— Мамаша Милкис меня засудит… Я вас сегодня ждать не буду, хорошо? Ого! Это насколько же Патрициусу не нравится госпожа Милкис, чтобы он меня на границе с болотами решил бросить? * * * Мы с Патрициусом остановились перед белоснежным особняком, у которого башенок было больше, чем зубов у волкодлака. Особняк стоял последним на улице. И то, улица — одно название. Всего несколько домов в густом сосновом подлеске. Я спешилась и прошла в сад. Патрициус провожал меня таким жалобно-бархатным взглядом, будто в последний путь. На подъездной аллее особняка дома журчала искусственная речушка. Меня встретил чопорный дворецкий, который и глазом не моргнул в ответ на то, что я пришла расследовать дело пропавшей Ринды. Я подождала, пока меня пустят в гостиную — с лёгким удивлением, ибо… Где же спешка? Салон оказался выполнен в светло-розовых тонах, перетекающих в беж. Тут и там на каменных подиумах стояли скучные юридические награды четы Милкис. Сами Милкисы сидели на диване, как голубочки, сложив руки на коленях. У окна, ведущего в сад, замерла хрупкая девушка с крашеными голубыми волосами. Пробор — темный. У девицы были карие глаза, недобрая ухмылка, широкий свитер и драные брюки. Руки сплетены на груди, взгляд исподлобья. Тогда как взрослые выглядели образцом благополучия, девочка, казалось, живёт в Чреве Шолоха. — Здрасте, — улыбнулась я. — Я Ловчая, Тинави из Дома Страждущих. Пришла искать Ринду Милкис. — Поздно, — женщина скорбно поджала губы. — Вот она. Вернулась, — и палец на девицу. — О, — сказала я. — Распишитесь тогда. Какое… негероическое у меня дело. Женщина расписалась. Девочка буравила меня взглядом. — А вы не могли бы, — женщина побарабанила пальцами по лакированному подлокотнику кресла, — Наконец-то сделать что-то с Терновым замком? — Что такое Терновый замок? — удивилась я. Женщина презрительно хмыкнула: — Детский дом. Оплот скудоумия. — Мама! — рявкнула от окна Ринда. Неожиданно басовито. — Она вечно туда убегает, — продолжала ябедничать госпожа Милкис, — Нашла себе друзей, видишь ли! Со шпаной якшается! — МАМА! — Иногда и вовсе на ночь сбегает! Мы уже устали вас вызывать! Всё равно вовремя не приезжаете! Каждый раз одно и то же — пока припрётесь, она уже возвращается! Прикройте этот детский дом, хранителей ради! — Так отлично же, что возвращается, — я растерялась. — И не думаю, что детские дома имеют отношение к департаменту Ловчих… Но леди Милкис уже прорвало: — Это безобразие, что впритык к жилому кварталу располагается приют! Эти дети — пропащие души! Живут на болотах, как дикари! Их надо оградить! Или всё это — политическая провокация?! Вы специально построили Терновый замок рядом с нашим участком?! Вам не нравится наша республика?! Что вы хотите этим доказать, а, Тинави из Дома Страждущих? У вас к нам какие-то личные претензии?! Может, встретимся в суде?! Подозреваю, давненько у меня не было такого глупого и растерянного лица. И впрямь, что, интересно, я хочу доказать тем фактом, что подвернулась под руку расстроенной даме? — Мама! — снова крикнула Ринда. Еще чуть ниже. Ух, не девочка, а контрабас. — Да приюту сто лет! Это ты тут… Понаехала! Богачка грёкова! — Что ты сказала? Нет, ЧТО ТЫ СЕЙЧАС СКАЗАЛА?! — взвизгнула леди Милкис, бросаясь к Ринде с перекошенным лицом. Господин Милкис, так и сидевший, будто жердь проглотил, сунул руку в щель между диванных подушек, достал оттуда плоскую флягу, хлебнул, спрятал флягу обратно и устало закрыл глаза. Две женщины из рода Милкис не заметили маневра, так как исступленно орали друг на друга. — Ну, я пойду, — бодренько сказала я, помахала юристу и вышла из особняка. Сзади раздался грохот битого фарфора. Упс. Кажется, одна из наград пострадала. Эх, Ринда Милкис, ты держись. * * * Патрициус, вопреки своим же словам, все-таки ждал меня у ворот. Я обрадовалась. Причем куда больше, чем если бы кентавр ранее не высказал желания свинтить. Неожиданные радости лучше ожидаемых. Это очень немудреное правило. Но, если ты его просёк, есть опасность: можно превратиться в лицемера — начать регулярно принижать себя в чужих глазах, с надеждой на отложенный эффект. Но Патрициус… Нет. Судя по тому, с какой паникой он смотрит на особняк, ему действительно некомфортно. Тем ценнее, что ждёт. — Вы живы, мадам? — еще издали крикнул перевозчик и приготовился к низкому старту. За спиной у меня разбилось одно из окон особняка. Я оглянулась. Что-то металлическое — вроде обнаруженной фляжки — вылетело наружу, победно воткнувшись в клумбу тюльпанов. Сухощавый дворецкий невозмутимо спустился с крыльца, подобрал флягу, отвинтил крышечку. Поднял тост в мою сторону («Вы же понимаете…») и беззастенчиво хлебнул хозяйского пойла. Потом дворецкий оглянулся на особняк, тяжело вздохнул и пошел внутрь, прихватив на пороге совок и швабру. — Куда едем, мадам? В Ведомство? — Ага. Только по дороге давай заскочим в Сапфировый переулок, мне надо платье из ателье забрать. Патрициус ахнул, всплеснув руками: — Вы все-таки идете на День рождения Его Высочества?! — Да. Ты смог бы отвезти меня туда? — Да хоть бесплатно! — беззаботно вильнул хвостом Патрициус. И тотчас озабоченно нахмурился: вырвалось-то от души, но уж больно нерасчетливо для кентавра, которого дома ждёт шесть дочек. — Не-не-не. Ведомство оплачивает, — соврала я. Патрициус успокоился. Мы в темпе гнали прочь от особняка. Песчаная дорога пылила, затягивая дымкой мохнатые ноги кентавра. Сосны над нами просеивали солнце, как золотоискатели. Скандал дома Милкисов не затихал, но удалялся — и вскоре уже казалось, что это две лесные птицы кричат вдалеке. Визгливая сипуха-мать и басовитая кваква-Ринда. Ключ от нового кабинета слегка подпрыгивал на моей груди. Надо будет принести туда что-то своё, что ли… ГЛАВА 3. Принцев праздник Две категории людей не любят праздники: те, чья жизнь и так — праздник, и те, кто поставил крест на возможности чуда. Эрвин Боу, священнослужитель Согласно газетному интервью с господином Дайеном, дворцовым церемониймейстером, на приём в честь Дня рождения принца было выписано пять сотен приглашений. Для гостей подготовили несколько залов: Бальный, Гобеленовый, Зеркальный и Перламутровый. Прорва слуг денно и нощно готовилась к торжеству, натирая полы и бокалы, раскладывая ковровые дорожки, реставрируя портреты Дома Ищущих. Впрочем, заботу о картинах перехватил сам венценосный именинник: