– А что серебро? – спросил из-за спины у капитана Шалауров. – Не нашли ещё? Адъюнкт ничего не ответил. – И не найдёте, – сказал Шалауров. – Потому что не там ищите. А Шестаков знал где искать! – Где? – спросил капитан. – На Копаевом острове, – ответил Шалауров и посмотрел на адъюнкта. Тот молча разглядывал кончик пера. – Вот! – радостно воскликнул Шалауров. – Видишь? И господин адъюнкт со мной согласен. Адъюнкт удивлённо поднял брови. – А что, разве не так, ваше сиятельство? – дерзко продолжил Шалауров. – А что у вас тут за чертёж вчера валялся? – Не валялся, а лежал, – сказал адъюнкт. – И не чертёж, а выдумка. На ней много всякого ненужного начертано, но есть и разумные мысли. – А ну покажи! – воскликнул Шалауров. Адъюнкт поискал по столу, нашёл ту вчерашнюю карту, развернул и подал её Шалаурову. Шалауров стал её рассматривать и шёпотом читать то, что на ней написано. Потом сказал: – Вот! – и положил карту на стол, ткнул пальцем и сказал: – Вот он. Там, куда он указывал, на карте и в самом деле был начертан небольшой остров, а возле него была приписка: «Остров населён шелагами, подвластными князю именем Копай». – Ну и где здесь про серебро сказано? – насмешливо спросил адъюнкт. – Да кто же про такое прямо скажет?! – так же насмешливо ответил Шалауров. – Да про это никто никогда… Но тут раскрылась дверь, и вошли Орлов и Черепухин. Шалауров убрал руку с карты. Черепухин посмотрел на капитана. Капитан сказал: – Вот что, Илья Ильич, тут у нас заминка вышла. Ищем такелажный прибор, который был ещё Афанасию Федотовичу из Якутска выписан, когда он собирался в экспедицию. Не подскажешь, где искать? – Так чего его искать? – удивился Черепухин. – В головном лабазе, слева. Где положили, там и лежит. Уже скоро пятнадцать лет! Капитан поморщился, сказал: – Иди показывай. – А про себя подумал: чёрт бы их побрал! Черепухин пожал плечами, дождался, когда все оденутся, и вышел первым. Остальные пошли за ним. Они прошли через двор, но уже в другую сторону, прошли одну избу, вторую, и остановились перед лабазом. Черепухин достал ключ, отомкнул замок и открыл дверь. Изнутри пахнуло затхлым. – Э! – сказал капитан. – Как бы не сгнило! – Тогда так делали, что не сгниёт, – строго ответил Черепухин, разводя огонь. А когда развёл, вошёл в лабаз. За ним вошли все остальные и увидели, что там, возле стены, стоят какие-то здоровенные тюки, лежат две бухты каната, а к стене привален якорь. – Вот, – важным голосом сказал Шалауров. – Это он туда, куда я вам говорил, собирался. Да не дали! – И хорошо что не дали, – подхватил адъюнкт. – А то с чем бы ты сейчас остался? И не осилил бы подряд. А так осилишь. Ведь осилишь же? – Тут надо ещё посмотреть, – уклончиво ответил Шалауров. – А мы тебе ещё накинем! За новоманерность! Шалауров усмехнулся. Вот шельма, подумал капитан, откусил-таки своё! А адъюнкт, улыбаясь, сказал: – Всё то, что мы сейчас увидели, сохранилось до нынешнего дня только потому, что такого богатого рудного места, именуемого Копаев остров, не существует. Но в то же время под него можно было что-то получить, например, корабельный прибор, что Шестаков и сделал. И прекрасно! Теперь нам есть с чем встретить господина Лаптева. И это… И он замолчал, глядя куда-то капитану за спину. Капитан обернулся. Из-за угла комендантского дома вышел сержант Ситников и замахал рукой. – А, да! И верно! – сказал капитан. – Время-то уже какое? И я приглашаю вас всех к нам на пироги. Мы со Степанидой вместе приглашаем. Прошу! А сам