохватывается: – Или ему нельзя еще? – Да можно, наверное… – без особой убежденности в голосе отвечает за меня Бобби Сергеевич. – Если немножко… * * * Минут через десять мы уже лучшие друзья, и следователя можно называть просто Костиком. – Нет, правильно ты все решил, правильно… – заверяет он меня. – Ну, сам подумай: сорок один год! Концов не сыщешь… – Да и с наследством тоже, – добавляет Бобби. – Там наследство-то, между нами, с гулькин нос… А крови бы себе попортил – ой-ей!.. – Да разве ж в этом дело?.. – Я уже оттаял окончательно и могу принять участие в беседе. – И в этом тоже… – Костик разливает по третьей. Рюмочки у него крохотные, так что ничего страшного со мной, думаю, не стрясется. Главное – язык не распускать. – Я вот другому удивляюсь, – признается он. – Что ж у вас там сорок лет назад за менты такие были? – Сейчас, что ли, лучше? – вспыхивает Бобби. – На себя глянь! Что ни пересмотр – то скандал… Вот потому-то, – назидательно добавляет он, – мы вас, следаков, и достаем. А иначе где сядешь, там и слезешь… Похоже, подобные перепалки у них случаются постоянно. Под рюмку бренди. – Ну, ты тоже сравнил! – вскидывается в свою очередь Костик. – Да ни за что бы сейчас такое не прокатило!.. Дело читал? Читал! Ежу ведь понятно, что все улики были подброшены… Я лишь усмехаюсь, слушая их. Подброшены… Разумеется, подброшены! Я их для того и подбрасывал, чтобы подумали, будто кто-то меня подставляет. Сам себя, короче, обвел… А насчет ментов Бобби, конечно, прав. Охота им была мозги напрягать! Улики есть? Есть. Значит, виновен. Хорошо еще, при исполнении приговора догадался всей правды напоследок не брякнуть. При свидетелях. Так что незачем бога гневить. Все хорошо, что хорошо кончается. И денежку дадут, и нычка с музейным антиквариатом в лесу прикопана… Нет, нычку теперь, пожалуй, извлекать не стоит. При такой компенсации… Лучше лишний раз не подставляться. Пусть лежит. На черный день. Андрей Щербак-Жуков Молодой бог, или Чудовище после завтрака Автор благодарит за помощь Ольгу Камарго Саша – Ты только посмотри, какой парень! Какая симпатичная физиономия! – завлаб Самсоныч произнес это с такой гордостью, словно демонстрировал своего сына или внука. Ну, в крайнем случае породистого пса. – Не, ну, конечно, кто-нибудь мог бы сказать, что это страшная морда… Или, при лучшем раскладе, рожа… Но мы-то с вами понимаем эту красоту. Да ведь? У заведующего лабораторией Биологических аномалий, которую в Научно-исследовательском институте прикладной биологии называли «Дом Потеряшек», Вадима Самсоновича Колобродского была такая странноватая манера – постоянно переходить с обращения на «ты» к обращению на «вы». Он вообще был человеком странноватым, однако в НИИ его все любили. И так и называли – завлаб Самсоныч. Многие из других отделов даже не знали его фамилии. А некоторые даже имени. – Вот. Глядите. Поймали, арестовали, как говорится, велели паспорт показать… Ну а у него, естественным образом, паспорта нету. У него все такое противоестественное… Ну а на монету мы согласиться не могли. Теперь вот исследуем. – Ему не тесно? – невпопад спросил Саша, поправляя очки. – Отнюдь! Ему тут очень даже удобно. Я бы сказал, вольготно, – заверил завлаб Самсоныч. – Есть заблуждение, которое тянется еще от зоозащитников прошлого, мол, зверю лучше на свободе. Отнюдь! В неволе все животные живут гораздо дольше, чем в природе. И биоаномалии тут не исключение.