Сломанная рука Курта зажила, и казалось, что травма не мешала ему заниматься спортом. Дон поощрял игру сына в бейсбол почти сразу, как только тот научился ходить, и снабжал его всякими мячами, битами и рукавицами, в которых нуждался маленький мальчик. В детстве Курт считал, что биты больше годятся в качестве ударного инструмента, но, в конце концов, он начал участвовать в спортивных соревнованиях, сперва в своем районе, а затем в организованной игре. В семь лет он попал в свою первую команду Малой лиги. Его отец был тренером. «Он не был лучшим игроком в команде, но и не был самим плохим, – вспоминал Гэри Кобейн. – Мне казалось, что на самом деле Курт не хотел играть. Морально не хотел. Скорее всего, он занимался этим только ради отца». Бейсбол был примером того, как Курт искал одобрения Дона. «Курт и отец хорошо ладили, когда он был маленьким, – вспоминала Ким, – но Курт был совсем не таким, каким хотелось его отцу». И Дон, и Венди столкнулись с конфликтом между идеальным ребенком и реальным ребенком. Поскольку у обоих были неудовлетворенные детские потребности, рождение Курта пробудило все их личные ожидания. Дону хотелось настоящих отношений отца и сына, которых у него никогда не было с Лиландом, и он думал, что совместные занятия спортом создадут эту связь. Хотя Курту и нравился спорт, особенно когда отца не было рядом, он интуитивно связывал отцовскую любовь с этим занятием, чем-то, что оставит неизгладимый след на всей его жизни. Курт решил продолжить играть, но делал это исключительно в знак протеста. Когда Курт учился во втором классе, родители и учитель пришли к выводу, что его бесконечная энергия может быть последствием проблемы со здоровьем. Они обратились к педиатру Курта за консультацией, и тот исключил из его рациона красный краситель номер два[28]. Улучшений не последовало, и родители ограничили Курта в употреблении сахара. Наконец, врач прописал ему риталин[29], который Курт принимал в течение трех месяцев. «Он был гиперактивен, – вспомнила Ким. – Курт прыгал на стены, особенно если ему давали сахар». Другие родственники предполагают, что Курт мог страдать синдромом дефицита внимания и гиперактивности (СДВГ). Мари вспоминает, как пришла к Кобейнам и увидела Курта, бегающего по окрестностям, стучащего в барабан и орущего во всю глотку. Мари вошла в дом и спросила сестру: «Господи, что он там делает?» «Не знаю, – ответила Венди. – Я не знаю, что сделать, чтобы заставить его остановиться. Я перепробовала все». В то время Венди считала, что Курт таким образом сжигает избыток своей мальчишеской энергии. Решение начать давать Курту риталин было спорным даже в 1974 году, когда некоторые ученые утверждали, что он вызывает у детей условный рефлекс и увеличивает вероятность аддиктивного поведения в более позднем возрасте; другие, наоборот, считали, что если детей не лечить от гиперактивности, то позже они могут начать заниматься самолечением при помощи запрещенных препаратов. У каждого члена семьи Кобейнов было свое мнение о диагнозе Курта и о том, помог или все же навредил ему тот короткий курс лечения. Позже Курт сказал Кортни Лав, что этот препарат стал важным в его жизни. Лав, которой в детстве также прописали риталин, сказала, что они часто обсуждали эту тему. «Когда ты ребенок и получаешь наркотик, который вызывает у тебя то самое чувство, то куда тебе деваться, когда станешь взрослым? – спрашивала Лав. – Когда ты был ребенком, это дарило эйфорию. Разве это воспоминание не останется с тобой навсегда?» В феврале 1976 года, всего через неделю после девятого дня рождения Курта, Венди заявила Дону, что хочет развестись. Она объявила об этом в один из будних вечеров и умчалась на своем «Камаро», оставив Дона объясняться с детьми, что ему не особенно удавалось. Несмотря на то что в течение второй половины 1974 года семейные конфликты Дона и Венди заметно участились, ее заявление застало Дона, как и остальных членов семьи, врасплох. Дон впал в состояние отрицания и ушел в себя. Это поведение, которое спустя годы будет скопировано его сыном в переломные времена. Венди всегда была сильной личностью и время от времени впадала в ярость, но Дон был потрясен тем, что она решила разрушить их семью. Ее главная претензия заключалась в том, что Дон постоянно занимался спортом: был судьей и тренером и вдобавок играл в нескольких командах. «В глубине души я не верил, что это может произойти, – вспоминал Дон. – В то время разводы были редкостью. Вот и я не хотел, чтобы это произошло. Она просто захотела уйти». 