* * * В третий раз за два года Курт остался без жилья. Он снова начал думать о флоте. Тревор Бриггс записался на службу и убедил Курта воспользоваться системой парного обучения на флоте, где они могли бы вместе разместиться в учебном лагере. Безработица в Грейс-Харбор еще больше возросла, и перспектив для восемнадцатилетнего недоучки было не так уж и много. Курт отправился на призывной пункт ВМС на Стейт-стрит и провел там три часа, сдавая ASVAB[66]. Он успешно сдал тест, и флот был готов принять его. Позже Курт утверждал, что он получил самый высокий когда-либо зарегистрированный балл за тест, но в это трудно было поверить, поскольку тест включал в себя математику. В последнюю минуту, как и прежде, когда пришло время идти в армию, Курт отказался. Большую часть ночей Курт спал на заднем сиденье потрепанного седана «Вольво» матери Грега Хокансона, в шутку прозванной «вульва». А в то время уже наступил октябрь, погода испортилась, и ночи в машине стали невыносимыми. Вскоре Курт нашел нового благодетеля в семье Шиллингеров, который после интенсивного воздействия со стороны Курта согласился взять его к себе. Ламонт Шиллингер был преподавателем английского языка в Уэзерваксе и, как и Дэйв Рид, был родом из религиозной семьи. Несмотря на то что он покинул мормонскую церковь уже много лет назад, Ламонт все еще пытался быть, как он утверждал, «независимым порядочным человеком». Было и другое сходство с жизнью у Ридов: Шиллингеры обедали вместе, проводили время всей семьей, а также поощрялась игра на музыкальных инструментах. Курта приняли как родного и включили в круг обязанностей по дому, которые он выполнял без нареканий, будучи благодарным за то, что его сделали частью семьи. В доме Шиллингеров было довольно тесно – у них было шестеро собственных детей, – поэтому Курт спал на диване в гостиной, а днем прятал за ним свой спальный мешок. С Шиллингерами он провел День благодарения и Рождество 1985 года. Ламонт купил весьма необходимые Курту новые джинсы Levi’s. Позже, на Рождество, Курт навестил Венди. Она только что родила его единокровную сестру Брианну. Новорожденная сделала дом О’Конноров более счастливым местом, хотя о возвращении Курта по-прежнему не было и речи. В декабре 1985 года Курт начал репетировать некоторые песни, которые написал, вместе с Дэйлом Кровером на басу и Грегом Хокансоном на барабанах. Он назвал эту группу Fecal Matter[67], и она стала его первой настоящей группой. Он убедил Кровера поехать вместе с ним к тете Мари, чтобы записать несколько песен. «Он приехал, – вспоминала Мари, – с огромным блокнотом, полным стихов. Я показала ему, как настроить некоторые вещи, как записывать с катушки на катушку, и он сразу же приступил к делу». Сначала Курт записал свой голос, а потом они с Кровером записали партии гитары, баса и барабанов поверх вокала. Мари была обеспокоена текстом песни Suicide Samurai («Покончивший с собой самурай»), но списала его на типичное поведение подростка. Мальчики также записали Bambi Slaughter («Убийство Бемби», история о том, как мальчик заложил обручальные кольца своих родителей), Buffy’s Pregnant («Баффи беременна», Баффи из телешоу «Дела семейные»), Downer («Несись со всех ног»), Laminated Efef ct («Эффект расслоения»), Spank Thru («Зубовный скрежет») и Sound of Dentage («Транквилизатор»). Когда Курт вернулся в Абердин, он использовал магнитофон Шиллингеров, чтобы сделать копии этих записей. То, что он держал в руках свою кассету, было для него осязаемым доказательством наличия таланта. Это было первым физическим проявлением чувства собственного достоинства, которое он обрел благодаря музыке. Тем не менее Fecal Matter распалась, так и не сыграв ни одного концерта. Несмотря на внешние обстоятельства, внутренняя творческая жизнь Курта росла не по дням, а по часам. Он продолжал снимать фильмы с помощью камеры Super-8. В одном коротком немом фильме этого периода Курт идет по заброшенному зданию, в футболке радиостанции KISW «Лучший рок Сиэтла» и в своих панорамных солнечных очках он пытался выглядеть как Жан-Поль Бельмондо в фильме «На последнем дыхании». В другом фильме Курт надевает маску Мистера Ти[68] и делает вид, что нюхает огромное количество чего-то похожего на наркотики, спецэффект, который он создал при помощи муки и пылесоса. Все без исключения фильмы были изобретательны и, как и все, что создавал Курт, волнующи. Той весной он попытался открыть свое дело, украшая скейтборды различными граффити. Курт дошел до того, что расклеил листовки по всему городу, но только один подросток обратился к нему, заказав рисунок взрывающейся головы. Курт с удовольствием нарисовал его – это было его специальностью, – но клиент так и не заплатил, и бизнес провалился. 18 мая 1986 года Курт снова попал под опеку и надзор полицейского управления Абердина. В 12:30 утра полиция приехала в заброшенное здание по адресу Уэст-Маркет, 618, и офицер Джон Грин обнаружил Курта, карабкающегося по крыше, по-видимому, пьяного. Грин вспомнил, что Курт был «славным парнем, хоть и немного напуганным». Курта обвинили в незаконном проникновении на чужую территорию и в том, что он был несовершеннолетним и употреблял алкоголь. Когда полицейские обнаружили, что у него был неоплаченный штраф за злостное хулиганство (Курт не заплатил штраф за граффити) и то, что ранее он уже был арестован из-за употребления алкоголя в Сиэтле, Курт не смог выйти под залог, и его посадили в тюрьму. Камера, в которой он сидел, была прямо как в старом гангстерском фильме: железные прутья, бетонный пол и никакой вентиляции. В своем заявлении Курт перечислил «больную спину» согласно «медицинскому заключению» и описал себя как «19 лет, 135 фунтов[69], пять футов девять дюймов[70], каштановые волосы и голубые глаза». Он преувеличил, описывая свой рост и вес. Курт воспользовался своим правом на единственный телефонный звонок, чтобы позвонить Ламонту Шиллингеру и попросить его внести залог. Ламонт решил, что его воспитание Курта Кобейна зашло слишком далеко и ему придется выбираться из этой передряги самому. На следующий день Ламонт все-таки пришел, и, хотя это противоречило религии Ламонта, он принес Курту пачку сигарет. Не имея возможности внести залог, Курт пробыл там восемь дней. Гитара Курта делала жизнь более терпимой, и он репетировал часами. Его друзья и семья начали замечать, что он становится все более искусным в этой игре. Несколько лет спустя Курт использовал этот опыт для создания фольклора, который подчеркивал его остроумие и адаптивность. Он утверждал, что во время своего тюремного заключения рисовал порнографию для других заключенных, чтобы те мастурбировали. По рассказам Курта, его порнографические рисунки пользовались таким спросом, что он начал брать сигареты в качестве платы за них и вскоре собрал все сигареты в тюрьме. В этот момент он стал, согласно его рассказу, «человеком», который «управлял тюрьмой». Курт осмеливался рассказать эту вымышленную историю лишь тем, кто его не знал. Его друзья из Абердина помнят, что Курт был настолько напуган образами из тюремных фильмов, которые он видел за все свои годы, что даже словом не обмолвился с другими заключенными за время своего пребывания там. Жизнь у Шиллингеров для Курта вот-вот должна была закончиться. Он прожил там год и в девятнадцать лет – что значительно выходит за пределы возраста эмансипации – не был ни их кровным родственником, ни официальным приемным ребенком. Он также начал ссориться с Эриком Шиллингером, который считал, что Курт злоупотребил его гостеприимством. Однажды семья Шиллингеров отправилась на каникулы без Курта и по возвращении обнаружила, что он заставил двух их собак испражниться на кровать Эрика. Но даже это неуважение не стало последней каплей. Терпению пришел конец, когда однажды ночью в августе 1986 года Эрик и Курт подрались из-за мини-пиццы Totino’s. Судя по рассказам, это была самая серьезная драка, в которой когда-либо участвовал Курт. Он попытался ударить Эрика деревянным брусом сечением 2 на 4 дюйма. «Я видел Эрика на следующий день, – вспоминал Кевин Шиллингер, – с фингалом под глазом. И также видел Курта. У него было два фингала». В ту же ночь Курт ушел, потирая опухшее лицо, и укрылся на репетиционной точке группы Melvins. На следующий день он заплатил Стиву 10 долларов, чтобы тот перевез все его оставшиеся вещи к Кроверу. Жизнь Курта свелась к слишком знакомой схеме близости, конфликта и изгнания, за которым следовала изоляция. Самым ярким событием за последнее время стало то, что Крист Новоселич, казалось, заинтересовался созданием группы. Крист был одним из первых, кому Курт подарил свою кассету с записями Fecal Matter. «У него была такая