— Мари меня спросила то же самое, — ответил Денис. — И теперь я уже хочу знать смысл этого слова. Шень вздохнула. — Вот же… сука, — негромко процедила она. — С этим я спорить не буду, — хмыкнул парень. — Ты ее определенно знаешь лучше. Шень чуть усмехнулась. — Тут быстро не расскажешь, — произнесла она. — Потому что я сама не до конца понимаю. Денис жестом предложил идти дальше по «девственной» природе Комаки. Кстати, по корабельному времени Коусоку был уже вечер. А здесь, на планете, начинался день. Желтая звезда еще только карабкалась в зенит, от атмосферной платформы, висящей над городом, постоянно отлетали точки флаеров и спускались вниз. — Помнишь, я рассказывала про клан Тагаё? — заговорила Шень, подхватив парня под руку. — Нам, при обучении, рассказывают историю, пример, как большой клан может буквально раствориться, из-за переоценки себя и недооценки противника. Но однажды я услышала это слово, «Рёджин», от одной из синоби. Как раз в рамках этой истории и в контексте, что с ними поэтому ни в коем случае нельзя связываться. — И ты решила копать, — усмехнулся Денис. — Не-не, — усмехнулась китаянка. — Я сразу поняла, что тут могут очень жестко пресечь. Я так, в память забросила, на всякий. Но недавно я снова его услышала. Она покосилась на парня. — Я… не рассказывала, потому что… — с некоторой тревогой произнесла Шень. — Шень, — вздохнул Денис. — Я что, прям настолько молодо выгляжу? Китаянка одновременно скривилась и улыбнулась. — Дай пострадать, — с иронией произнесла она. — Нечасто можно просто помаяться совестью. — А, ну если тебе нужно, то конечно, — хмыкнул Денис. — Мне как обидеться? Сурово молчать или с гордо поднятой головой уехать на кампус? Сразу говорю, могу выделить максимум один день на обиды. — Завтра, вообще-то, бал, — ехидно напомнила Шень. — Так что максимум вечер. Причем вот именно сегодня. — Так на балу же еще можно будет поизображать оскобленную невинность, — деловито заметил Денис. — А потом ка-ак помириться! Некоторым, говорят, даже нравится такое. И они оба заулыбались. А потом также одновременно стали серьезными. — Давай покороче, к дьяволу преамбулу, — сухо произнес Денис. — Вот, теперь и я наблюдаю эту странную раздвоенность, — заметила Шень с легкой иронией и пояснила. — Как у Райви. Денис на мгновений задумался, а потом кивнул, обозначив уголком рта улыбку. — Значит, что я знаю, — уже тоже сухо, деловито, продолжила женщина. — Рёджины — это что-то типа модификантов, только без последствий для мозга. Их очень сложно убить. И да, один из них, Омиками Кан, на самом деле в одиночку уничтожил клан Дорагон. Причем, Тагаё несколько раз вроде бы уничтожали его, однажды вместе с кораблем. Но Омиками Кан как-то остался жив и не успокоился, пока не уничтожил всех причастных. — Ага, — спокойно подвел итог Денис. — Ну, нас можно называть и модификантами. После его фразы Шень замолчала. Кусаби не торопил ее. Кстати, в планах Дениса было сообщить о своей особенности, но позже. А сообщать нужно было, чтобы Шень однажды, думая, что спасает его, сама не подставилась. — Только Элли? — наконец, спросила Шень. Ну, никто и не сомневался, что она догадается. Шень же, даже без учета ее опыта и способностей, столько времени рядом провела. — Эллира, — поправил Денис. — Мы нашли ее на «Аншидае». Шень еще несколько мгновений соображала, складывая кусочки мозаики. — Вашу ж мать, Рагун! — с чувством, наконец, произнесла она. — Как вы, мля, умудряетесь накопать столько… хрени! Так… подожди. Дэрриэр… А Элли что, из остроухих? Денис в ответ хмыкнул. — Однако, — протянула китаянка. — Хм… А вот про то, что она… А ну да, такая могла и с Райви посостязаться. — Обозначу, — ровно произнес Денис. — О себе я узнал недавно. — В смысле? — Шень натурально уставилась на парня. — То есть… — Я тот самый Денис Кусаби с Земли, — ответил парень. — То, что я есть на самом деле, мне стало известно уже после того, как ты улетела с Роанапра. Шень опять задумалась. — Кто-то еще о вас знает? — спросила она. — Ну, от Кисары, как ты понимаешь, такое было не скрыть, — ответил Денис. — Ну и, полагаю, раз знает Мари, то знает и хренова туча синоби. В общем, слишком многие знают. Что радости не добавляет. — Хиого не знают точно, — заметила Шень. — Да и вообще мало кто, на самом деле. Для синоби это что-то вроде сакрального знания. Которым с кем попало не делятся. Парк был не сильно большой и они уже дошли почти до конца. Шень, да и Денис тоже, даже не думали о том, надо ли спрашивать о доверии и прочем. Такие разговоры между чужими не ведутся. А если ведутся, то кто-то потом внезапно умирает. — И какая цель? — спросила, наконец, китаянка. Денис ответил не сразу. Они тем временем, дошли до выхода. — Давай, все-таки, поговорим дома, — произнес парень, после паузы. — Ну, понятно, — вздохнула Шень. — Ты просто хочешь затащить меня в постель! — Я? — удивился Денис. — Ты ни с кем меня не перепутала? — Я говорю, — со значением произнесла