— Живой, живой, — донеслось снизу. — А вот у них еще двое не жильцы — через улицу хотели уйти, но мы их достали. А двое уехали, гады. — Пущай ехают, — одобрительно сказал Леха, кажется, довольный текущим раскладом. — Нахрен они нам тут не сдались. — Эй, Мессуди! — крикнул Хельмут по-английски, разборчиво и четко. — Последний раз прошу — освободите заложников! Тронете их — умрете сами! Он добавил что-то еще, на своем языке. Кажется, пообещал, что мы не причиним им вреда. Мессуди что-то ответил, затем вновь заговорил Хельмут. Словесная пикировка длилась с полминуты, после чего немец подмигнул нам и жестом руки велел следовать за ним. — Если обманут и начнут в меня стрелять — не щадите их, — сказал он мне, положил ладони на лестницу и полез вверх. Закинутая за спину винтовка качалась на ремне и легонько била его в спину. Он оглянулся на полпути и добавил. — А еще постарайтесь, чтоб их смерть не была легкой. Если получится, конечно. Мы с Лехой хмуро кивнули, Хельмут же уверенно толкнул люк, податливо откинувшийся, и поднялся на хорошо освещенный чердак — свет ламп мы видели снизу, через квадратный лаз. Наверху завязался натянутый, но спокойный разговор. Судя по всему, Хельмут вел беседу с двумя мужчинами. Один раз вклинилась женщина, но осеклась, когда на нее сурово «цыкнули». Минуло не меньше пяти минут, которые мы с Лехой провели, посматривая то наверх, где исчез Хельмут, то назад, на лестницу, все опасаясь подвоха. Наконец, мучительное ожидание прекратилось — Хельмут спустился. На лбу блестели капли пота, сам он весь побледнел, но довольная улыбка говорила обо всем. — Так, ребята, они согласились. Там двое мужчин, четверо детей и три женщины. Мы отпускаем их, а они отпускают пленниц — их тоже трое. Все ясно? — Все ясно, — кивнул я, и Хельмут тотчас бросил пару фраз на немецком. Ему ответили «gut», и первым слез огромный плечистый араб, похожий на Дуэйна Скалу Джонсона, такой же перекачанный и массивный. Судя по рассказам Хельмута, это и есть Хаим, старший сын главы семьи, Маджида. И, выходит, это он так Семена разукрасил и, возможно, подстрелил Ваньку. Посмотрев вбок, на Леху, я понял, что он сейчас прокручивает в голове аналогичную цепочку умозаключений. Об этом свидетельствовали брови, плавно сходящиеся все ближе друг с другом, и вздувшиеся желваки, но лезть в бутылку Леха бы не стал, цена на этот раз слишком уж высока. Хаим, точно так же, как и мы, был вооружен АК. Тот висел на ремне, сдвинутый на грудь, и на оружии покоились сложенные ручища араба, спокойного и ничуть не напуганного нашим вторжением. Когда он смотрел на нас с Лехой, мне делалось не по себе, этот Хаим словно гипнотизировал нас, убеждая, что мы слабы и беззащитны, что не дерзнем выстрелить в ответ, когда он направит автомат на нас. Видимо, на Леху такое все же не действовало, так что Хаим вскоре прекратил изводить нас и взялся помогать своим дамам спускаться с чердака. Хельмут держал свою навороченную винтовку наготове, но арабы не давали ни малейшего повода для нападения. Держу пари, Хельмут при необходимости разнес бы головы этих кровопийц, как мишени в тире. Даже одна смерть главаря уже бы деморализовала его братца, такого же худощавого, как убитый Лехой. Первыми спустились их женщины — одна, судя по всему, мать, затем две сестры, девушки лет двадцати с небольшим. Следом пошли дети, три девчонки-подростка (возможно, погодки) и мальчуган-дошколенок с обезоруживающе милым и добрым лицом. Все хорошо одетые, сытые и все бы хорошо, если бы в их взглядах читалась настороженность и мрачное предостережение, недвусмысленно гласящее: «мы этого не забудем. Месть будет страшна». Несмотря ни на что, детей все же жаль. Их психика понесла невосполнимый урон, о чем лично я искренне сожалею, но избежать этого у нас бы никак не получилось. Ребята и так нагляделись такого, чего, как говорится, не развидеть. Наконец, показалась Семенова Машка, с огромным свежим фингалом, фиолетовым пятном охватывающим глаз. Леха от возмущения аж поперхнулся, и я воспользовался этой секундной заминкой и, склонившись, негромко напомнил ему, что ни в коем случае не надо лезть в драку. Машку отпустят, пусть и с «фиником», но живую и здоровую, а лицо заживет, никуда не денется. Она подарила нам слабую, но счастливую и