маленькая демокассета, и на ней песня Spank Thru, – вспоминал Крист. – Я подумал, что это очень хорошая песня». Шелли Дилли, подружка Криста, дружила с Куртом еще со школы, и они позволяли ему ночевать у них за домом в «Фольксвагене», фургоне Криста. «Я всегда заботилась о том, чтобы у Курта было достаточно одеял, чтобы он не замерз до смерти», – сказала Шелли. Она также бесплатно кормила Курта, когда тот приходил в «Макдоналдс», где она работала. В начале сентября 1986 года, поздно вечером, Хилари Рикрод, библиотекарь Абердинской Тимберлендской библиотеки, услышала стук в дверь своего дома. Она посмотрела в замочную скважину и увидела высокого мальчика с красными глазами и Курта, которого узнала, поскольку он часто проводил вечера в библиотеке, где читал или спал. Увидев этих двух странных типов на пороге своего дома, в городе, где грабежи и кражи были обычной частью жизни, она почувствовала укол тревоги, открывая дверь. Ее тревога усилилась, когда Курт сунул руку под пальто. Но то, что он оттуда вытащил, оказалось крошечным голубем со сломанным крылом. «Он ранен и не может летать», – сказал Курт. Рикрод на мгновение растерялась. «Вы ведь орнитолог, не так ли?» – спросил Курт почти раздраженно. Она действительно была орнитологом и возглавляла Абердинскую организацию спасения диких птиц, но обычно люди звонили ей, когда птица была ранена. Еще никто не появлялся у нее на пороге, а уж тем более два кажущихся обкуренными подростка. Курт сказал, что нашел голубя под мостом Янг-Стрит и сразу же понес птицу к ней домой. Откуда парни узнали о том, что она была орнитологом, Рикрод так и не выяснила. Они внимательно наблюдали за тем, как она начала ухаживать за птицей. Проходя по дому, они заметили гитару, принадлежавшую мужу Рикрод, и Курт сразу же оценил ее: «Это старый Les Paul. Это копия, но очень ранняя копия». Он предложил ее купить, но Рикрод сказала, что эта копия не продается. Она на мгновение подумала, не украдут ли они ее. Но их волновала только забота о крошечном голубе. Вернувшись на кухню, парни наблюдали за тем, как Рикрод медленно двигает крыло птицы, пытаясь определить, насколько сильно оно сломано. «Он ранен, да?» – спросил Курт. У Рикрод на кухне жили два козодоя, две единственные птицы этого вида в неволе, и она рассказала им, что эти птицы даже фигурировали в статье из первой полосы Aberdeen Daily World. «Я играю в группе, – ответил Курт, заявляя об этом факте так, словно он должен был стать общеизвестным. – Но даже я никогда не попаду на первую полосу Daily World. Эти птицы опередили меня на целую милю». Глава 6 Я любил его не так сильно Абердин, Вашингтон Сентябрь 1986 – март 1987 Очевидно, что я любил его не так сильно, как люблю сейчас. – Запись из дневника, 1987 год 1 сентября 1986 года Венди одолжила Курту 200 долларов. Этой суммы было достаточно для того, чтобы внести депозит и арендную плату за первый месяц. Курт переехал в свой первый «дом». Это юридическое описание строения на Ист-Секонд-стрит, 10001⁄2 в Абердине было слишком громким. На самом деле это была лачуга, которая во многих других муниципалитетах могла бы считаться непригодной для жилья в соответствии с любым разумным строительным кодексом. Крыша прогнила, доски на крыльце провалились, холодильника и плиты не было. План этажа был причудливо разбит на пять крошечных комнат: две гостиные, две спальни и одна ванная комната. Он располагался за другим домом, что и послужило причиной столь странного адреса. Тем не менее это место находилось в двух кварталах от дома его матери и было идеальным для девятнадцатилетнего парня, который не был полностью освобожден от психологического контроля Венди. За последний год их отношения улучшились. Когда Курт перестал жить дома, эмоционально они стали ближе. Он по-прежнему очень нуждался в одобрении и внимании Венди, хотя тщательно пытался это скрывать. Время от времени она приносила ему еду, и Курт мог пойти к ней домой, чтобы постирать белье, позвонить по телефону или совершить набег на холодильник, но при условии, что отчима не будет дома. Лачуга находилась рядом с Армией Спасения и позади продуктового магазина. Поскольку в доме не было холодильника, Курт хранил пиво в контейнере для льда на заднем крыльце, пока соседские дети не узнали об этом. В качестве соседа по комнате Курт выбрал Мэтта Лукина