1 марта Дон съехал и снял комнату в Хокиаме. Он ожидал, что гнев Венди утихнет и их брак удастся спасти, поэтому снял квартиру всего на неделю. Для Дона семья имела очень большое значение, и роль отца первый раз в жизни позволила ему почувствовать себя по-настоящему нужным. «Он был ужасно подавлен разводом», – вспоминал Стэн Таргус, лучший друг Дона. Разрыв был тяжелым, потому что семья Венди обожала Дона, особенно ее сестра Дженис и ее муж Кларк, жившие рядом с Кобейнами. Некоторые из братьев и сестер Венди задавались вопросом, как она будет жить без финансовой поддержки Дона. 29 марта Дону вручили повестку и заявление о расторжении брака. За этим последовало множество юридических документов. Дон часто не отвечал, надеясь, что Венди все-таки передумает. 9 июля он был обвинен в неявке в суд в ответ на ее заявления. В тот же день был заключен окончательный договор, в котором было прописано, что дом переходит в собственность Венди, но Дону был предоставлен залог в размере 6500 долларов, причитающийся ему в случае, если дом будет продан, или когда Венди снова выйдет замуж, или же когда Ким исполнится восемнадцать. У Дона остался его полутонный «Форд»-пикап 1965 года; Венди разрешили оставить семейный «Камаро» 1968 года. Опекунство над детьми было предоставлено Венди, но Дона обязали выплачивать по 150 долларов в месяц на каждого ребенка в качестве алиментов, плюс покрывать все их медицинские и стоматологические расходы, а также оставили за ним право на обоснованные посещения. Это был обычный суд небольшого городка семидесятых годов, специфика посещения не была прописана, и вся договоренность была неофициальной. Дон переехал к родителям в их трейлер в Монтесано. Он все еще надеялся, что Венди передумает, даже после того, как будут подписаны последние бумаги. Но ни о чем таком Венди и не думала. Когда она с чем-то покончила, то тут же забывала об этом, и она не могла больше продолжать переживать из-за Дона. Венди быстро сошлась с Фрэнком Фрайничем – красивым портовым грузчиком, который зарабатывал вдвое больше Дона. Кроме того, Фрайнич был склонен к насилию и гневу, и больше всего на свете Венди любила наблюдать за тем, как он изливал свой гнев на Дона. Когда новые водительские права Дона были случайно отправлены по почте в дом Венди, кто-то открыл конверт, натер фекалиями фотографию Дона, запечатал конверт и переслал ему. Это был не развод – это была война, наполненная ненавистью, злобой и кровной местью. Для Курта это был эмоциональный холокост – ни одно другое событие в его жизни не оказало большего влияния на формирование его личности. Он, как и многие дети, впитал в себя этот развод. Глубина конфликтов его родителей в основном была скрыта от него, и Курт не мог понять причину этого раскола. «Он считал, что это была его вина, и взвалил на себя большую ее часть, – заметила Мари. – Для Курта это было очень тяжело, потому что он видел, как все, во что он верил, – его безопасность, семья и его собственное состояние, – разваливалось у него на глазах. Вместо того чтобы внешне выразить свою боль и горе, Курт замкнулся в себе. В июне того же года Курт написал на стене своей спальни: «Ненавижу маму. Ненавижу папу. Папа ненавидит маму, мама ненавидит папу. И от этого просто очень грустно». Это был мальчик, очень сильно привязанный в детстве к своей семье, и, как написала Мари в своем докладе по домоводству семь лет назад, «он боролся со сном, потому что не хотел их покидать». А теперь его покинули они. Айрис Кобейн однажды описала 1976 год как «год Курта в чистилище». Курту также было тяжело физически. Мари вспомнила, как он в это время лежал в больнице. Она слышала от матери, что Курт оказался там из-за недоедания. «Я помню, что, когда ему было десять лет, Курт лежал в больнице из-за недоедания», – рассказала Мари. Курт рассказывал своим друзьям, что ему приходилось пить барий и делать рентген желудка. Возможно, то, что считалось недоеданием, было первым симптомом расстройства желудка, которое будет мучить его во взрослой жизни. Его мать страдала болезнью желудка в возрасте двадцати с небольшим лет, вскоре после его рождения, и, когда у Курта впервые начались боли в животе, предполагалось, что это было следствие такого же раздражительного состояния, как и у Венди. Примерно во время развода у Курта тоже непроизвольно подергивались глаза. Семья предположила, что это связано со стрессом, и, вероятно, это так и было. В то время как родители Курта разводились, его подростковая жизнь, со всеми ее внутренними проблемами, продолжалась. Перед тем как пойти в четвертый класс, Курт начал воспринимать девочек как сексуальные объекты и интересоваться социальным статусом. В июле этого года Курта сфотографировали для Aberdeen Daily World, когда его