в сердцах подумал… Ну да мало ли что он тогда подумал! А на вид он был весёлый и довольный. И первым развернулся и пошёл по тропке. За ним пошли остальные. Ситников посторонившись, взял на караул. Господа прошли за угол, подошли к крыльцу. Там уже стоял Орлов и держал двери. Вначале зашли гости, а уже за ними капитан… И обмер! Ну, ещё бы! В горнице было светло и чисто, и пахло аиром, на окнах висели новенькие белоснежные занавески, посуда на столе была выставлена расписная, чарки богемского стекла и скатерти китайские. Но это ещё что! А сама Степанида была разодета вот как: серьги на ней были рубиновые, крупные, платье немецкое, платок, правильнее, палантин, французский. Капитану это очень не понравилось, но он смолчал. Да и не до него пока что было. Адъюнкт выступил вперёд, поклонился и поцеловал Степаниде руку. За ним туда же полез Шалауров, а после даже Черепухин, но Черепухину она строго сказала: – Вот ещё! – и убрала руку, отступила. Вперёд вышел капитан, сказал: – Стёпа, рассаживай гостей. Степанида растерялась, не знала, что делать. Тогда капитан показал, кому куда садиться, и сам сел под образами, на хозяйское место. Рядом с ним села Степанида, за ней, так получилось, адъюнкт, напротив него Шалауров, а в дальнем конце Черепухин. Капитан велел накладывать и не смущаться. Да! А пироги, к общему довольству, оказались всякие – с морошкой, с рыбой, с мясом, с потрохами, но больше с морошкой. И к ним морошковая же самодельная водочка. Капитан кивнул, Черепухин обошёл вокруг стола и всем налил. Капитан встал и сказал, что первую чарку они выпьют за дорогого гостя, прибывшего к ним из далёкой столицы, от почти самой императрицы Анны Иоанновны, дай ей бог крепкого здоровья. Все встали и выпили, сели и начали закусывать. Молчали. Шалауров осмотрелся и сказал, что водка у господина капитана очень вкусная. – Или, – прибавил Шалауров, – я ошибся? Что скажешь, господин профессор? Может, чтобы распробовать, ещё налить? Адъюнкт пожал плечами и сказал: – На ваше усмотрение. Шалауров тяжело вздохнул и посмотрел на капитана. Капитан посмотрел на Черепухина. Черепухин встал и опять всем налил. Все выпили до дна, и только адъюнкт до половины. – А что? – сразу спросил Шалауров. – Теперь в столице все так? – и кивнул на адъюнктову чарку. – Да, – ответил адъюнкт, – теперь у нас там так. Государыня пьяных не терпит. И сама не пьёт, конечно. Теперь у нас там многое не так, как было прежде. – А прежде было лучше или хуже? – спросил Шалауров. – Э… – начал было адъюнкт, но передумал и продолжал уже так: – Каждое новое время рождает новые обычаи. Теперь совсем иначе веселятся. Да и веселиться особенно некогда, полно всяких дел. Вот я служу в Академии наук по курсу ботаники, геодезии и натурофилософии, а это на Васильевском острове, в Кунсткамере. И там же, на Васильевском острове, на седьмой линии, жительствую, а это почти прямо напротив государынева дворца. И я же вижу, как у неё свет горит и день и ночь. Значит, государыня не спит, о нас печётся. Я… И он замолчал, задумался, стал очень серьёзным. Сидел и глаз не поднимал. Степанида незаметно толкнула капитана локтем под бок, капитан кивнул Черепухину, Черепухин обошёл всех и налил, капитан встал и сказал тост за их новое важное дело, за то, чтобы оно славно сложилось, и тут опять все, теперь уже вместе с адъюнктом, выпили до дна. И сразу щёки у всех порозовели, Шалауров и Черепухин начали одновременно говорить, но такой же порозовевший капитан сказал им не