из Melvins. Курт всегда мечтал стать членом Melvins. Жизнь с Лукином была для него самым большим, чего он добился. Главным вкладом Курта в дом было то, что он поставил посреди гостиной ванну с черепахами и просверлил дырку в полу, чтобы черепашьи помои стекали прямо под половицы. Лукин использовал свои строительные навыки, чтобы попытаться перестроить стены. Дополнительным бонусом было то, что Лукину уже исполнился 21 год и он уже мог покупать пиво. История с Толстяком скоро станет далеким воспоминанием. Это был одновременно дом для вечеринок и, в конечном счете, дом для группы. Поскольку Лукин жил по соседству, Базз Осборн и Дэйл Кровер часто навещали его, а гостиная была заполнена техникой группы, и там часто проходили импровизированные джем-сессии. В лачуге поселилась разношерстная команда Цеплял. Несмотря на то что большая часть связей была сосредоточена на алкогольном опьянении, это безмятежное время в 10001⁄2 по Ист-Секонд было самым социальным в жизни Курта. Он даже подружился с соседями или, по крайней мере, с их детьми-подростками, ставшими жертвами фетального алкогольного синдрома, что не помешало ему угощать их пивом. Другой сосед, дряхлый пожилой гражданин по прозвищу «хиппи Линэрд Скинэрд», приходил каждый день послушать пластинку Greatest Hits группы Lynyrd Skynyrd[71], где он барабанил. Чтобы заплатить за аренду, Курт устроился техническим работником в Polynesian Resort[72] рядом с Оушен Шорс. Он садился на автобус и ехал 25 миль до прибрежного курорта. Это была легкая работа, поскольку его главной обязанностью был ремонт, а 66-комнатный курорт не нуждался в ремонте. Когда там появилась вакансия горничной, он порекомендовал подругу Криста, Шелли. «Обычно в автобусе Курт спал, – вспомнила она. – Это было забавно, потому что на самом деле он вовсе не был техником. Курт спал в номерах мотеля или совершал набеги на холодильники в номерах после того, как люди уходили». Одним из преимуществ этой работы помимо стартовой зарплаты 4 доллара в час было то, что он должен был носить только коричневую рабочую рубашку, а не ужасную униформу. Курт хвастался перед друзьями тем, как легко ему дается эта работа, называя должность «подсобный работничек», и как ему удается проводить большую часть времени, прокрадываясь в номера и смотря телевизор. Правда, он никому не говорил, что иногда приходится еще и убирать номера. Курт Кобейн, который настолько плохо выполнял работу по дому, что мог бы создать что-то вроде своего зала славы, вынужден был работать горничной. Каждое утро в автобусе до курорта, обычно с похмелья, Курт мечтал о будущем, в котором бы не было никакого мытья туалетов и заправки кроватей. Но он все время думал о том, чтобы создать группу. Эта пластинка засела у него в голове, и он проводил бесконечные часы в попытках понять, как это можно сделать. Базз это сделал. И если Базз нашел выход из положения, то Курт был уверен, что тоже сможет. Дюжину раз в течение 1987 года в качестве тур-менеджера он ездил с Melvins на концерты в Олимпию, университетский городок в часе езды на восток, где наблюдал восторженное отношение к панк-року, хотя зрителей было немного. Это был вкус большего мира, даже несмотря на то, что как только он добирался с группой до Сиэтла, то должен был тащить аппаратуру и идти на следующее утро на работу не выспавшись. Работу тур-менеджером Melvins нельзя назвать идеальной: не шло и речи ни о деньгах, ни о поклонницах, а Базз был печально известен тем, что обращался со всеми как со слугами. Но с этим оскорбительным фактом Курт спокойно мирился, поскольку мало что ускользало от его внимания. Курт был горд, особенно когда дело касалось его игры на гитаре; когда он нес усилитель Базза, то представлял себе, будто они поменялись ролями. Курт репетировал при любой возможности, и тот факт, что ему от этого становилось лучше, был одним из единственных путей к уверенности в себе, которые он находил. Его надежды были оправданы, когда Базз и Дэйл пригласили его выступить с ними в Олимпии на закрытии клуба под названием Gessco. На шоу было всего около двадцати человек, а на афише их назвали Brown Towel («Коричневое Полотенце»), но должны были написать Brown Cow («Бурая Корова»). Этот вечер ознаменует его дебютное выступление перед зрителями, которые заплатили за просмотр. Но вместо того чтобы играть на