бейсбольная команда заняла первое место в Лесной лиге Абердина, поставив рекорд из четырнадцати побед и одного поражения. Другим ярким событием лета было то, что он приютил черного котенка, который бродил по окрестностям. Это был первый питомец Курта, и он назвал его Пафф («Дымка»). Через три месяца после развода Курт изъявил желание жить с отцом. Он переехал в трейлер к Дону, Лиланду и Айрис, но к началу осени отец и сын арендовали свой собственный классический трейлер через дорогу. Курт навещал Венди, Ким и Паффа по выходным. Жизнь с отцом решила некоторые эмоциональные проблемы Курта – он снова был в центре внимания и единственным ребенком. Дон чувствовал себя достаточно плохо из-за развода, поэтому он компенсировал все материальным способом, купив Курту мини-байк Yamaha Enduro-80, который стал достопримечательностью района. Лайза Рок, жившая в нескольких кварталах, впервые встретила Курта той осенью: «Он был тихим и очень симпатичным парнем. Всегда улыбающимся. Немного застенчивым. Там было поле, где он катался на своем мини-байке, а я ехала рядом с ним на своем велосипеде». Наблюдение Рок о том, что девятилетний Курт был «тихим», полностью соответствовало описанию его в более зрелом возрасте. Он мог подолгу сидеть в тишине, не испытывая потребности вести светскую беседу. Курт и Лайза родились в один день, и когда им обоим исполнилось по десять, они отпраздновали дни рождения в ее доме. Курт был рад, что он был частью этого праздника, но чувствовал себя неуверенно и неуютно от такого избытка внимания. В четыре года он был бесстрашен, а в десять – на удивление пуглив. После развода родителей Курт был сдержан, всегда ожидая, что другой человек сделает первый шаг. После развода родителей и с наступлением половой зрелости Курта его отец взял на себя большую ответственность. После школы Курт оставался у бабушки с дедушкой, но, как только Дон возвращался с работы, они проводили остаток дня вместе, и Курт был счастлив делать все, что хотел Дон, даже если это были занятия спортом. После бейсбольных матчей оба Кобейна иногда ужинали вместе в местной солодовой лавке. Этой связью наслаждались оба, но каждый из них не мог не ощущать потери семьи – это словно отрезанная конечность – можно прожить без нее, но всегда будешь о ней помнить. Их любовь друг к другу в тот год была сильнее, чем когда-либо до или после, но и отец, и сын все еще были глубоко одиноки. Боясь потерять отца, Курт попросил его пообещать, что тот больше не женится. Дон пообещал сыну, что так и будет, и сказал, что они всегда будут вдвоем. Зимой 1976 года Курт перевелся в начальную школу Бикон в Монтесано. Школы тут были меньше, чем в Абердине, и через несколько недель после перевода он обрел популярность, которая раньше ускользала от него, и казалось, что его бесстрашие вернулось. Несмотря на внешнюю самоуверенность, Курт с горечью вспоминал о своих обстоятельствах. «Можно было сказать, что его мучил развод родителей», – вспоминал одноклассник Дэррин Низери. Осенью 1977 года, к тому времени как Курт перешел в пятый класс, он уже прочно обосновался в Монте – так местные называли этот городок, – и каждый ученик маленькой школы знал его и любил больше остальных. «Он был симпатичным парнишкой, – вспоминал Джон Филдс. – Смышленым, и все им восхищались». Со своими светлыми волосами и голубыми глазами Курт стал любимчиком девочек. «Определенно, он был одним из самых популярных детей, – заметила Рони Тойра. – Была группа примерно из пятнадцати ребят, которые собирались вместе, и он был важной ее частью. Курт был действительно симпатичным, с белокурыми волосами, большими голубыми глазами и веснушками на носу». Эта внешняя привлекательность скрывала борьбу за идентичность, которая достигла нового уровня, когда в октябре 1977 года Дон начал ходить на свидания. Курту не понравилась первая женщина, с которой познакомился Дон, поэтому отец бросил ее. Из-за самовлюбленности десятилетнего ребенка Курт не понимал, почему отец так жаждет общения со взрослыми и почему он не был счастлив только с ним одним. В конце осени Дон познакомился с женщиной по имени Дженни Уэстби, которая тоже была разведена и у нее было двое детей: Минди, на год младше Курта, и Джеймс, младше на пять лет. С самого начала ухаживания были семейным делом, и их первым свиданием стала прогулка со всеми детьми вокруг озера Сильвия. Курт был любезен с Дженни и ее детьми, и Дон подумал, что она ему подходит. Так они с Дженни и поженились. Сначала Курту нравилась Дженни. Она оказывала ему женское внимание, которого ему недоставало. Но положительные чувства Курта к новой мачехе были сведены на нет его внутренним конфликтом: если бы он полюбил ее, то предал бы свою любовь к матери и своей «настоящей» семье. Как и его отец, Курт цеплялся за надежду, что развод – всего лишь временное отступление, наваждение, которое скоро пройдет. Повторный брак отца и теперь уже довольно тесный трейлер разрушили эту иллюзию. Дон был немногословным человеком, и его собственное окружение затрудняло выражение чувств. «Ты же говорил мне, что больше никогда не женишься», – пожаловался Курт Дону. «Ну, знаешь, Курт, все меняется», – ответил отец. Дженни пыталась достучаться до него, но безуспешно. «Поначалу он был очень привязан ко всем», – вспоминала Дженни. Позже Курт постоянно ссылался на обещание Дона больше не жениться и продолжал замыкаться в себе. Дон и Дженни попытались компенсировать это, сделав Курта центром внимания семьи: он первым открывал подарки, и ему давали свободу действий по хозяйству, но эти маленькие жертвы только усиливали эмоциональную отстраненность Курта. Ему нравилось иногда поиграть со своими сводными братом и сестрой, но он также дразнил их, был безжалостен к Минди из-за ее неправильного прикуса и жестоко передразнивал свою сводную сестру. На какое-то время ситуация улучшилась, когда семья переехала в собственный дом по адресу Флит-стрит, 413, в Монтесано. У Курта была своя комната с круглыми окнами, что делало ее похожей на корабль. Вскоре после переезда в январе 1979 года Дженни родила еще одного сына, Чэда Кобейна. Теперь двое других детей, мачеха и малыш претендовали на внимание, которое когда-то принадлежало только Курту. Курт имел полную свободу действий в парках, аллеях и полях Монте. Город был настолько мал, что практически не было необходимости пользоваться общественным транспортом: бейсбольное поле находилось в четырех кварталах, школа – чуть дальше по дороге, а все его друзья – в нескольких минутах ходьбы. В отличие от Абердина, Монте казался чем-то вроде пьесы Торнтона Уайлдера, более простой и дружелюбной Америкой. По средам в доме Кобейнов проводился семейный вечер. Все вместе играли в настольные игры, такие как «Парчиси»[30] или «Монополия», и Курт был в восторге от этих вечеров, как и все остальные. С деньгами было туго, поэтому большинство каникул семья проводила в походах, но Курт был первым, кто садился в машину, когда они собирались. Его сестра Ким тоже ездила в такие поездки, пока Дон и Венди не поссорились, потому что из-за таких каникул она получала меньше алиментов на ребенка; после этого Ким стала реже видеться с отцом и братом. Курт продолжал навещать мать по выходным, но вместо теплых встреч это превращалось лишь в горькое напоминание о разводе. Венди и Дон были не особо вежливы друг с другом, поэтому поездки в Абердин означали необходимость наблюдать за тем, как его родители сражаются за график встреч. Еще одна печаль постигла его в один из выходных дней: Пафф, его любимый кот, убежал и больше не вернулся. Как и все дети, Курт был человеком привычки, и ему нравилась структура таких вещей, как семейный вечер. Но даже это маленькое утешение было неоднозначным: он жаждал близости, в то же время опасаясь, что близость приведет к отчужденности в будущем. Курт достиг той стадии полового созревания, когда большинство подростков мужского пола начинают отдаляться от своих родителей, чтобы найти свою собственную индивидуальность. И все же Курт еще оплакивал потерю семейного гнезда, так что отдаление было чревато как бедностью, так и страхом. Он справлялся с этими противоречивыми чувствами, эмоционально отделяя себя от Дона и Венди. Курт говорил себе и своим друзьям, что ненавидит их, и таким сарказмом оправдывал свою отстраненность. Но после целого дня, проведенного с приятелями, и разговоров о том, какие мерзкие у него родители, он снова оказывался участником семейного вечера и был единственным в доме, кто не хотел, чтобы вечерние празднества заканчивались. Праздники всегда были проблемой. День благодарения и Рождество 1978 года означали, что Курту придется побывать в гостях у полудюжины разных семей. Если его чувства к Дженни были смесью привязанности, ревности и предательства, то чувства к другу Венди, Фрэнку Фрайничу, были чистым гневом. Венди тоже начала сильно пить, и пьянство сделало ее еще более язвительной. Однажды ночью Фрайнич сломал Венди руку – Ким была в доме и стала свидетелем этого инцидента, – и Венди отправили в больницу. Поправившись, она отказалась заявлять на Фрэнка. Ее брат Чак угрожал Фрайничу, но мало кто мог изменить отношение Венди к нему. В то время многие думали, что она осталась с Фрайничем из-за его финансовой поддержки. После развода Венди начала работать клерком в