— Передавай Барбаре привет, — говорю и отворачиваюсь, давая ей понять, что разговор окончен. Однако Элси не понимает намеков. — Как мама? — спрашивает она с нажимом. — Сейчас не очень. — Часто ее навещаешь? Я смотрю, по выходным ты все дома… Ничего-то от нее не ускользает. Кроме того, что ее лучшая подруга прикована цепью и заперта на чердаке. — Раз в месяц езжу на поезде, — говорю я. — Билеты дорогие. — Семья бесценна. — Конечно. Но одна поездка стоит как мой недельный заработок. К тому же мама меня не помнит и не узнает. — Может, и узнавала бы, если б видела почаще. Или жила рядом. — Я же говорила, Элси, что она сама попросила отвезти ее к сестре. Хотела вернуться в Девон, в место, где выросла. Там из окон открываются чудесные виды на побережье. И соседей нет — не то что здесь. Элси достает из полиэтиленового пакета ломтики хлеба и крошит их птицам на лужайке. — До сих пор не понимаю, как она так быстро сдала. Ни разу не замечала у нее признаков слабоумия. — Мозг — штука сложная. И хрупкая. — Ну-ну… На мгновение наши неприязненные взгляды пересекаются. Она всегда относилась ко мне с недоверием, даже когда я была подростком. Сама не знаю почему. Элси машет мне и медленно ковыляет к двери. Ну ничего, она у меня дождется: полью ей порог, как только ударят морозы, и посмотрим, поможет ли ей брелок, когда она будет валяться на земле с переломом шейки бедра и переохлаждением. Наконец я вновь остаюсь в одиночестве и осматриваю сад. Он довольно обширен, не то что в современных домах, — в тридцатых годах земля стоила дешевле, и строили с размахом. Бордюры я закрыла мембраной с защитой от сорняков и отсыпала щепой, чтобы было меньше хлопот, так что летом достаточно стричь газон и подстригать кусты раз в две недели. Дорожка, выложенная бетонными плитами, ведет от черного хода вглубь сада и исчезает за дикими яблонями. Там папин сарай. Крыша теперь протекает, и дверь заклинивает. Внутри хранятся инструменты, покрытые паутиной, и с прошлой весны висит остов осиного гнезда. Забор в конце участка окружен рядом хвойных деревьев, которые настолько разрослись, что за ними ничего не видно. Они надежно закрывают эту часть сада от любопытных взглядов соседей. С бокалом вина я иду туда и опускаюсь на траву рядом с единственной клумбой, разбитой в нашем саду. Меня часто сюда тянет; просиживаю здесь часами, пытаясь вспомнить прошлое и предугадать будущее. Я понимаю, почему Мэгги выбрала именно это место. Оно скрыто от посторонних глаз. И отлично подходит для могилы. Глава 19 Мэгги «Откуда я тебя знаю?» — крутится в голове, пока я рассматриваю сквозь жалюзи мужчину, стоящего перед нашим домом. Вынужденная изоляция не могла не сказаться на моих когнитивных способностях: память то и дело подводит. И хотя я обычно хорошо запоминаю лица, этого человека, пусть и смутно знакомого, опознать не получается. Издалека трудно понять его возраст, но одет он современно. Стоит по-хозяйски, уперев руки в бока, и осматривает мой дом, как агент по недвижимости. А вдруг Нина действительно выставила участок на продажу? Хотя, конечно, нет. Тут же отметаю эту нелепую мысль. Хотела бы я посмотреть на лицо агента, когда, изучая «объект», он обнаружит, что к нему прилагается призрак на чердаке. Щипаю себя за руку, чтобы убедиться в своей телесности. Кожу саднит от боли. Хороший знак. Похоже, мужчина хочет подойти ближе, но не решается ступить на тропинку, ведущую к входной двери. Весьма подозрительно… Такое поведение наталкивает меня на мысль: а что будет, если в дом залезет грабитель? Решит ли он, что на чердаке спрятаны ценности, когда натолкнется на запертую дверь? Рискнет ли взломать ее? И, главное, согласится ли освободить меня, когда обнаружит? Впрочем, все это глупые домыслы. Мужчина разворачивается, садится в маленькую белую машину и уезжает. Я узнаю приметный черный люк на крыше и вспоминаю, что видела этот автомобиль несколько дней назад. Что-то происходит, чувствую я. Меня будоражат мысли о возможном ограблении. Когда отворачиваюсь от окна, чтобы взять контейнер с нарезанным яблоком, мне снова попадается на глаза шкатулка памяти. Сегодня она меня не пугает, я чувствую себя достаточно сильной, чтобы встретить запертое в ней прошлое лицом к лицу. Открываю крышку и вещь за вещью начинаю выкладывать содержимое на одеяло. Среди школьных табелей и рисунков попадается фотография, на которой мы с Алистером выходим после регистрации брака. Интересно, где Нина ее нашла… Я-то думала, что выбросила весь этот мусор на помойку. Старый снимок тянет за собой из прошлого неожиданное светлое воспоминание о том дне. Гостей было мало, зато все желанные. И мы, такие молодые, радостные и счастливые… Я не позволяю себе погружаться в грезы о тех временах, ибо за ними последовали иные, навсегда перечеркнувшие все, что было между нами хорошего. Следом я достаю из шкатулки поздравительную открытку, которую Алистер сделал для своей «единственной девочки», — не могу вспоминать без содрогания, что он так ее называл. Тут же лежит бутылочка, которую Нина наполнила разноцветным песком, когда отдыхала у своей тетушки Дженнифер в Девоне. Школьные фотографии за все годы обучения, книжка по литературе и пачка сочинений. Маленький деревянный человечек в синем костюме — помимо него, у Нины было еще две фигурки, и когда-то эта семейка жила в кукольном домике. Засушенная красная гвоздика со свадьбы Дженнифер — Нина была там подружкой невесты. Пенал с героями подросткового сериала. До меня вдруг доходит, что все эти предметы связаны с событиями, которые произошли до того, как ей исполнилось тринадцать. Что же, воспоминания можно хранить, но вот дальше… Или цель их в другом — напомнить мне, что у нее отняли в последнюю ночь, когда она видела своего отца? Ночь, когда я не смогла отвести от нее беду? Возможно ли, что по прошествии стольких лет она начинает вспоминать, что произошло? Есть ли в этой шкатулке отголоски событий той ночи? А вдруг Нина собирает истину по крупицам и просит меня помочь ей преодолеть последнюю черту? Или все это лишь мои домыслы? И она ни о чем не догадывается? Да. Скорее всего, почти наверняка эта шкатулка — просто очередная попытка взвалить на меня вину. — Нет, Нина, ничего не выйдет, — говорю я вслух. — Никто не сможет заставить меня корить себя больше, чем я это делаю на протяжении всех последних лет. Складываю вещи обратно, кроме свадебной фотографии и флаера. Не хочу, чтобы лица этих двух подлецов, отнявших у меня все, напоминали мне о прошлом. Разрываю их пополам, а затем на мелкие кусочки, пока они не становятся горсткой конфетти на полу. Глава 20 Мэгги Двадцать четыре года назад Я ничего не знаю о современной музыке и о том, что сейчас слушает молодежь. Но Нина проводит время с парнем, который играет в местной группе, а значит, придется во все это окунуться. Хотя информации мало, одну зацепку после долгих, мучительных раздумий я все-таки нахожу. Наскоро, без обычного тщания убираюсь в больнице, чтобы закончить пораньше, и сажусь на автобус до города. Мне нужен музыкальный магазин, о котором как-то упоминала Нина. Найти его оказалось несложно. Внутри — около дюжины подростков в школьной форме, которые копаются в дисках или примеряют футболки с названиями незнакомых мне групп. Из динамиков несется зубодробительная какофония. И как только сотрудники работают в таком адском шуме?! Я пытаюсь вспомнить тот момент, когда перестала следить за новинками в музыке. Мне всего сорок четыре года, а среди местной публики я чувствую себя старомодной теткой. Я еще могу отличить «Оазис» от «Блёр», когда они выступают по телевизору, и знаю тех, от кого спасу не было в восьмидесятые, вроде Мадонны, Джорджа Майкла и Принса, но представленные здесь исполнители мне абсолютно незнакомы. Принимаюсь методично просматривать диски на стойке, пока на одной из обложек не замечаю того самого парня, который был с Ниной в пабе. Как и сказал консьерж, он играет в группе «Зе Хантерс». Я оглядываюсь по сторонам. Все стены в магазине увешаны рекламой новых пластинок и постерами. Я нахожу раздел, посвященный местным исполнителям, и среди пестрых плакатов наконец замечаю то, что мне нужно: график выступлений «Зе Хантерс» на этот месяц. Одна дата сразу привлекает мое внимание — сегодня вечером у них запланирован концерт в клубе, находящемся всего в десяти минутах ходьбы отсюда. Сейчас ровно пять — наверняка уже настраивают инструменты. Мне не хочется идти туда, но выбора нет: надо вытаскивать Нину из лап этого мерзавца. Мой расчет оказывается верным — когда я подхожу к клубу «Роудмендер», главный вход заперт, однако пожарная дверь за углом распахнута и подперта красным огнетушителем. Два неопрятных парня таскают из припаркованного рядом фургона усилители и гитарные кофры. Внутрь заходить я не тороплюсь — во-первых, лучше беседовать на нейтральной территории, а во-вторых, я пока еще не решила, что скажу. Проходит пять, десять, пятнадцать минут, и тот, кто мне нужен, сам появляется из-за двери. Идет к небольшой стоянке и закуривает. Я делаю глубокий вдох и направляюсь к нему. — Джон Хантер! Парень оборачивается. У него красные глаза и темные круги под веками. Кожа бледная, словно он живет в подземелье. Щеки впалые и фигура весьма субтильная, но при всем этом он поразительно хорош — видимо, из-за смазливого лица. Хантер затягивается сигаретой — я чувствую, что там не только табак — и молча поднимает брови, как бы спрашивая: «Ты кто?» — Можете уделить мне минутку? — Зачем? — По поводу моей дочери. — Конкретней. — Вы с ней встречаетесь. Судя по его недоумению, он не понимает, о ком я говорю. Значит, у него с Ниной несерьезно, или она не одна такая. Учитывая его род занятий, скорее второе. — Нина Симмондс, — уточняю я. Тут спесь с него слетает, и он начинает оправдываться: — Не знаю, что она тебе сказала… — Пожалуйста, не оскорбляйте меня ложью, — отвечаю я, наслаждаясь ощущением превосходства. — Я все знаю. Я собственными глазами видела, как вы миловались в пабе. — Миловались, — повторяет он с издевкой. — Не парься, это несерьезно! — Надеюсь, что нет. С пятнадцатилетней школьницей… А она в курсе? — В курсе чего? Что ей пятнадцать? Надеюсь. Мне она сказала, что уже совершеннолетняя. Так что ко мне какие вопросы? Чем больше я погружаюсь в эту историю, тем сильней раздражаюсь. — Прекрати паясничать! Знает ли она, что у тебя полно таких «подружек»? — Эй, полегче. К чему ты клонишь? — Поклянись больше с ней не встречаться. Хантер опять смеется, у него изо рта вырывается сигаретный дым.