гитаре, Курт читал стихи, а Базз и Дэйл били по своим инструментам. Многие из саморазрушительных привычек, которым Курт предавался в розовой квартире, все еще преследовали его и в лачуге. Трейси Марандер, с которой они познакомились в этот период, сказала, что количество веществ, которое он проглотил, было существенным. «Курт принимал много таблеток, иногда по пять раз в неделю», – повторила она. Одной из причин его повышенного употребления наркотиков была, как ни странно, верность профсоюзу. Забастовка бакалейщиков в Абердине в то время означала, что для того, чтобы купить пиво, нужно было либо ехать в Олимпию, либо пересечь кордон пикета, и обычно вместо этого Курт предпочитал принимать наркотики. Когда он все-таки покупал пиво, это было «звериное пиво». Оно носило такое название потому, что на банках Schmidt были изображены дикие животные. Когда у него было больше денег, Курт раскошеливался на Rolling Rock, потому что, как он говорил своим друзьям, «это почти как “рок-н-ролл”, написанный задом наперед». Тот год в лачуге был одним из самых длинных и экстремальных периодов злоупотребления Курта наркотиками. Раньше образ жизни Курта состоял из нескончаемого употребления алкоголя, а затем завязки, но, живя в лачуге, он предпочитал всему иному превращение в настоящего наркомана. «Он всегда был за, – вспоминал Стив Шиллингер, – употребляя чуть больше, чем кто-либо другой, и принимая все больше каждый раз, как только трезвел». Когда у Курта кончались деньги на наркотики или пиво, он снова начинал нюхать аэрозольные баллончики. «Курт действительно был помешан на разных видах наркотических средств, – заметил Новоселич. – Он закидывался в середине дня. Он был просто никакой». Курт по-прежнему продолжал говорить о самоубийстве и ранней смерти. Райан Айгнер жил в квартале от него, и с момента знакомства с Куртом, Райан был свидетелем ежедневных разговоров о смерти. Однажды он спросил Курта: «Что ты будешь делать, когда тебе исполнится тридцать?» «Я не беспокоюсь о том, что случится, когда мне исполнится тридцать, – ответил Курт тем же тоном, каким обычно обсуждал испорченную свечу зажигания, – потому что я никогда не доживу до тридцати. Ты же знаешь, что такое жизнь после тридцати. Я этого не хочу». Эта концепция была настолько чужда Райану, который смотрел на мир с большим интересом, что на мгновение он потерял дар речи. Райан мог понять мучения Курта: «Он был типичным самоубийцей. Он выглядел как самоубийца, ходил как самоубийца и говорил о самоубийстве». К концу весны Курт бросил работу на курорте. Отчаянно нуждаясь в деньгах, он иногда работал укладчиком ковровых покрытий вместе с Райаном. Руководители ковровой компании любили Курта, и Райан дал ему понять, что есть возможность получить работу на полную ставку. Но Курт отказался от этой перспективы, потому что мысль о серьезной работе была для него проклятием и он боялся поранить руку, которой играл на гитаре, обоюдоострыми ножами, которыми резали ковер. «Эти руки слишком много для меня значат, – утверждал Курт. – Я могу испортить свою карьеру гитариста». Он сказал, что если порежет руки и не сможет играть, то это положит конец его жизни. Сам факт того, что Курт даже использовал слово «карьера» для описания своей музыки, указывает на то, что оптимизм у него существовал только в одном направлении. Эти бесконечные часы репетиций начинали приносить свои плоды. Он писал песни с невероятной скоростью, наспех набрасывая слова на страницах своего блокнота. Курт так быстро учился и так много впитывал из передач, которые смотрел, и из пластинок, которые слушал, что можно было практически увидеть, как в его голове рождался план. На «группе» особого фокуса не было, поскольку в то время не существовало ни одного ее элемента. Вместо этого, поглощенный своим увлечением музыкой, он одновременно организовал три или четыре группы. Одна из первых групп, которые репетировали в лачуге, состояла из Курта на гитаре, Криста на басу и местного барабанщика Боба МакФаддена. В другой группе Курт играл на барабанах, Крист – на гитаре, а Стив «Инстант» Ньюман – на басу. Даже называть их группами, как позже сделал Курт, было некоторым преувеличением. Они существовали только в сознании Курта, и он собирал их вместе, словно состав идеальной воображаемой бейсбольной команды. Наблюдая за тем, как