Pearson’s, универмаге в Абердине, но зарплата портового грузчика Фрайнича позволяла им такую роскошь, как, например, кабельное телевидение. До появления Фрайнича Венди так долго не платила по счетам, что ей вот-вот должны были отключить электричество. Когда Курт был помладше, родители были для него богами, а теперь они стали падшими идолами, ложными богами, и им нельзя было доверять. Курту в тот год исполнилось одиннадцать, он был маленьким и тощим, но никогда не чувствовал себя таким беспомощным и слабым, как в присутствии Фрайнича. Курт был не в силах защитить свою мать. Напряжение от наблюдения за этими боями заставляло его опасаться за ее жизнь и, вероятно, за свою. Он одновременно жалел свою мать и ненавидел ее за то, что был вынужден ее жалеть. Когда Курт был помладше, родители были для него богами, а теперь они стали падшими идолами, ложными богами, и им нельзя было доверять. Эти внутренние конфликты начали проявляться в поведении Курта. Он ругался со взрослыми, отказывался выполнять домашние задания и, несмотря на свой маленький рост, стал задирать другого мальчика так сильно, что пострадавший отказывался заходить в класс. В это оказались вовлечены учителя и родители, и все удивлялись, почему такой милый мальчик вдруг стал настолько мерзким. В конце концов Дон и Дженни отвели Курта к психологу. Была предпринята попытка семейной терапии, но Дон и Венди так и не смогли прийти на встречу вместе. Однако терапевт провел несколько сеансов, беседуя с Куртом. Он пришел к выводу, что Курту нужна одна семья. «Нам сказали, что если Курт собирается быть с нами, то мы должны получить законную опеку, чтобы он знал, что мы принимаем его как часть нашей семьи, – вспоминала Дженни. – К сожалению, все это привело к еще большим спорам между Доном и Венди, поскольку им пришлось обсуждать это». Дон и Венди развелись несколько лет назад, но их гнев друг к другу не утихал и даже, наоборот, усилился из-за детей. Это была тяжелая весна для Венди: ее отец, Чарльз Фраденбург, умер от внезапного сердечного приступа через десять дней после своего 61-го дня рождения. Мать Венди, Пегги, всегда была затворницей, и Венди беспокоилась, что это событие усилит отчуждение ее матери. Странное поведение Пегги, возможно, стало результатом ужасного инцидента в детстве: когда ей было десять лет, отец Пегги ударил себя ножом в живот на глазах у своей семьи. Джеймс Ирвинг выжил после этой попытки самоубийства и был помещен в ту же Вашингтонскую психиатрическую клинику, где позже проходила шоковую терапию актриса Фрэнсис Фармер. Через два месяца он умер от своей первоначальной травмы: когда рядом не было никого из персонала больницы, он вскрыл свои колотые раны. Как и многие семейные трагедии, психическое заболевание прадеда Курта обсуждалось лишь шепотом. Но даже несчастье семьи Фраденбург не смогло объединить Дона и Венди в общем горе. Их споры о Курте, впрочем, как и любые другие разговоры, закончились ссорой. Венди наконец подписала документ, который гласил: «Дональд Лиланд Кобейн несет полную ответственность за уход, поддержку и содержание указанного ребенка». 18 июня 1979 года, за три недели до трехлетней годовщины развода Дона и Венди, Дону была предоставлена законная опека над Куртом. Глава 3 Зануда месяца Монтесано, Вашингтон Июль 1979 – март 1982 Его любимое блюдо и напиток – это пицца и кола. Его любимое слово – «прощаю». – Очерк в Puppy Press В сентябре 1979 года Курт пошел в седьмой класс средней школы Монтесано. Это был важный этап, и школа стала играть все большую роль в его жизни. Курт начал заниматься музыкой в пятом классе, а к седьмому уже играл на барабанах со школьным оркестром – достижение, которое он старался преуменьшить перед друзьями, одновременно наслаждаясь им. По большей части Курт учился и практиковался в духовом оркестре или на барабанах в маленьком ансамбле, изучая малый барабан и басовый барабан для таких песен, как Louie, Louie и Tequila. Оркестр Монте выступал редко – в основном они играли на собраниях или баскетбольных матчах, – но Курт был неотъемлемой частью любого мероприятия, где бы они ни выступали. Руководитель группы Тим Нельсон вспоминал его как «обычного, заурядного студента музыкального класса. Курт не был особо выдающимся, но и не был плох». В том году его сфотографировали для ежегодника Монтесано Sylvan, играющим на собрании на малом барабане. У Курта была стрижка «паж», и он немного походил на молодого Брэда Питта. Его одежда всегда была опрятной – стандартный наряд включал в себя расклешенные джинсы Hash, полосатую регбийную рубашку Izod и спортивные кроссовки Nike. Курт одевался так же, как и все остальные