женщина. — Ты хочешь затащить меня в постель! Озабоченный… рёджин. — А-а, ну, тогда да, — кивнул Денис и, подняв руку со коммом, отозвал дрон. — Давай, вызывай флаер, женщина! Хватит гулять! — Да, господин, — Шень потупила взор и даже голову склонила, артистка. — Сию секунду. * * * Полдень. Академический квартал. Дом Хиого Кана Хиого Кан — это уважаемый, заслуженный член клана, декан философского факультета, Первой Технической. То есть учебного заведения, которое работает с иностранцами. Собственно, СКС и была для этого создана, чтобы работать с гайдзинами. А вот в молодости Хиого Кан был известным возмутителем спокойствия. И его женитьба на гайдзинке было одним из таких деяний. Именно Агессия открыла дверь Юмико. Высокая, беловолосая женщина, из тибритской провинции Аркадия. Провинция эта известна именно этим, то есть своими коренными жителями, которые были, в отличие от остальных тибритцев, беловолосыми. (А Денис бы тут крепко задумался, узнав, что родная планета Хиого Агессии называется Атлантида). — Здравствуй, Юмико! — радушно поприветствовала гостью Агессия. Девушка склонила голову, выказывая уважение. Женщина мягко улыбнулась. Еще одной особенностью атланток был цвет кожи. Точнее, тот факт, что атланты вообще не загорали, сохраняя бледность. Ну, и они были красивые. Юмико даже несколько завидовала Агессии. Шинчи же поголовно не могли похвастаться размерами груди или округлостью ягодичных мышц. А те, которые могли, вот например, сама Юмико (хоть и во втором поколении), являлись метисами. — Проходи сразу в кабинет, — напутствовала Агессия, пока Юмико снимала обувь. — Кан тебя ждет. А вот это Юмико, наоборот, очень нравилось. То, что Агессия не закрутила традиционную возню с чаем, беседой. И, видимо, Хиого Кану тоже это нравилось. Настолько, что столь импозантный мужчина до сих пор был женат лишь единожды… … Молодой мужчина, по пояс голый, сидит на полу в каком-то мрачном помещении. И там явно холодно, изо рта мужчины вырывается пар. Мужчина был воином, что было совершенно очевидно по развитию тела. Широкие плечи… И несколько оплывшее тело, то есть этот человек в последнее время мало тренируется. Унарё Саидзин (а это был именно он), смотрел в пол прямо перед собой. А на полу, на подушке, лежал короткий, чуть изогнутый клинок. Лезвие вакидзаси было обернуто белой тканью, которая скрывала половину лезвия от рукояти. Кстати, лежал клинок характерно, острием к Саидзину. То есть тот, кто в этот момент имел личные претензии к мужчине, мог взять этот клинок и убить Унарё. Конечно, это лишь традиция. Впрочем, сеппуку тоже «лишь» традиция, однако именно это собирался сделать Унарё Саидзин. Киеньшин, если не мог доказать свою правоту, если его честь было уязвлена, а восстановить ее другим способом было нельзя… А также, если воин совершил серьезный проступок, то «открытие души» позволяло сохранить лицо. А воин, который выступал ассистентом, то есть кайсяку, не давал увидеть на этом самом лице муки агонии, отрубая голову делавшего сеппуку. И в этом видеофайле кайсяку тоже появился. Именно в тот момент, когда Унарё Саидзин, с каменным лицом, наклонился и взял свой вакидзази (разумеется, за лезвие, всё также острием к себе) из полумрака за главой клана Унарё выступил мужчина. Высокий, широкоплечий. В белом маскировочном балахоне, расстегнутом на груди. И в маске, которая закрывала все лицо. В руках этого человека тоже был клинок. Вакидзаси. В ножнах. Как и положено по традиции, кайсяку, пока Саидзин готовился, снял (именно снял) ножны с меча. В тусклом свете обнаженный клинок кайсяку блеснул синевой. А Унарё все сидел, смотря на меч. Все произошло быстро, резко. Унарё Саидзин вдруг сделал зверское лицо (свирепость и презрение к смерти — это признаки правоты, а также показатель силы духа, очищенного от скверны проступка). А потом, яростно выкрикнув, быстрым уверенным движением вонзил вакидзаси себе в живот. Лицо бывшего главы клана окаменело. Смотря прямо в камеру, Унарё Саидзин, рванул клинок вверх «открывая душу». В этот момент блеснуло лезвие клинка кайсяку и голова Унарё Саидзина отделилась от тела. Показателем воинского умения кайсяку (а, значит, и его уважения к усопшему), было то, что голова Унарё Саидзина мгновение постояв, свалилась вперед. Кайсяку склонил голову и на этом видео закончилось. — Хм, не скажу, что мне было приятно, — произнесла Юмико, после паузы. — А… зачем я это увидела? Хиого Кан с хитрым прищуром смотрел на девушку. — Я хочу услышать от тебя логические цепочки, — произнес мужчина. Его кабинет дома разительно отличался от такового в академии. Там кабинет был еще одним инструментом. А здесь было заметно, что Кан-сама делал это место под себя. Никаких традиционных безделушек, типа мечей на подставке или фонариков. Исключительно функциональное помещение, заточенное для нужд человека, который аскетичен. Во-первых, кабинет небольшого размера, во-вторых, меблировка строгая, почти офисного стиля.