Melvins однажды вечером заплатили 60 долларов за концерт, Курт и Крист создали группу под названием The Sellouts («Продажные»), которая репетировала только песни Creedence Clearwater Revival[73], зная, что они отлично зайдут в тавернах Абердина. Курт говорил об этой группе так, будто у нее была продолжительная карьера, в то время как большинство других просто репетировали. Только один состав, который они называли Stiff Woodies, публично выступал на пивной вечеринке старшеклассников, которые их игнорировали. Одновременно с тем, как Курт занимался джем-сессиями и вечеринками, к началу 1987 года он уже начал проявлять беспокойство по поводу Абердина. Его друзья заметили, что, пока они просто довольствовались музыкой, чтобы весело провести вечер пятницы, Курт разучивал гитарный рифф или писал песню в субботу утром. Все, чего ему не хватало, – это средства передачи его творческого видения, но это скоро изменится. Они с Кристом начали играть с соседским барабанщиком по имени Аарон Буркхард в безымянной группе; Крист играл на басу, Буркхард барабанил, а Курт играл на гитаре и пел. Это был инкубационный период Nirvana и первые пробы Курта в роли музыкального альфа-самца. В течение первых нескольких месяцев 1986 года они репетировали почти каждый вечер, пока Курт не решал, что на сегодня они сделали достаточно. После репетиции они ездили в Kentucky Fried Chicken. «Курт любил цыплят из KFC, – вспоминал Буркхард. – Однажды Курт взял с собой изоленту и сделал перевернутый крестик на динамике автокафе. Мы наблюдали за этим из фургона, умирая от смеха, пока служащие не вышли на улицу, чтобы снять его». Ранней весной Базз объявил, что переезжает в Калифорнию, и Melvins распались. Это был важный момент в истории абердинской группы, и, глядя на это, Курт подумал, что среди них завелся Иуда. «Произошло вот что, – вспоминал Лукин, – меня бросили. Группа вроде как была распущена, но это было лишь способом избавиться от меня. Базз сказал: «О нет, я даже не собираюсь играть в группе. Я просто переезжаю в Калифорнию». Но через месяц после переезда они снова играли под именем Melvins. Было трудно, потому что точно таким же способом Базз заставил меня выгнать нашего предыдущего барабанщика». Разрыв его соседа по комнате с Melvins станет важным этапом в развитии самого Курта: в этой ссоре каждый принял чью-то сторону, и Курт впервые осмелился бросить вызов Баззу. «В тот день Курт отдалился от Melvins и творчески, и эмоционально», – вспоминал Райан. Курт уже мог понять, что его собственные композиции, навеянные поп-музыкой, никогда не оправдают ожиданий Базза. Он по-прежнему продолжал говорить о своей любви к Melvins, но перестал видеть в Баззе образец для подражания. Это был необходимый шаг для того, чтобы начать развивать свой собственный голос, и хотя это было довольно болезненно, но освободило его творчески и подарило пространство для творчества. Курт и Лукин тоже действовали друг другу на нервы. Курту не нравились некоторые друзья Лукина. Прямо как в эпизоде «Я люблю Люси»[74], он взял клейкую ленту, отделил ею половину дома и сказал Лукину и его друзьям, что они должны оставаться на своей половине. Когда один из приятелей Лукина заявил, что ему нужно пересечь границу, чтобы воспользоваться ванной, Курт ответил: «Иди в туалет во дворе, потому что ванная на моей стороне». В итоге Лукин съехал. Некоторое время Курт жил без соседа по комнате, пока к нему не переехал Дилан Карлсон, друг из Олимпии. Из-за длинных каштановых волос и неряшливой бороды Дилан немного походил на Брайана Уилсона из Beach Boys в его потерянные годы, но он излагал возмутительные взгляды на религию, расу и политику. Дилан был чудаком, но очень ярким, талантливым и дружелюбным – качества, которыми восхищался Курт. Они познакомились на шоу Brown Cow, и между ними завязалась дружба. Дилан переехал в Абердин якобы для работы с Куртом по укладке ковров. Работа оставляла желать лучшего. «Наш босс был совершенным пьяницей, – вспоминал Дилан. – Утром мы приходили на работу, а он валялся в отключке на полу в офисе. Однажды босс отрубился прямо перед дверью, и мы не смогли войти, чтобы поднять его». Парни остались без работы, но дружба между Диланом и Куртом сохранилась. С группой, новым лучшим другом и несколькими замечательными песнями более позитивный Курт встречал 1987 год