двенадцатилетние дети, хотя и был немного низковат и мелковат для своего возраста. Как одного из самых популярных детей в школе его кандидатуру выбрали для очерка в студенческой газете Puppy Press для выпуска 26 октября 1979 года. Статья вышла под заголовком «Зануда месяца» и сообщала: Курт учится в седьмом классе в нашей школе. У него светлые волосы и голубые глаза. Он думает, что школа отличная. Любимый урок Курта – оркестр, а любимый учитель – мистер Хепп. Его любимая еда и напиток – пицца и кола. Любимая фраза – «прощаю». Его любимая песня – Don’t Bring Me Down группы E. L. O., а любимая рок-группа – Meatloaf. Его любимое телешоу – «Такси», а любимый актер – Берт Рейнольдс. «Прощаю», которое произносил Курт, было язвительным ответом на «Прошу прощения» Стива Мартина. Это соответствовало его ироническому, саркастическому чувству юмора, которое включало в себя перестановку фраз или постановку абсурдных риторических вопросов – представьте себе подростка Энди Руни. Типичной из этих шуток была та, когда он кричал на костер: «Как можно портить отличный костер этим дымом?» Когда Курт был маленьким мальчиком, его метод выживания в подростковой мужской культуре состоял в том, чтобы при помощи шуток уходить от конфликтов и унижать любого мучителя своим превосходным интеллектом. Курт часами смотрел телевизор. Это было настоящее сражение с Доном и Дженни. Они хотели ограничить ему время просмотра телевизора, но Курт умолял и кричал, что хочет больше. Ему отказывали в этой прихоти, и тогда он просто навещал своего лучшего друга Рода Марша, который жил в квартале от Курта, и смотрел телевизор там. Хотя Saturday Night Live шло уже после того, как он ложился спать, он редко пропускал неделю, и в следующий понедельник в школе имитировал все лучшие пародии. Курт также сделал отличную пародию на Латку, персонажа Энди Кауфмана в «Такси». Прошлым летом Курт выбыл из Малой лиги, но, когда пришла зима, он вошел в юношескую команду по борьбе, которая нравилась его отцу. Дон присутствовал на каждом матче и бесконечно расспрашивал Курта о его успехах. Тренером был Киничи Канно, преподаватель рисования в Монте, и Курт вступил в команду, чтобы проводить больше времени с Канно, а не ради борьбы. В Канно Курт нашел пример для подражания, который поощрял его творчество, и он стал любимым учеником Канно. Один из рисунков Курта был опубликован на обложке Puppy Press в тот Хэллоуин. На ней был изображен бульдог, талисман Монтесано, вытряхивающий в конуру содержимое рождественского мешка. В типичной для Кобейна манере он спрятал банку пива среди конфет. В тот год на рождественской открытке Курт нарисовал карандашом и чернилами портрет маленького мальчика, который пытался ловить рыбу, но зацепился крючком за спину, – рисунок был так же хорош, как и большинство открыток Hallmark. Как вспоминала одноклассница Никки Кларк, работы Курта «всегда были очень хороши». Канно никогда не приходилось помогать ему, поскольку он создавал впечатление продвинутого ученика. «Даже когда он не был в художественном классе, – вспоминала Кларк, – у Курта всегда под рукой была ручка. На каждом уроке он не переставая рисовал». Его каракули в основном были изображением автомобилей, грузовиков и гитар, но Курт также начал создавать свою собственную грубую порнографию. «Однажды он показал мне свой набросок, – вспоминал одноклассник Билл Бургхардт, – и это был совершенно реалистичный рисунок вагины. Я спросил его, что это, и он засмеялся». В то время Курт никогда не видел вагину вблизи, разве что в книгах или журналах для взрослых, которыми обменивались мальчики. Еще одной его специализацией был Сатана, фигуру которого он рисовал в своем блокноте во время каждого урока. Рони Тойра была подружкой Курта в седьмом классе, но это была невинная первая влюбленность, которая не переросла во что-то серьезное. Он подарил ей свой рисунок, чтобы скрепить их союз. «В школе были или явно неблагополучные дети, или изгои, но он не был одним из них, – сказала Рони. – Единственное, что отличало Курта от других, – это то, что он был тише, чем большинство детей. Он не был необщительным, просто был молчаливым». Дома он вел себя как угодно, только не тихо, громко возмущаясь тем, что, по его мнению, было несправедливым отношением со стороны Дона или Дженни. Немногие вторые браки с детьми когда-либо складывались идеально, но этот всегда существовал на хрупкой основе, и проблемы любимчиков и справедливости будут постоянно преследовать семью. Претензии Курта обычно приводили к ссорам между Доном и Дженни или же усиливали злобу его родителей, которая продолжала кипеть из-за вопросов встреч и содержания детей. Дон жаловался, что Венди заставляла Ким звонить, как только его чек с алиментами задерживался на день. Ближе к концу седьмого класса позвонила школьная медсестра и сказала, что пропорции Курта, по их мнению, граничат со сколиозом или искривлением позвоночника. Дон и Дженни отвели Курта к врачу, и после тщательного осмотра врач определил, что Курт не страдает этим заболеванием – просто у него были более длинные руки, чем у большинства детей его комплекции, из-за чего первоначальные измерения казались искаженными. Но это не успокоило Венди. Через семейную систему общения, которая напоминала плохую версию детской игры в испорченный телефон, она услышала, что у Курта сколиоз. Она была шокирована тем, что Дона это совершенно не беспокоит, и тем, что Курт не в гипсовом корсете. Курт решил поверить в диагноз своей матери и в последующие годы утверждал, что у него был «незначительный сколиоз в средней школе». Хотя его утверждение расходится с фактами, Курт использовал его как еще один пример того, как подвел его отец. Как и многие дети после развода, Курт мастерски натравливал одного родителя на другого. В 1980 году Венди работала в Монте в офисе окружного уполномоченного, и Курт часто навещал ее после школы, хотя бы для того, чтобы сообщить о новых пытках, которым подвергли его Дон или Дженни. Когда дела у Курта в Монте пошли хуже некуда, он надеялся, что Венди примет его обратно. Но у его матери в то время были свои проблемы с Фрэнком Фрайничем. Она сказала Ким, что боится. Если Курт увидит разлады в ее доме, то может стать геем. Много лет спустя, когда Курт заговорил об этом с Венди и Ким, мама сказала ему: «Курт, ты даже не представляешь, что это такое. Вы бы попали в колонию для несовершеннолетних или в тюрьму». Одна из постоянных жалоб Курта Венди заключалась в том, что дети Дженни пользовались большим уважением в семье. Когда бывший муж Дженни дарил подарки Минди и Джеймсу, Курт начинал ревновать. Курт полагал, что любая дисциплина, которую ему предписывали, была связана с тем, что он не был биологическим ребенком Дженни. Он говорил своим друзьям, что ненавидит Дженни, жаловался на ее стряпню и утверждал, что она ограничивает количество газировки, которую ему разрешено пить. Он утверждал, что Дженни «слышит, как открывается банка Pepsi, находясь на расстоянии в три комнаты от него», а на обед ему разрешали «только два куска ветчины Carl Buddig на бутерброд и два печенья от Grandma’s Cookies». Лиланд Кобейн читал Дону лекцию о том, что он также находил отношение к Курту предвзятым: «На столе могут лежать фрукты, и Минди или Джеймс могут подойти и взять яблоко и начать его есть. А как только Курт пойдет и возьмет одно яблоко, то Дженни тут же устроит ему за это головомойку». Лиланд предположил, что Дон так боялся, что Дженни бросит его, как это сделала Венди, что встал на сторону Дженни и ее детей. Дон признал, что дисциплина была большей проблемой для Курта, чем для детей Дженни, но утверждал, что это было из-за личности Курта, а не из-за предвзятого отношения. Дон и вправду боялся, что Дженни уйдет от него, если Курт станет доставлять слишком много хлопот: «Я боялся, что дело дойдет до “или уходит он, или она”, и я не хотел ее терять». С возрастом отношения Курта с братьями и сестрами становились все более гармоничными. Он обожал своего единокровного брата Чэда, потому что любил детей. Курт бил Минди, но в то же время, когда не было занятий в школе, он целый день играл с ней. И все же, когда одноклассники говорили о его семье – некоторые из приятелей Курта считали Минди хорошенькой, – он быстро поправлял их, если кто-то называл ее «сестрой». Курт описывал Минди своим друзьям как «не мою сестру, а дочь новой жены моего отца», произнося эти слова так, словно она была мучением, которое ему приходилось терпеть. С Джеймсом они ладили лучше, возможно, потому, что Курт никогда не был в тени младшего ребенка. Когда мальчик, который был подающим в одной из бейсбольных команд Курта, ударил Джеймса, то он вмешался и даже угрожал нападавшему. Они также разделяли интерес к кино. Летом семья отправлялась в кинотеатр для автомобилистов с двумя экранами. Дон и Дженни брали по машине, затем парковали одну из них с детьми перед фильмом с рейтингом PG[31], в то время как сами смотрели фильм для взрослых на другом экране. Курт научил Джеймса, что вместо того, чтобы смотреть очередную комедию Дона Ноттса[32], они могли бы пойти в туалет и посмотреть фильм для взрослых, стоя рядом со стоянкой. Например, «Тяжелый металл»[33], который так любил Курт. Ему нравилось пересказывать своему младшему сводному брату фильмы, которые он уже