благодарную улыбку. Рядом с Машей стояли еще две пленницы, тоже молодые, нам решительно не знакомые. Наконец, нашу процессию замкнул последний ее участник, брат Хаима. Я заметил такую же крутую винтовку, напоминающую оружие Хельмута. Он в последний момент вдруг вскочил на лестницу, но лишь для того, чтобы закрыть люк, а я уже успел подумать, что сейчас состоится последний, самый бессмысленный и беспощадный раунд. Нас набилось уже пятнадцать человек, что для межкомнатной площадки третьего этажа оказалось маловато — мы с Лехой оказались выдавлены на ведущую вниз лестницу. Спиной вперед мы начали спускаться, не выпуская Мессуди из виду, но напряжение все равно спало. Семейные узы важны для них, и никто из этих людей не начнет палить в условиях, когда велик шанс потерять мать, сестру или сына. Так и вышло. Мы спокойно спустились вниз, где Машка, едва завидев «замаскировавшегося» за какой-то тумбочкой Семена, с нечеловеческим воплем кинулась ему на шею. Ну, Семен, разведчик, и секунды не прошло, как раскрыли. Показались из укрытий и двое других ребят, также воссоединившиеся со своими подругами. Только Бастиан стоял один возле дивана, за которым держал засаду. Выпрямился, как-то странно посмотрел на все это дело и резко отвернулся. Мне почудилось даже, что его лицо странно при этом перекосилось, но ручаться не берусь. Я уже был наслышан о его трагедии. Она меня не тронула, если честно, потому что на этом этапе уже ничто не могло взволновать наши потрепанные умы и души. — Ступайте, — обратился Хельмут к Хаиму по-английски, для всеобщего понимания. — Мы для порядка держим вас на мушке, но стрелять не станем, и ты это знаешь. Просто уезжайте, и все. — Мы вернемся сюда, — честно и жестко сказал Хаим. — Обязательно. И очень скоро. — Знаю, потому здесь мы не задержимся. Все, вон отсюда. И Мессуди ушли. Тихо, затаив обжигающую их души злобу и со всхлипами скользя глазами по убитым сородичам, они расселись по двум машинам — Хаим занял здоровенный черный микроавтобус, здешний символ страха и смерти, а его братец — минивен мерседес. Женщины и дети как по команде, без суеты и спешки, чуть ли не с военной дисциплиной моментально распределились по местам, и транспорт синхронно отчалил. Как только хозяева дома скрылись вдали, Хельмут перевел дух, а потом встрепенулся и хлопнул себя по лбу: — Берта, бедная, там с ума сошла уже, надо бы ее выпустить! Собаку на дело не взяли — она старенькая, с ней будет много шума и мало проку, да и Хельмуту было слишком жалко ее. Берта обижалась и скулила, но в последнюю минуту согласилась остаться, хоть и недовольно фырча. Мы приоткрыли для нее окна, так что от недостатка воздуха псина точно не пострадает, разве что от скуки. По богатой гостиной поплыл радостный галдеж — мы с Лехой подошли к слившимся в объятиях Машке с Семеном, остальные бывшие пленники тоже весело сюсюкали и тараторили между собой. Хельмут махнул Бастиану рукой, мол, пойдем за Бертой, когда наверху кто-то забарабанил в дверь. Люди враз смолкли, встревоженно задрали головы кверху. Я с задумчивым видом тоже поднял глаза на потолок, как будто там можно отыскать ответ на вопрос «кто?». Увы, потолок не просвечивал. Может, показалось? Или упало что-нибудь, например. После секундной паузы по двери замолотили снова. Я растерянно прошелся взглядом по собравшимся, и командование на себя в очередной раз взял Хельмут. — Ты и твой друг, еще раз со мной. Бастиан, ты за старшего, всем снова укрыться и ждать. Мы бегом поднялись на второй этаж. Стучали здесь, в первую же дверь по коридору справа. Хельмут посмотрел на Леху, потом на меня и крикнул: — Кто здесь?! Вместо ответа в дверь забились еще неистовее, дополнив картину парой сдавленных стонов. Должно быть, у жертвы заклеен рот. Мессуди, гады, рассовали невинных людей по разным комнатам, как зверей по клеткам. Или… Нехорошие подозрения закрались в мою черепушку поздновато — Хельмут уже несся на дверь правым плечом, готовый к тарану. Когда полотно податливо хрустнуло и ввалилось внутрь, снизу донесся вопль Семена: — Нет!!! Не ходите туда! На Хельмута, как голодный тигр из засады, бросился высокий блондин в изорванной до состояния бесформенных лохмотьев одежде. Он вытолкнул старика в коридор, да так сильно, что тот врезался в стену