и свой двадцатый день рождения. Удивительно, но вскоре расцветет даже его сексуальная жизнь, когда Трейси Марандер станет девушкой Курта. Они сблизились из-за грызунов – и у Курта, и у Трейси были домашние крысы. Впервые он встретился с ней два года назад возле панк-клуба в Сиэтле. Именно там Курт был арестован за употребление алкоголя. Они с Баззом пили в машине, когда Трейси подошла поздороваться. Курт был настолько восхищен, что не заметил, как подъехала полицейская машина. Они часто сталкивались друг с другом в течение следующего года, и в начале 1987-го укрепили отношения. «Я довольно долго флиртовала с Куртом, – сказала Трейси. – Я думаю, что ему было трудно поверить в то, что он действительно нравится девушке». «Я не беспокоюсь о том, что случится, когда мне исполнится тридцать, потому что я никогда не доживу до тридцати. Ты же знаешь, что такое жизнь после тридцати. Я этого не хочу». Трейси была идеальной подругой для двадцатилетнего Курта, и она станет главным ориентиром на его пути ко взрослой жизни. Она была на год старше него, побывала на сотнях панк-рок-шоу и знала толк в музыке, что очень возбуждало Курта. С темными волосами, пышным телом и большими глазами, которые были такими же поразительно карими, как его глаза – голубыми; она была привлекательна грубоватой красотой и имела практичные взгляды на жизнь. Каждый, кого она встречала, становился ее другом. В этом смысле, как и во многих других, Трейси, возможно, не слишком отличалась от него. Курт сразу же увлекся Трейси, хотя изначально не чувствовал, что достоин ее. Даже в самом начале их отношений его внутренние раны и его шаблон отчуждения проявляли себя. В один из первых раз, когда они спали вместе, Курт и Трейси лежали в приятной истоме после секса, и, увидев его обнаженным, она сказала: «Боже, ты такой тощий». Хотя Трейси этого не знала, но это было самое болезненное, что она только могла ему сказать. Курт набросил на себя одежду и стремительно выбежал вон. Тем не менее он вернулся. Трейси решила, что будет любить Курта достаточно сильно, чтобы его страх исчез. Она будет любить его настолько сильно, что, возможно, он тоже сможет полюбить себя. Но для Курта это было ненадежным основанием, и на каждом углу таилось оправдание для его неуверенности в себе и страха. Единственное, что он любил той весной больше, чем Трейси, была его любимая крыса Китти. Он растил этого самца-грызуна с самого рождения, и первые несколько недель кормил его из пипетки. В основном крыса находилась в своей клетке, но в особых случаях Курт позволял ей бегать по дому, ведь несколько крысиных какашек не могли испортить и без того грязный ковер. Однажды, когда крыса бегала по лачуге, Курт нашел на потолке паука и попросил Китти поймать его. «Я сказал: “Видишь этого ублюдка, Китти? Взять его, убить его, взять его, убить его”», – писал Курт в своем дневнике. Но Китти отказался нападать на паука, и тогда Курт вернулся с баллончиком дезодоранта Brut. Пытаясь убить паука, он услышал душераздирающий звук, посмотрел вниз и увидел: Моя левая нога… на макушке Китти. Он подпрыгнул, визжа и истекая кровью. Я крикнул: «Прости!» – примерно 30 раз. Я завернул его в грязные трусы. Положил в мешок, нашел кусок дерева размером два на четыре дюйма, вынес его наружу, ударил деревяшкой, положил на бок и наступил на мешок. Я почувствовал, как ломаются его кости и внутренности. Потребовалось около двух минут, чтобы избавить Китти от страданий, а затем я впал в отчаяние на всю оставшуюся ночь. Очевидно, что я любил его не так сильно, как люблю сейчас. Я вернулся в спальню и увидел пятна крови и этого паука. Я крикнул ему: «Пошел ты!» – и подумал, не убить ли его, но решил бросить эту затею, чтобы он мог спокойно ползать по моему лицу, пока я лежу без сна всю ночь. Глава 7 Супи Сейлс[75] в моих штанах Реймонд, Вашингтон Март 1987 Тут у меня в штанах Супи Сейлс. – Курт компании из пятнадцати человек на первом концерте Nirvana Карьера Курта Кобейна в качестве лидера группы закончилась еще до того, как успела начаться. Дождливой ночью в начале марта 1987 года группа наконец выехала из Абердина в фургоне, набитом аппаратурой, направляясь на свое первое шоу. У группы по-прежнему не было названия, хотя Курт провел бесчисленные часы, рассматривая множество вариантов, в том числе Poo Poo Box, Designer