забывать закусывать. А Степанида, ни к кому конкретно не обращаясь, спросила, как при дворе, если вдруг случается свободная минутка, веселятся. – Тогда танцуют, – ответил адъюнкт. – Но это другие, а сама государыня почти никогда не танцует, а больше любит наблюдать за танцующими. – Так, может, и у нас танцы устроить? – спросил Черепухин. Капитану это не понравилось, и он очень строго спросил: – А где ты музыку возьмёшь? – А если за Костюковым послать? – не унимался Черепухин. – Он на рожке играет знатно. А может и на ложках. – На ложках! – хмыкнул капитан. – Мы не в питейном доме! И осмотрел всех сидящих. Адъюнкт усмехнулся и сказал: – Из всех известных нам танцев государыня более всего жалует русского. И это уже все знают, поэтому если она вдруг не в духе, сразу выбегают молодцы и давай русского жечь, отжигать, и она, смотришь, оттает и повеселеет. Все молчали. Адъюнкт продолжал: – А ещё вот какая новая забава у них появилась – волчок! – Какой волчок? – не понял капитан. – Обыкновенный, на верёвочке, – сказал адъюнкт. – Или ты, Василий Юрьевич, по юным годам никогда волчков не верчивал? – Ну, как, верчивал, – нехотя ответил капитан. И, оживившись, продолжил: – И ничей чужой волчок никогда моего не переверчивал! Бывало, как только родитель уедет, сразу спустишься во двор… – И спохватился, замолчал. – Вот! – улыбаясь, подхватил адъюнкт. – Так и у нас теперь в царском дворце. А ещё… Но тут он замолчал и посмотрел на Черепухина. Черепухин вскочил. Адъюнкт кивнул ему, и тот пошёл вокруг стола наливать. Потом адъюнкт встал с полной чаркой и начал длинно и нудно рассказывать о том, как он ездил в Германию, в славный город Гёттинген, и как там веселятся. Но капитан его уже не слушал, а думал только об одном – зачем он про волчок рассказывал, зачем вообще столько пил, зачем приглашал… Ну и так далее. А время шло, Черепухин то и дело вскакивал и наливал всем до краёв, за столом было уже довольно шумно, адъюнкт живо рассказывал, какие необычные порядки в Германии, как там чисто и как благочинно, какой там университет и какие поля, какая на полях скотина и какой народ воспитанный. Но тут Шалауров осмелел, начал изрекать всевозможные спорности, адъюнкт на них довольно ловко отвечал, всем было весело, пошла общая беседа, начались вопросы и ответы. Степанида сама ничего не спрашивала, только сидела, открыв рот, и капитана это очень злило, но он пока терпел, пил, не закусывал… А потом не выдержал, встал и сказал, что сколько это можно пить, неужели у них нет других развлечений, и предложил адъюнкту сыграть в шахматы. Адъюнкт согласился. Капитан велел принести. Степанида принесла коробку. Черепухин сдвинул миски, капитан и адъюнкт сели один напротив другого и начали играть. Капитан был хороший игрок, у него редко кто выигрывал, Шалауров это знал и хищно усмехался, ждал, когда адъюнкт продуется, капитан спешил, хотел скорее выиграть, увлёкся, поставил под бой туру, начал её спасать, подставил королеву… А дальше было ещё хуже – адъюнкт великодушно подсказал ему, капитан переходил, королева была спасена, но адъюнкт дальше играть не стал и предложил ничью. И Степанида опять ничего не сказала. Что оставалось делать? Ничего. Шахматы убрали, выпили ещё, потом выпили на посошок, Степанида молчала как рыба, и уже только ночью, когда все ушли, она робко сказала, даже, правильнее, предложила, чтобы адъюнкт к ним каждый день ходил обедать. На что капитан гневно сказал: – И воскресений с него хватит! Так и порешили. Глава 4