затылком и остался сидеть недвижимо, с закрытыми глазами и странно искривившимся ртом. По лестнице загрохотали шаги — должно быть, Семена — я поднял пистолет, готовый стрелять, а долбаный зомби с нечеловеческой скоростью крутнулся, изменил траекторию и в стремительном броске свалил Леху на пол. Тот взревел от злости и боли — монстр впился ему в выставленную руку. Под напором зубов кожа лопнула, и кровь хлынула на белый и мягкий ковер коридора. И зачем Леха оставил спортивную кофту на первом этаже, оставшись в одной футболке? Гладкая ткань могла бы защитить, за нее так не ухватишься. Разгоряченный рэмбо, блин. Это же приговор, все, конец. Разражаясь самым отборным матом, я подскочил и трижды размашисто обрушил рукоять пистолета на затылок зомби, прежде чем тот, наконец, разжал зубы. Стрелять было боязно, я мог задеть Леху. А, наверное, лучше бы и задел. Как бы случайно. Друг торопливо столкнул с себя бесчувственного верзилу, подтянул автомат и, не вставая, прошелся по глыбой развалившемуся блондину длинной очередью, от чего тело последнего мелко задергалось в такт выстрелам. Я, кажется, оглох насовсем. — Леха, блин, да как же так! — в отчаянии воскликнул подбежавший Семен и всплеснул руками. Он, наверное, кричал громко, но для меня слова звучали тихо, словно издалека, и я едва различал их, читая по губам. Леха молча покачал головой и посмотрел на кровящую руку — зомби прокусил мягкую ткань на внутренней стороне предплечья. Он все понял, развитие дальнейших событий было донельзя предсказуемым. Друг переменился в лице и поднял глаза на нас с Семеном. — Парни, мы с вами друзья, не забывайте, — голос Лехи мелко дрожал, в этот раз он даже и не скрывал волнения. Он еще был весь на взводе, на эмоциях, еще толком не успел как следует испугаться и все понять. — Не, иди-ка ты нафиг, — перебил его я, уже понимаю, к чему клонит Леха. — Я щас отключусь, уже голову кружит, мужики, — признался тот и сделал странный мелкий шаг влево, как будто голову кружило в самом деле. — Видать, укусил он меня удачно, это дерьмо уже в крови, до мозга добралось. По-людски прошу, не дайте мне стать таким же, а? Я бы это для вас сделал на раз-два — вы сами знаете. — Хорошо, — спокойно проговорил Семен, глядя Лехе в лицо. — Дай мне автомат. — Чего? — я непонимающе повернулся к Семену, хотя в душе был благодарен ему за решимость. Он сейчас собирается совершить единственно правильный поступок, мне бы лучше ему не мешать. Руки на глазах прекращали слушаться Леху. Он весь сделался каким-то квелым, неповоротливым. Неуклюже, с третьей попытки он стащил оружие с шеи и положил его на пол, под ноги Семену. Мы стояли и смотрели на Леху, постепенно переходящего в стан недавнего врага. Его глаза были полны молчаливого отчаяния, быстро тускневшего вместе с сознанием и памятью. Он успел еще раз оглядеть нас и даже попытался что-то сказать, но уже не успел, только в горле раз булькнуло. Тело обмякло, расслабилось, и можно было подумать, что Леха просто присел, привалился к стеночке и решил вздремнуть. Только когда садишься сам, по своей воле, затылок не стучит о стену, а задница не плюхается на пол со всего маху. Из руки все еще капала кровь. — Забирай немца и иди, Димыч, — Семен отдал распоряжение таким тоном, какого я еще не слышал. Очередное открытие — Семен способен командовать, причем так, что и мысли о непослушании не возникает. Я поднял Хельмута на руки, забросил его на плечо и зашагал вниз — немец оказался чуть легче, чем я представлял, но такая нагрузка все равно заставила меня изрядно напрячься и двигаться медленно, боясь оступиться. Оглянуться я не смог бы при всем желании. Когда раздался один короткий выстрел, я почти дотопал до первого этажа — оставалось две ступеньки. Хоть я и ждал этого звука, он все же заставил меня подскочить, и я с трудом удержал равновесие, а потом, чтобы не упасть, ускорил шаг, невзирая на ноющую от тяжести спину. Внизу меня встретило шесть озабоченных лиц. — Герр Хельмут! — Бастиан бросился ко мне, помог донести старика до дивана, затем прижал два пальца к шее. — Есть, пульс есть. Что там случилось? Я сел, а, точнее, рухнул прямо на пол и рассказал в двух словах. Все скорбно промолчали. Вернулся Семен с АК на шее, подошел ко мне. — Я поздно вспомнил об этом. К нам утром приходил их главный, которого убил Виктор, — поведал Семен все тем же загробным голосом и указал на высокого чуть полноватого молодого мужчину, тот неловко кивнул, будто здороваясь. — Они хотели взять кого-то из нас и поставить против зомби врукопашную. Ну, развлечения у них такие. Я совсем забыл про это, и ребята забыли. Увидели своих… Из головы просто вылетело, блин. — Что уж теперь, — я раздраженно махнул рукой, еще не до конца отдавая отчет в том, что потерял второго близкого друга за два дня. — Специально того громилу заразили, чтоб потом веселиться, наблюдая, как дистрофик типа тебя, Семен, трепыхается в его объятиях. Не исключено, что и этот зомби у них появился точно так же — взяли в плен, бросили драться, парень убил тварь, но та успела, изловчилась как-то и заразила его. Либо же эти гады его заразили, специально. — Не исключено, — вздохнул Семен, встал и пошел к Машке, заливающейся горючими слезами, чтобы обнять ее и погладить по растрепанной голове. Она слишком добрая, теперь еще будет себя корить, что отчасти Леха с Ванькой погибли из-за нее. Я обвел глазами нашу компанию — Бастиан, склонившийся над бесчувственным Хельмутом, Семен с Машкой, еще один русский или, как минимум, русскоязычный с миниатюрной подругой-брюнеткой и худощавый, чуть смазливый парень с неформальной, на вид совершенно отвязной девицей с дырками от пирсинга на носу и бровях. Вот это набор, ничего не скажешь. Ощущение того, что придется брать вожжи, пришло само — ну, а кому еще это здесь под силу? Хельмут видит цветные сны, Леха мертв, Бастиан недееспособен как лидер, а остальные слишком заняты созерцанием своих половинок. Ликование, вызванное воссоединением, дурманит их мозг похлеще алкоголя, так что наделять полномочиями руководителя кого-то из них — по меньшей мере глупо. Все будут благодарны мне за инициативу. Да и мы ж теперь вроде герои, освободили, перестреляли кучу выродков, разбросанных теперь по полу в случайном порядке. Я и сам себя зауважал куда больше. Оказывается, гожусь на что-то, не прячусь за чужими спинами… Так, стоп, отставить. Дифирамбы сам себе спою в другой раз, пора делать из этого гнилого дома ноги. — Внимание всем! В общем, дело такое. Боюсь, что хозяева сюда вернутся, и очень скоро. Еще боюсь, что некоторые из них все же отсутствовали в момент нашей спецоперации, и в данный момент их оповещают (или уже оповестили) о случившемся те, кого мы отпустили. Словом, надо делать отсюда ноги и поживее, больше нам так не повезет — лимит дерзости и неожиданности исчерпан. Если Мессуди сейчас тут объявятся, нам придется худо, сами понимаете. Понимали все. Во всяком случае, никаких дискуссий и споров не разгорелось. Ответом на речь стали согласные кивки, и мои указания начали выполняться сразу и безукоризненно. Хельмута погрузили в его пассат, на заднее сиденье, потеснив Берту. Та разразилась неистовым лаем и наотрез отказывалась отходить от хозяина. Пришлось оставить ее на полу сзади, за передними сиденьями — как разжиревшая собака, похожая на покрытую шерстью немецкую колбаску, помещалась в столь узком пространстве и не испытывала при этом видимых неудобств, я так и не понял. Поразмыслив пару секунд, на всякий пожарный отодвинул водительское кресло чуть не до упора вперед, чтобы сердобольная собака точно не пострадала. Бастиан плюхнулся справа, я занял ставшее тесноватым место водителя, уступив форд Семену с Машкой и неформальной паре, Терри и Керстин. Парень водить не умел, а Керстин неважно себя чувствовала — когда мы пошли на штурм, ей как раз пользовался младший брат, Заур, ушедший живым, на своих двоих вместе с Хаимом. Да-да, а вы как думали, для чего в «плен» так охотно брали девушек? Хаим был единственным женатым и (пока) целомудренным среди братьев, и его супруга, а также мать с двоюродной родней благополучно эвакуировались. Блин, рано же мы их отпустили, надо было достоинства отстрелить. Хотя, слово «достоинство» к таким людям неприменимо. Возможно, как и слово «люди». Наконец, Виктор — тот самый русский — и его спутница из Франции Беатрис расположились в спортивном «мицубиси». На нем, наверное, колесил один из бесчисленных родичей Хаима, из тех, что помоложе. Скорее всего, хозяин машины медленно остывал где-то в коридоре или гостиной.