Drugs, Whisker Biscuit, Spina Bififda, Gut Bomb, Egg Flog, Pukeaharrea, Puking Worms, Fish Food, Bat Guana и Imcompotent Fools (намеренно неправильно написанное) («Коробка С Какашками, «Модные Наркотики», «Нитевидное Печенье», «Ращщелина Позвоночника», «Бомба В Животе», «Взбитое Яйцо», «Рвотаре», «Рвотные Черви», «Корм Для Рыбы», «Моргающая Игуана» и «Нисведущие Дураки» соответственно). Но к марту 1987 года он так и не остановился ни на одном из них. Они направлялись в Рэймонд, расположенный в получасе езды к югу от Абердина, но больше похожий на Абердин, чем сам Абердин. Это был настоящий город лесорубов и деревенщин, поскольку почти вся работа была связана с лесом. Выбор Рэймонда для их дебютного шоу был подобен открытию бродвейской постановки в Катскилл[76] – шанс попробовать свои силы на публике, воспринимаемой как не очень разборчивая или утонченная. Райан Айгнер, который из-за своей общительной натуры на некоторое время стал их менеджером, организовал концерт. Он уговаривал Курта выступить на публике, а когда его друг отказался, то Райан устроил концерт на вечеринке без предварительного разрешения Курта. Райан позаимствовал на работе фургон для перевозки ковров, загрузил туда аппаратуру и собрал Курта, Криста, Буркхарда, Шелли и Трейси, которым пришлось сидеть среди ковровых рулонов. Во время поездки Курт не переставал сетовать на то, что группа, которая до сих пор играла только в его крошечной лачуге, заслуживает чего-то лучшего, чем этот концерт, за который им даже не заплатят. «Мы играем в Рэймонде, – сказал он, произнося название города так, словно оно было пятном на репутации. – Вдобавок еще и в чьем-то доме. Они даже не знают, что такое радио. Они нас возненавидят». «Теория Курта, – заметил Райан, – состояла в том, что либо публика возненавидит их и группе придется это принять, либо полюбит, что тоже было бы прекрасно. Курт был готов ко всему». Это был классический пример механизма, который Курт применял на протяжении всей своей карьеры: ему казалось, что, преуменьшая успех и фактически объявляя худший из возможных сценариев, он может защитить себя от истинного провала. Если событие, которого он боялся, оказывалось чем-то меньшим, чем полная катастрофа, Курт мог с некоторой долей триумфа заявить, что снова перехитрил судьбу. Однако на этот раз его предсказания оказались точными. Дом располагался на Нуссбаум-Роуд, 17, в семи милях от Рэймонда, на гравийной дороге посреди поля. Когда они приехали, в 9:30 вечера, Курт сразу же испугался, увидев аудиторию, состоящую из молодых людей, которых он не знал. «Когда я увидел, как выглядит группа, – вспоминала Вэйл Стивенс, присутствовавшая на вечеринке, – я сказала: “Ого! Они выглядят не похожими на тех, с кем мы тусовались». Точно такая же мысль пришла в голову Курту, когда он осматривал дюжину подростков с прическами «маллет»[77] и в футболках Led Zeppelin. Крист был босиком, а на Курте была футболка Munsters и браслет с металлическими гвоздями и зубцами, который можно было купить прямо на лондонской Кингз-роуд в 1978 году. Они вошли в дом, украшенный плакатом Ernest, большим журналом с пластинкой Metallica и плакатом последнего альбома Def Leppard. К балке были прибиты несколько краденых уличных вывесок, в том числе дорожный указатель «Миля 69». Ударная установка Tama располагалась в углу маленькой гостиной, как и усилитель Marshall, а возле кухни находился бочонок. Группе потребовалось некоторое время, чтобы установить свою аппаратуру, но пока что эти приезжие не слишком-то расположили к себе хозяев. «Он не сказал ни слова, – сказала Ким Мэден о Курте. – Его распущенные волосы были какими-то сальными и падали прямо на лицо». По крайней мере, в своей сдержанности Курт был не похож на Криста, который направился прямо в уборную и начал мочиться, несмотря на то что там уже была девушка. Крист открыл аптечку, нашел пузырек с поддельной кровью для Хэллоуина, которой он намазал свою обнаженную грудь, нашел клейкую ленту, чтобы прикрыть ею соски, и начал рыться в лекарствах, выписанных по рецепту. Он вышел из ванной, не обращая внимания на бочонок, подошел к холодильнику и, обнаружив там Michelob Light, закричал: «Эй, тут хорошее пиво!» В этот момент Курт начал играть, и Кристу пришлось бежать и хватать свою бас-гитару, потому что начался самый первый концерт Nirvana.