видел. В прошлом году он смотрел «Близкие контакты третьей степени»[34] и мог воспроизвести все диалоги из фильма. «За ужином он играл со своим картофельным пюре и придавал ему форму горы из того фильма», – вспоминал Джеймс. В 1981 году, в четырнадцать лет, Курт начал снимать свои собственные короткометражные фильмы, используя камеру Super-8 своих родителей. Одной из его первых постановок была тщательно продуманная «Война миров» Орсона Уэллса[35], в которой инопланетяне – в исполнении фигур, вылепленных Куртом из глины, – приземлялись на заднем дворе Кобейнов. Он показал Джеймсу этот фильм с инопланетянами, пытаясь убедить младшего брата, что в их дом вторглись чужаки. Другой фильм, снятый им в 1982 году, показывает гораздо более темную сторону его психики: Курт назвал его «Курт совершает кровавое самоубийство», и в нем он, играя на камеру, которую держит Джеймс, притворяется, что режет свои запястья краем разорванной банки из-под газировки. Фильм полон спецэффектов, фальшивой крови, и Курт драматически разыгрывает свою собственную финальную сцену смерти в манере, которую он, должно быть, видел в немом фильме. Этот ужасный фильм еще больше оправдал опасения родителей о темной стороне Курта, которую они видели внутри него. «Что-то было не так, – говорила Дженни, – что-то было не так с его мыслительным процессом с самого начала, что-то ненормальное». Курт мог спокойно обсуждать события, которые у большинства мальчишек вызывают кошмары: убийства, изнасилования, самоубийства. Он был не единственным подростком в истории, который поднял тему самоубийства, но то, как бесцеремонно он шутил по этому поводу, казалось его друзьям странным. Однажды они с Джоном Филдсом шли домой из школы, и Филдс сказал Курту, что тот должен стать художником, но Курт небрежно объявил, что у него есть другие планы на жизнь. «Я собираюсь стать музыкантом-суперзвездой, покончить с собой и уйти в зените славы», – сказал он. «Курт, это самая глупая вещь, которую я когда-либо слышал. Не говори так», – ответил Филдс. Но Курт был непреклонен: «Нет, я хочу быть богатым и знаменитым и покончить с собой, как Джими Хендрикс». Ни один из мальчиков не знал в то время, что смерть Хендрикса вовсе не являлась самоубийством. Филдс был не единственным другом Курта из Монте, который рассказал подобную историю. Полдюжины других знакомых рассказывают схожие версии одного и того же разговора, всегда с одним и тем же мрачным исходом. То, что Курт в четырнадцать лет равнодушно говорил о самоубийстве, никого в семье не удивляло. Двумя годами ранее двоюродный дедушка Курта, 66-летний Берл Кобейн, старший брат Лиланда, взял револьвер 38-го калибра и выстрелил себе в живот и в голову. Тело обнаружил Лиланд. Ходили слухи, что Берлу вот-вот предъявят обвинение в сексуальном домогательстве. Берл не был так близок с семьей, как другие дяди Курта, но Курт постоянно говорил об этом со своими друзьями. Он небрежно шутил, что его дядя «покончил с собой из-за смерти Джима Моррисона», хотя Моррисон скончался десять лет назад. То, что было лишь шуткой для Курта, стало сокрушительным ударом для Лиланда. За год до самоубийства Берла, в 1978 году, брат Лиланда Эрнест умер от кровоизлияния в мозг. Хотя смерть Эрнеста в 57 лет официально не считалась самоубийством, она наступила после того, как его предупредили, что он умрет, если и дальше продолжит пить. Он упорствовал и в конце концов упал с лестницы, что вызвало аневризму, которая и убила его. Это были не единственные смерти, которые повлияли на Курта. Когда он учился в восьмом классе, возле одной из начальных школ повесился мальчик из Монтесано. Курт его знал – это был брат Билла Бургхардта. Курт, Бургхардт и Род Марш обнаружили труп, висящий на дереве, когда шли в школу, и они стояли и смотрели на него в течение получаса, пока сотрудники школы, наконец, не прогнали их. «Это была самая гротескная вещь, которую я когда-либо видел в своей жизни», – вспоминал Марш. Из-за истории семьи Курта и этого случая самоубийство стало понятием и словом, которое больше не являлось неприличным. Наоборот, это было просто частью его окружения, как алкоголизм, бедность или наркотики. Курт сказал Маршу, что у него «гены самоубийцы». Эксперименты Курта с наркотиками начались в восьмом классе, когда он начал курить и употреблять вещества. Курт стал курить на вечеринках, потом с друзьями и, наконец, стал ежедневно курить один. К девятому классу он уже был законченным наркоманом. Дурь в Монте была дешевой и доступной, по большей части местной. Это помогло Курту забыть о домашней жизни. То, что начиналось как социальный ритуал, стало его избранным анестетиком.